Весенний Слэшкон - 2012 - мероприятия

Подать заявку на проведение семинаров, мастер-классов и круглых столов можно сегодня, 23 апреля на умыл Св.
Напоминаем, что вы можете рассказывать и обсуждать все, что угодно, от тонкостей взаимоотношений в пейрингах love-hate до исторических реалий Древнего Рима, от правил орфографии до изготовления фандомных сувениров. Подробнее здесь.

Все еще можно подать заявку на презентации фандомов, сообществ и ресурсов, тоже сегодня, 23 апреля, на умыл Гест.
Обычно они выглядят как 5-10 минут рассказа о фандоме, с видеоматериалами (можно просто сделать информативный видеоролик), и по желанию - с ответами на вопросы аудитории. Однако вы можете проявить фантазию и найти другую форму, например, поставить сценку или устроить интерактивное шоу

Вы можете организовать в зале стол своего фандома, представить разные информационные материалы по нему, конкурсы, сувенирную продукцию и т.п. Фандомные столы можно объединить с презентацией фандома: выйти на сцену, рассказать о вашем фандоме и пригласить заинтересовавшихся к вашему столу. Или с видеопрезентацией, которую покажут на большом экране. Подробнее здесь.

@темы: на правах рекламы

---

Весенний Слэшкон - 2012

Первая часть, как и в прошлом году - информационная: семинары, мастер-классы, презентации фандомов и другие интересные мероприятия, на которые все еще можно заявляться.
Вторая часть - развлекательная: сценки, конкурс костюмов и танцы. Ведут традиционно Гест и Блэк.

Центральная тема Слэшкона в этом году - милитари. Любые военные и военизированные структуры от убойных отрядов с греющим сердце слэшера названием "морские котики" до скаутов. А также рыцарские ордена, опричники и прочие самураи и казаки-разбойники: милитари было во все времена. В том числе и в будущем: Startrek, Барраяр, Stargate...
Попробуйте найти фэндом, который не имеет совершенно никакого отношения к милитари в той или иной форме. Нашли? Делитесь, их исчезающе мало! Мы будем рады и этим редким исключениям: на СК приветствуются все фэндомы.

@темы: на правах рекламы

---

Dance-Party на Радужном Мосту

РЕГИСТРАЦИЯ ОТКРЫТА

Традиционная новогодняя танцевальная вечеринка!
Приглашаются все фандомы. Слэш, гет и джен!

другие баннеры || сообщество || встреча вКонтакте

4 января в 18:00
Клуб "Шоколадная фабрика"

Подробности.

Увлекательная и развлекательная программа,
наши фирменные конкурсы,
конкурс костюмов,
Secret Santa,
и много, очень много танцев!

В этом году вечеринка делится на три блока:
Асгард - посвящен фандомам комиксов и супергероев: Thor, X-men, Avengers, Batman, Watchmen и так далее.
Мидгард - посвящен суровому быту реальной Земли настоящего и прошлого: Sherlock Holmes, Glee, Criminal Minds, Leverage, White Collar, Suits, House, The Social Network, Rent и многие другие.
Утгард - посвящен космосу далекому и ближнему: Star Trek, Star Wars, Doctor Who/Torchwood, Firefly, Farscape и все остальные миры и планеты.
Гостям из других фандомов мы тоже всегда рады!

Дальнейшие новости и подробности будут в сообществе. Следите за новостями!

@темы: на правах рекламы

---

А дальше - снежное поле...

Автор: Saint-Olga
Иллюстрации: Taro Amoretti
Фандом: Макс Фрай, "Лабиринты Ехо"/"Хроники Ехо"(таймлайн ориентировочно между книгами "Болтливый мертвец" и "Лабиринт Мёнина")
Персонажи: Шурф Лонли-Локли, Макс
Отношения: Шурф/оригинальный персонаж/(Хельна).
Рейтинг: PG-13
Жанр: джен, экшн, глючь
Объем: 22 815 слов
Читать и комментировать ЗДЕСЬ

@темы: фики, фикатон, Макс Фрай

---

Шут и Убийца: на бумаге

В книгу входят роман "Шут и Убийца" полностью и рассказы из той же вселенной:
- "Первый раз", pwp, NC-17
- "После боя", pwp, NC-17
- "Волчонок", fluff, PG
- "Рыцарь на белом коне", gen, PG-13
Иллюстрации и оформление обложки - Drake.
Тираж 100 экземпляров. Все закончились.

запись создана: 10.05.2011 в 17:28

@темы: фики, Р. Хобб, Шут и Убийца

---

Проходя в глухой ночи через РПС-кинк, случайно написала текст. В процессе туда насыпалось такое количество кинков, что он стал иметь крайне небольшое отношение к заявке и заказчика вообще сквикнул, но что поделаешь - каждый кинк чей-то сквик. Перекладываю сюда (себе же на память - ссылка на первые отзывы.)

Пейринг: Майкл Фассбендер/Джеймс МакЭвой/(Энн-Мэри Дафф) из моей хэд-канонной РПС-вселенной.
Рейтинг: NC-21
Жанр: PWP, порно, бессмысленное и беспощадное, читайте список кинков внимательно, я вас предупредила!
Кинки: Polyamory, D/s, bondage, blindfolding, anal plug/vibrator, cock ring, orgasm denial, dirty talk, rape/beating fantasy, safeword.
1290 слов.

По углам спальни таятся тени, но локальные светильники над кроватью не скрывают ничего: ни блеска пота на тяжело вздымающейся груди, ни бесстыдно раскинутых ног, ни алых, опухших, измученных губ. Ни члена, прижавшегося к животу, такого уязвимого в плену темного кольца у основания. Он тоже влажно блестит, и Майкл проводит по нему пальцами и подносит потом к носу: сладковато-резкий, знакомый запах Энн-Мэри. Джеймс скулит, вскидывая бедра.
- Она тебя затрахала? - интересуется Майкл без сочувствия. Лицо у Джеймса тоже блестит, и когда он наклоняется его поцеловать, то чувствует тот же запах. Ее сок. И, кажется, его слезы - повязка мокрая насквозь. Майкл проводит кончиком языка вдоль ее края, по веснушчатой щеке, и чувствует соль.
- Ма-а-айкл... - тянет Джеймс потерянно, всхлипывая перед "к", и тянется губами к нему, и натягивает наручники. Часа три назад, когда Майкл заходил к нему в предыдущий раз, он трепался безостановочно, просил-требовал-командовал. Сейчас вот (после этого самого предыдущего раза и очереди Энн-Мэри) только скулит и вздыхает. Слушать это просто так невозможно, и Майкл снова целует его, трахая языком рот, глотая эти невыносимые звуки, от которых ток по позвоночнику и встает так, словно он не кончал последнюю неделю, хотя с последнего раза прошли те самые три часа.
Он проверяет руки Джеймса, и тот ловит его пальцы, переплетает со своими, шепчет что-то невнятное. Майкл качает головой: ему не нравится такой тихий Джеймс, он предпочитает, когда Джеймс болтает, он это делает так, словно оборачивает язык вокруг каждого слова, и Майкл немедленно думает о сексе. Впрочем, если он думает о Джеймсе, то гарантированно думает о сексе. И иногда о работе.
- Рассказывай, - приказывает он. - О чем ты тут без меня думал?
Джеймс облизывает губы (как будто они недостаточно мокрые!) и тянет время. Майкл щиплет его за сосок, вызывая стон. Джеймс дергает головой, слепо поворачиваясь, словно пытается поймать взгляд Майкла сквозь повязку, найти его в невидимом пространстве (он же тут столько часов уже, он, наверное, даже не помнит, где пол, а где потолок, и все, что Майкл с ним делает, неожиданность, свихнуться можно, Джеймс так и говорит, что они его с ума сводят, но не просит прекратить, даже когда они спрашивают, только еще-еще-еще…).
- Джеймс, - говорит он ласково. - Ты думал о...
- ...том, как я хочу кончить, - говорит Джеймс, выговаривая "кончить" почти благоговейно, оборачивая язык вокруг каждого слога, обсасывая звуки, акцент густой, как патока, и Майкл тоже думает, как хочет кончить, прямо ему на губы, прямо пока он говорит, и это хорошая мысль, но чуть позже.
- А еще о чем? - мурлыкает он, забираясь на кровать, и отсюда видно основание пробки между ягодиц Джеймса и слышно тихое жужжание вибратора. - Раздвинь ноги, - и Джеймс устало подтягивает колени выше, раскидывает их в стороны, и у Майкла вдруг щемит под сердцем от этой его открытости, физической, душевной, и он забывает, что собирался делать, и принимается гладить эти раздвинутые бедра, перебирает яички, гладит сразу за ними, и Джеймс делает короткие вздохи и на выдохе по частям выдавливает его имя - "Ма-ай-к-л", и потом еще "пожалуйста", и Майкл целует его туда, где гладил, и ниже, языком обводя растягивающий плоть пластик, языком чувствуя его вибрацию - слабый режим, интересно, переключала ли Энн-Мэри на другие или так и оставила.
Джеймс захлебывается криком, выгибается так, что кровать ходуном ходит, и Майкл стонет прямо туда, а потом резко шлепает его по бедру, напоминая:
- Говори!
- Кончить, я хочу кончить, пожалуйста, я не могу больше, я все сделаю, только пожалуйста, пожалуйста, Майкл, Ма-ай-кл... - слова слипаются, запутываются на языке, и Майкл чувствует себя сволочью, раз может слушать эту потерянную мольбу и не принести страдальцу облегчение немедленно. Очень счастливой сволочью. Поэтому он просто находит в складках простыни пульт от вибратора и увеличивает режим.
- А-у-ы! - кричит Джеймс и вздергивает бедра, пятками упираясь в кровать. Майкл отодвигается, наблюдая, пока его терпение не заканчивается.
- Все, что угодно? - уточняет он, даже не скрывая желания в голосе, и Джеймс отчаянно кивает, впустую качая бедрами - его члену не во что втираться, и на пробку не насадишься, и это все мучительно и совершенно недостаточно, именно поэтому Майкл это и делает.
- Хорошо, - говорит он и прижимает бедра Джеймса обратно. - Тогда расскажи мне о своей самой грязной фантазии. Такой, которой ты еще не делился. - Он наклоняется к члену Джеймса, трогает его дыханием на следующем слове: - Приступай.
- Блядь, Майкл... - надломленным голосом шепчет Джеймс. Майкл ждет, дыша на багровую головку. Смотрит, как Джеймс кусает губы, и думает, что найти такое, что они еще не делали - это надо сто раз подумать, и еще что если Джеймс не заговорит, то Майкл сам сломается и трахнет его без заморочек, чтобы кончил под ним, и пусть все к чертям...
Но Джеймс втягивает воздух, и сжимает руки в кулаки, и начинает говорить:
- Ты любовник моей жены. Тайный...
Майкл смыкает губы вокруг его члена и сосет, и Джеймс бьется в наручниках, бьется в его хватке, и Майклу приходится ждать, пока он соберется с силами, прямо вот так с членом во рту и ждать, и думать, что такой алый цвет, которым Джеймс заливается, не должен быть привлекательным, а вот ведь. Пробка у него внутри вибрирует, и Майкл чувствует ее эхо. Наконец до Джеймса доходит, что пока он не заговорит, продолжения не будет, и он выдавливает сквозь стоны:
- И я вас застукал. Прямо вот... в процессе. И очень... ревную...
Он втягивает воздух, и Майкл поражается - вот где-то тут оно "грязное" для Джеймса, потому что ревность они вынесли на помойку давным-давно, иначе оно бы не сложилось, а вот как выходит... Он сосет и понимает, что Джеймс долго не протянет, то есть куда он с кольцом денется, конечно, но связность его слова теряют стремительно.
- И я тебе... по морде... и ей, - тут Джеймс закусывает губу и мотает головой, словно из него клещами вытянули эти слова вместе с языком, и с трудом выдавливает дальше, - а потом ее связываю, а тебя... тебя...
Если он замолчит, Майкл сдохнет, потому что останавливаться сил нет, тяжелый пульсирующий член толкается в горло, так что он только напоминает о себе острым краем зубов, и Джеймс скулит и тянет дальше:
- Тебя трахаю чем-то... подручным. И так и оставляю... внутри... и ее потом, сам, чтоб ты видел... как она подо мной конча-а!-ает...
Майкл уже думает, что бы такое подручное поставить, когда они до этой фантазии доберутся, а потом ничего не думает, потому что Джеймс выгибает шею и заходится уже в отчаянии:
- Это все, Майкл, это все, теперь пожалуйста, пожалуйста, пожа... а!..
Майкл сдергивает кольцо, и ему в горло ударяет густая горячая струя, он давится, а Джеймс задыхается так, словно это ему налили полный рот спермы.
Когда он падает наконец на постель, без костей и сил, Майкл глотает то, что не пролилось Джеймсу на живот, и поднимается на колени. Вытаскивает чертов вибратор, не выключая. И вгоняет член, которым можно уже сваи забивать, прямо в растянутое, раскрытое, мокрое - от него же и мокрое, оставшиеся от прошлого раза сперма и смазка хлюпают, словно говорят "Майкл тут был", и он перегибает расслабленного, пост-оргазменного Джеймса пополам, и трахает его, а Джеймс издает тихие маленькие звуки, такие, что Майкл настораживается, и нагибается к нему, шепча "Какой цвет?", и Джеймс выговаривает "Зе-ле-ный", и кажется, добивает Майкла все-таки акцент, или голос, или просто Джеймс, расслабленный-принимающий-затраханный (а на самом деле разрешение делать все, что угодно, опять, после всего, что было, можно-можно-можно), потому что он вколачивается в него по самые яйца и кончает с такой силой, что перед глазами плывут круги.
Потом он валяется рядом с Джеймсом на кровати, поддерживая его голову, пока тот тянет воду через трубочку, и зовет его тихонько, и Джеймс вслепую поворачивает голову на звук и тянется, тянется, пока не дотягивается до его щеки, смазывая по коже мокрыми губами. Майкл гладит веснушки у него на скулах и думает, что круто было бы для подручного предмета спереть где-нибудь Оскар.

@темы: RPS, фики, X-men

---

фики по X-men

Выкладываю горсть мелких текстов, написанных по фандому X-men, киноверсия ("Первый класс", "Росомаха", трилогия "Люди Х").
Пейринг везде Чарльз/Эрик (Ксавье/Магнето).

Название: Пять первых раз, которых не было, и один
Рейтинг: PG-13
Жанр: 5+1
Написано по заявке Lindwurm: Чарльз/Эрик, первый раз.
Небечено.

Пять первых раз, которых не было, и один.

1. Благоговейное тепло хануки тает эхом, но Эрик все еще чувствует спутниковую тарелку, всю массу металла, в своих руках, как близость Б-га - он давно отрекся от веры своего человеческого народа, но в эти минуты она возвращается к нему сиянием праздничных свеч и чувством единства со всем миром - и ему кажется, что он может все. Поэтому когда Чарльз хлопает его по плечу, смеясь и плача вместе с ним, Эрик тянет его к себе, за часы на запястье, за застежки подтяжек, за подбойки ботинок, и Чарльз спотыкается и смеется еще громче, прямо ему в губы, а потом замолкает, потому что...

2. ...они целуются, пока грудь не начинает болеть от нехватки воздуха, и опрокидывают шахматы и бокалы. Чарльз проводит ладонью ему по груди, словно ищет что-то, и начинает хихикать прямо в поцелуй, и Эрик на секунду видит тот фокус, который телепат показывал Ангел - парик и платье - и сердито прикусывает ему губу, отчего Чарльз внезапно стонет так громко и жарко, что Эрик вспоминает, что нужно закрыть...

3. ...дверь за Мистик, и он откидывается на подушки, устало протирая глаза. Они такие разные, названные брат и сестра, а голова от обоих болит одинаково. Остается только надеяться, что Мистик не влюбится в него после одного поцелуя - она прекрасна, но...
Но.
Эрик стукается затылком о дубовую спинку кровати, пытаясь привести в порядок смутные мысли. Смутные чувства. Чертов Чарльз Ксавье, в его жизни все было так просто - найти Шоу, убить Шоу - пока не появился Чарльз Ксавье, притащив за собой стайку детишек, за которых Эрик почему-то чувствует ответственность, и нелепые благие намерения, и конечная цель - убить Шоу - неожиданно оказывается не конечной.
Когда размышления не приносят ответы, а становятся невыносимы, Эрик вспоминает, что предпочитает действовать, и идет в спальню чертова Чарльза Ксавье, который, как оказывается, тоже не спит. Но это ничего не проясняет, потому что утром Эрик не может понять, как их разговор закончился в...

4. ...постели, и еще слишком рано для будильника и для грандиозных планов, но Эрик не может больше смотреть в потолок и думать, что сегодня, сегодня, сегодня... Он спускается на кухню, где неожиданно обнаруживается Чарльз и кофе, разлитый на две чашки. Они пьют его в молчании, потому что ни один не хочет говорить о том, что ждет их сегодня, и ни один не может говорить ни о чем другом. Чарльз встает забрать чашки, но почему-то вместо этого ставит свою рядом с чашкой Эрика и спрашивает:
- Можно, я...
Эрик думает, что он хочет снова покопаться у него в голове, и думает, что Чарльз спрашивает только из вежливости, и думает, что его должно бы это злить, но только кивает.
Чарльз прижимает пальцы к виску, ладонь к щеке, но не к своей, а Эрика, и наклоняется к нему, закрыв глаза, словно перед прыжком с...

5. ...высоты, и у Эрика закладывает уши, и он цепляется за звенящий металл самолета, ощущая каждую его частицу, и Чарльза, зажатого между стенкой и его грудью - тоже до последней клетки, до последнего мутантского гена, и когда прекращается полет, и грохот, и падение, он плавно опускает их обоих. Чарльз стонет сквозь зубы, оглушенный, и неловко переворачивается, оскальзывается на круглой крыше, ставшей полом, и падает сверху, они прижаты друг к другу от груди до колена, и Эрик чувствует Чарльза снова - от адреналинового стука в груди до горячего пульса в паху, точь в точь как у него - и на секунду не остается самолета, и острова, и подводной лодки, только прилипшие ко лбу пряди и отчаянный блеск в глазах, и потом Эрик не может вспомнить, кто первым...

+1. ...перегибается через ручку кресла, но партия так и остается недоигранной.


Название: never dream of breaking this fixation
Рейтинг: NC-17
Жанр: 5+1
Написано по заявке Lindwurm: Чарльз/Эрик, чтение мыслей во время минета.
Небечено.

1962: июль, август, сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь

1. 1962 - Июль

Чарльз уверен, что этого хочет, но оказавшись лицом к... прямо перед задачей, теряет солидную долю уверенности. Потом этими губами ты будешь целовать Рейвен, напоминают остатки пуританского воспитания, пережившие знакомство с эротическими фантазиями матери. Назло им Чарльз ухмыляется и лижет головку. Эрик одобрительно вздыхает.
Они оба пьяны от бренди, и разговоров, и планов, и чувства не-одиночества, это головокружительное ощущение не проходит уже вторую неделю. Сегодня они нашли Алекса Саммерса. Теперь Мойра занимается бумагами на перевод его из тюрьмы в ведение ЦРУ, а они... отмечают. Друг другом они тоже пьяны.
Чарльз обхватывает головку губами. Эрик смотрит на него... Чарльз не знает, как назвать это выражение, но под этим взглядом он смеется, когда Церебро взрывает ему голову; щелкает по носу црушников, которые не могут без него обойтись; насаживается горлом на член, преодолевая рефлексы.
- Осторожнее, - говорит Эрик, вплетая пальцы в его волосы.
Не учи ученого, - упрямо огрызается Чарльз.
- Кто тебя учил... Зубы! - пальцы в волосах сжимаются, автоматически оттаскивая его прочь. Чарльз ловит эхо ощущений и солидарно морщится. Но едва отдышавшись, принимается за дело снова, уже осмотрительнее.
После третьей попытки Чарльз не удерживается и незаметно влезает Эрику в голову в поисках подсказки - недалеко, только перебрать плавающие на поверхности ассоциативные воспоминания. Но там ничего нет.
Тоже первый раз? - он так удивлен, что забывает об осторожности.
- Вон из моей головы, - и пальцы в его волосах снова стискиваются. Но не отталкивают.
Я с тобой облысею, - ворчит Чарльз, но новое знание только добавляет ему энтузиазма.

2. 1962 - Август

Брюки безнадежно испорчены - молния расплавилась и застыла каплями на ткани. На бедрах у Эрика будут синяки и глубокие полумесяцы от ногтей. Лампа, стол и оконные рамы - все противно дребезжит.
...отличительная черта человека - способность учиться на своих ошибках, - звучит голос Чарльза в его голове, и Эрик стискивает зубы.
Крестовые походы. Охота на ведьм. И чему они научились? Цифры на предплечье горят, словно только что выколотые. Он вцепляется Чарльзу в волосы, толкая его голову ниже. Чарльз терпеть этого не может.
Мы прошли долгий путь, Эрик. Идеи гуманизма распространяются все шире...
Их человеческие идеи гуманизма! ...еще, Чарльз... Гуманизм - только для тех, кого они посчитают за людей... не для нас, Ча-а!-арльз! Наш путь лежит дальше...
Мы часть человечества! У Чарльза западают щеки, он сосет все сильнее, влажные звуки мешаются с сердитыми стонами, когда Эрик больно тянет его за волосы. Стол начинает отбивать чечетку. Лампа маятником расшвыривает тени по стенам.
Мы не человечество. Мы новая ступень эволюции. Ты сам говорил... Как раз с этого момента их беседа за бренди начала перерастать в ссору.
Это не повод вести себя, как первобытные люди! Они истребили неандертальцев. Но мы можем сосуществовать...
...мирно? Когда они нас всех посчитают и сгонят в гетто... Эрик мотает головой, отгоняя воспоминания, и знает, что Чарльз тоже их видит.
Мы первыми начнем диалог. Уроки Второй мировой...
Уроки. Эрик стискивает пальцы, и Чарльз возмущенно стонет. Уроки.
Чарльз. Заткнись и соси.

3. 1962 - Сентябрь

Эрик жмурится, когда Чарльз вылизывает основание его члена, и расслабленные пальцы путаются в смятых простынях. Чарльз гладит его бедра и жалеет, что мутация не дала ему еще десяток рук, чтобы трогать все одновременно. Зато он может коснуться знакомого сознания, войти в него, как входят в море на рассвете, когда воздух и вода одной температуры, и до горизонта расстилается ртутное серебро... Безмятежность и удовольствие - состояние, которое они делят сейчас на двоих, и Эрик не совсем верит, что такое может быть в его жизни, жесткой и целеустремленной, словно отлитой из металла, а Чарльз не совсем знает, как помешать Эрику бросить это все ради его абсурдной цели.
Как его не отпустить.
Эрик ему необходим. Чарльз знает это с той минуты, как прыгнул в черную воду за неизвестным еще мутантом. Не из альтруизма, которым объяснял эту выходку потом - его просто притянуло, словно магнитом. И хотя Эрик может сколько угодно логично объяснять свое решение остаться с ЦРУ, но Чарльз, который сам и предложил ему эти логичные объяснения, знает, что на самом деле Эрик остался с ним. Это притяжение действует в обе стороны.
Они должны быть вместе.
Они вместе настолько больше, чем по отдельности. Чарльз телепат, а не провидец, но он совершенно убежден, что впереди у них будущее, которое преобразит мир. Он слышит его наступление в разговорах, которые затягиваются до утра, из-за которых они постоянно не высыпаются, и постоянно ссорятся, и не могут остановиться. Когда он ловит взгляд Эрика среди других взглядов, когда Эрик задевает его пальцы, проходя мимо, у него перехватывает дыхание от предвосхищения их будущего.
Нужно только определиться с деталями.
Эрик жарко вздыхает, гладя его плечи, и Чарльз закрывает глаза и жадно глотает его член, и серебряная вода удовольствия смыкается над ними.

4. 1962 - Октябрь

Чарльз. Чарльз. Чарльз!
Эрик надеется, что у него получается требовать, а не просить. Он никогда не знает, как много Чарльз считывает из его головы. Особенно сейчас, когда он на грани, и удовольствие становится невыносимым, и контроль слабеет с каждой секундой...
- Чарльз! - сердито шепчет он вслух. Горячие губы плотнее сжимаются на его члене.
Тшш, Эрик. Ни звука, помнишь? Еще один диск.
Эрик зло стукается затылком о стенку. Еще один диск от штанги поднимается в воздух рядом с четырьмя предыдущими. Удерживать несколько предметов сложнее, чем один такой же массы. Удерживать на месте сложнее, чем в движении. Удерживать, когда Чарльз довольно постанывает вокруг его члена...
Молодец, Эрик. Еще немного.
Эрик закрывает глаза, но так ощущения становятся острее. А если открыть, то его взгляд неизбежно опускается туда, где яркие губы Чарльза растянуты вокруг его плоти. Диски дрожат в воздухе. У Эрика дрожат колени.
Сейчас, Эрик, - и чужое удовольствие, словно ласковая теплая волна прокатывается по сознанию и вдоль позвоночника.
Его собственная разрядка - почти боль. Но Чарльз прижимается щекой к бедру и гладит по другому, и диски плавно опускаются на пол. Потом Эрик сам сползает по стенке.
- Отлично, - говорит Чарльз довольно, и Эрик заранее стонет, зная, что он скажет дальше. - В следующий раз попробуем...

+1. 1962 - Ноябрь

В отличие от всего остального, рот у Мистик совсем человеческий, с мягкими губами и розовым языком. Эрик откидывается на подушки и гладит чешуйчатое бедро, прижавшееся к его боку. Он подозревает, что она советовалась с Эммой или Ангелом, потому что получается великолепно, не сравнить с первой попыткой. Всего несколько минут, а он уже едва сдерживается, чтобы не вскинуть бедра, не прижать сильнее рыжую голову, и в лукавом взгляде Мистик вверх сквозь ресницы - удовольствие от его стонов.
Раздражает то, что ему хочется еще и поговорить.

5. 1962 - Декабрь

Кончик языка прослеживает вену на нижней стороне члена. Обводит головку. Горячий выдох отзывается дрожью во всем теле.
ЦРУ тебя ищет. И красные тоже. Это отвлекает внимание от школы, но тебе нужно быть осторожнее...
- О делах - потом. Но можешь сказать мне спасибо.
Плотное кольцо губ. Уверенный ритм. В этот раз не будет игр и оттягивания финала - заждались уже, хватит.
- Ох, Чарльз...
Я тоже скучал.
У Эрика техника совсем другая: там, где Чарльз долго дразнит языком и губами, Эрик сразу переходит к делу, помогая себе руками - брать глубоко у него не получается, и его всегда это злит, и он каждый раз пытается снова, но рефлексы оказываются сильнее.
Оу. Глубоко - это... кайф.
Чарльз... - угрожающе.
Ему не хватало этого - тяжести на языке, напряжения в горле, мускусного мужского запаха. И еще - чужого и знакомого разума. Чужого и знакомого удовольствия.
Чарльз сглатывает семя и чувствует оргазм Эрика как свой.
Свой он не чувствует.


Название: give it all away
Жанр: PWP
Кинки: D/s, knifeplay, bloodplay, mind control

Сделай это, Эрик

Чарльз, раскинувшийся на подушках, подпирает голову рукой, трогая пальцами висок. У Эрика сводит руку от напряжения, от сопротивления чужой воле, которая заставляет сжимать нож, тускло блестящий в золотистом свете лампы. Сделай это, Эрик, - шепчет голос у него в голове, соблазнительно скользя вдоль его собственных мыслей.
Эрик не понимает, как мягкое послевкусие секса, которым они занимались полчаса назад, превратилось в это. Как расслабленный смех и несерьезный спор превратился в остроту лезвия, касающегося его кожи на два пальца выше соска. Он не понимает эту игру. Острота металла и беспомощность перед чужой волей будят воспоминания. Будят гнев.
- Сделай это, Эрик, - шепчет Чарльз и отпускает его. Эрик чувствует его присутствие у себя в голове, но теперь напряжение мышц и вес ножа в руке - все это его. Только его.
Возбуждение, согревающее низ живота - тоже его.
Шоу использовал все это - боль, и принуждение, и реакции пробуждающегося тела подростка - чтобы вызвать его гнев. Вызвать его силу. Это Эрик мог понять. Он не понимает, зачем это Чарльзу.
Доверься мне, - говорит Чарльз сквозь воспоминания давнего прошлого. Его голос в них неуместен. Он видит слишком много.
Но он все так же смотрит на Эрика, в его взгляде и в прикосновениях его мыслей ласка. Эрик хочет разозлиться, но не может. Вместо злости приходит тепло, словно от свечного пламени.
Эрик падает на вытянутые руки, нависая над Чарльзом, и синие глаза широко распахиваются. Нож все еще касается его груди, хотя рука его больше не держит.
- Ты этого хочешь? - спрашивает Эрик.
- Ты хочешь, - говорит Чарльз и разводит колени шире, чтобы Эрик мог устроиться между ними. Он чувствует исходящее от Чарльза тепло, густой запах недавнего секса; чувствует тяжесть ножа и остроту лезвия. Он не знает, откуда Чарльз знает, что он этого хочет - он не знал, что хочет этого, пока лезвие не вскрыло его кожу.
Шоу делал с ним все, что делал, потому что хотел его силу. Боль, власть, секс - только средства. Эрик - только инструмент.
Чарльз делает все, что делает, потому что хочет этого. Потому что хочет Эрика. Потому что Эрик этого хочет.
Красная линия пересекает его грудь на два пальца выше соска. Чарльз облизывает губы. Нож разворачивается в воздухе и оставляет еще одну линию, под углом к первой, на которой проступают бисеринки крови. Эрик - шепчет Чарльз и вскидывает бедра. Вторая линия тоже проступает алым бисером.
Нож с низким вибрирующим звуком вонзается в изголовье кровати. Чарльз вздрагивает всем телом. Эрик рывком закидывает его ногу себе на плечо и двигается вперед. Влажная и податливая после предыдущего раза плоть легко принимает его. Чарльз принимает его, встречает его быстрый ритм резкими движениями бедер, его тяжелые вздохи - самозабвенными стонами, его жадные губы - солеными пальцами.
Изголовье кровати стучится о стену. Нож качается. Быстрее. Эрик прикусывает пальцы Чарльза, глуша рвущийся вскрик. Быстрее. Неудержимо. Чарльз жмурится. Быстрее. Еще.
- Эрик, стой.
Он замирает.
Наполовину погруженный в горячую плоть, он дрожит, как от холода - почти достигшее пика и неутоленное, желание мгновенно превращается в муку. Чарльз медленно открывает глаза, делает глубокий вздох. Говорит:
- Давай, Эрик.
Оргазм стирает мир белой волной.
Потом Эрик бессильно перекатывается на спину и потягивается, прислушиваясь к тому, как отзываются порезы на груди. Завтра от них останутся только тонкие линии Х и призрак боли при движениях.
Чарльз, приподнявшись на локте, нагибается над ним, вынимая нож из изголовья. У него на груди мелкие брызги красного. Эрик слизывает их и прикрывает глаза, оценивая металлический привкус. Привкус надежности и надежды. Металл его друг.
Чарльз его друг.
Металлу он доверяет.


Название: like a comet pulled from orbit
Рейтинг: PG-13
Написано по заявке Йорингель: Эрик каким-то образом узнает, что убил Чарльза дважды на том пляже - монетой и пулей.
Небечено.

Рутинное задание. Разведка. Он не пошел сам, отправил младших девочек под присмотром Азазеля. Они возвращаются раньше времени, Мистик зло вырывается из рук Азазеля, и глаза у нее блестят.
- Если бы я знала, что с ним случилось, я никогда бы не ушла! - шипит она, сглатывая прорывающиеся слезы. Оборачивается - видит Эрика - замирает.
Он не может прочитать смесь эмоций в желтых глазах. Он вообще не силен в чувствах.
Когда Мистик убегает прятать слезы, Азазель отчитывается о столкновении со старыми знакомыми. Теперь они называют себя "Иксмены". Чарльз был с ними.
Чарльз был в кресле-коляске.
Эрик складывает два и два.

Мистик приходит к нему вечером, спокойная и собранная. Наливает себе мартини. Раскидывается в кресле, склоняет голову набок ящеричьим движением.
- Что ты сделал с Шоу тогда, на берегу? - спрашивает она.
Они никогда не говорят о том, что было на берегу. Эрик сердито щурится. Мистик смотрит, не мигая, и ждет ответа. В тишине есть напряжение, как в прогибающемся металле.
Мистик ждет так, словно имеет право на ответ. Коротко и скупо, Эрик рассказывает. Когда он замолкает, она кивает, но не ему, а своим мыслям.
- Он кричал, словно его убивают, - говорит она. - Чарльз. Сначала он просил тебя остановиться, а потом просто кричал.
Сперва Эрик думает, что она говорит о рикошете. Но тогда Чарльз падал беззвучно, раскрыв рот в безмолвном крике. Потом он вспоминает стеклянные глаза Шоу. Его протянутую руку, не колыхнувшуюся даже тогда, когда монета упала на пол. Он думал об этом - как Чарльз мог удерживать его, даже когда стало ясно, что Эрик собирается сделать; как он надеялся, несколько коротких минут, что это значит - Чарльз принял его сторону. Он старался не думать об этом потом.
Мистик видит что-то в его лице, в побелевших пальцах, стискивающих стакан, и удовлетворенно кивает.
- Теперь мы квиты, - говорит она и уходит.

Вестчестер так же красив и безмятежен, каким Эрик его помнит. Он садится у подножия спутниковой тарелки. Смотрит вверх - они укрепили опоры, искореженные его тренировками. И снимает шлем.
Он уже забыл, каково это - чувствовать ветер в волосах.
Чарльз находит его через считанные минуты, усталость-узнавание-волнение-Эрик!
Магнето, - поправляет он. Он готов надеть шлем в любую минуту, как только покажется, что Чарльз пытается его контролировать - но и сам понимает, насколько это бессмысленно. Нужно все-таки научиться ставить щиты. Если бы только он доверял Эмме настолько, чтобы позволить себя учить.
Я могу тебя научить, - говорит Чарльз.


Название: bring you hope, old friend
Рейтинг: PG
Герои: Чарльз, Эрик, Скотт Саммерс
Написано по заявке Ламира: Чарльз/Эрик, сильно после фильма, разговоры о месте мутантов в мире..
Примечание: период, когда Эрик сотрудничал с Чарльзом в школе; несколько дней после финала "Росомахи". Поскольку точных дат я не нашла, то позволила себе считать, что все это хронологически совмещается в мувиверзе (и приходится где-то на восьмидесятые).
Небечено.

Скотт Саммерс не собирался подслушивать.

Скотт Саммерс не собирался подслушивать. Он оказался в саду под открытым окном случайно. Просто у слепых хороший слух.
- Не могу сказать, что разделяю твою радость.
- Мы спасли девять детей.
- Девять детей, которых пытали и использовали в экспериментах твои драгоценные люди...
- ...Они не мои, Эрик...
- ...и кто знает, сколько еще погибло. Сколько осталось в тех застенках. Сколько таких застенков...
Профессор Ксавье и профессор Леншер. Они управляют школой. Профессор Леншер преподает физику и математику, днем Скотт проходил с ним тесты, чтобы определить свой уровень образования. Профессор Ксавье читал утром лекцию по этике. Специальные занятия пока не начались, но Скотт ждет не дождется; профессор Ксавье говорит, что, возможно, он сумеет научиться контролировать свои глаза и тогда сможет видеть. Он хотел бы снова увидеть солнце. Или мисс Мистик, которая ничего не преподает, но живет в особняке - ребята рассказывают, что она синяя и в чешуе. И не носит одежду.
- Мы уже говорили об этом. Переговоры с правительством...
- Пустая трата времени! Пока им выгодно поддерживать вежливый вид, они просто врут и тянут время, и ничего не делают. Как только им перестанет быть выгодно, они достанут оружие.
- И мы будем защищаться.
- Лучшая защита - это нападение.
- Твой опыт показывает, что это не так.
- Если бы ты был на моей стороне, а не на моем пути...
Про профессора Ксавье ребята рассказывают много. Про профессора Леншера - мало, только что он "строгий, но клевый". Скотту все время кажется, что у него есть какая-то тайна. А сейчас он, похоже, немного ее подслушал. Нечаянно.
- Твой путь не приведет нас к миру. Только к новой крови. Тебе ее недостаточно?
- Я не хочу крови, Чарльз, но не стану ее избегать из брезгливости, как делаешь ты. Счастье человечества стоит слезы ребенка. Ты собираешь в свою школу избранных, а остальные...
- В нашу школу.
- ...Десятки, сотни мутантов погибают в застенках, на улицах, в собственных домах, пока ты ведешь переговоры! Хавока так и не нашли после той бойни, его сын стал лабораторной крысой... И кстати, Чарльз, те, с кем ты ведешь переговоры - кто называет тебя "уважаемый профессор Ксавье" и пожимает тебе руку - они знают, что ты мутант?
Они не повышают голос, но этот спор тревожит Скотта куда больше, чем громкие скандалы матери и отчима. Он хочет уйти, но вдруг понимает, что не помнит обратной дороги. Он старался запомнить все в первые дни, когда ходил с провожатыми, и был уверен, что если не отходить от дома далеко, то он не потеряется - но кажется, все-таки заблудился.
- Я полагаю, что мой авторитет профессора генетики имеет больше значения в вопросе борьбы за права мутантов, чем мои гены.
- За наши права. Ты не можешь даже сказать это им в лицо.
- Ты хочешь, чтобы мутанты притворялись людьми, и думаешь, что это решение проблемы. Но они и себе подобных не могут принять! Ты можешь сколько угодно говорить, что Аушвиц - это давняя история, и они изменились. Хочешь посвежее? За то, что мы делаем на этой самой кровати, в половине штатов нас все еще могут посадить в тюрьму.
Скотт не сразу понимает. И сразу старается об этом не думать. Зато он знает, где находится - возле западного крыла, где расположены спальни взрослых.
- Это тоже меняется, Эрик.
- Слишком медленно!
- Насилие не ускорит эволюцию.
- Зато может замедлить.
- Количество мутантов растет с каждым поколением...
- И количество пострадавших от людей - тоже.
- И все же ситуация улучшается.
- Ты так веришь в свои проповеди.
- Я верю в человечество - и под человечеством я имею в виду равно людей и мутантов. Из поколения в поколение мы становимся лучше.
- Ты и твоя надежда на лучшее.
- Я и моя надежда на лучшее.
Странно: они все еще ссорятся, но в голосах звучат улыбки. До Скотта доносится звон льда в стакане и журчание льющейся жидкости. Пора уходить: становится прохладно, и он уже слышал слишком много.
Вслед ему звенит от соприкосновения хрусталь.


Название: Диалог без ремарок
Пейринг: Чарльз/Эрик (Эрик/Мистик)
Рейтинг: PG-13
Написано по заявке Marion_DeLorme: Чарльз узнает, что синяя женщина в постели по настоятельной просьбе Эрика принимает внешность Чарльза.
Небечено.

Диалог без ремарок

- Я не знаю, что хуже: то, что ты спишь с моей сестрой, или то, что ты спишь с моим суррогатом.
- Не лезь ко мне в голову - не узнаешь лишнего.
- В бою не до вежливости, знаешь ли.
- Хм.
- Кстати. Спасибо, что не дал Вихрю добить Баньши.
- О чем ты? Я его не останавливал.
- М-м... да, конечно.
- Шах. Ловко Хэнк сдернул с меня шлем.
- Он осваивается с новыми способностями. Я передам...
- Не вздумай.
- Ладно.
- Шах.
- Эрик, ты действительно хочешь... то, что я видел?
- Ты спрашиваешь, чтобы избежать неизбежного мата, или с другой целью?
- С другой.
- ...Да.

...

- Почему раньше ты не...
- О господи, тебе больше нечем занять рот, кроме разговоров?
- Одно другому не мешает.
- Черт.

...

- Лe4-h4.
- Лa8-a7.
- Ch3-g2. G2, Чарльз!
- Я не могу сосредоточиться на ментальной проекции, когда ты меня отвлекаешь.
- По-моему, ты просто жульничаешь. Хочешь идти за настоящими шахматами?
- Нет.
- Тогда перестань жульничать.
- Тогда перестань меня отвлекать. d3:c2.
- М-м. Фg5-h6.
- Ты и дальше будешь спать с Рейвен?
- Мистик.
- Фe8-f8.
- Не знаю.
- Хм... Пожалуй, я ничего не хочу об этом знать.
- Тогда не спрашивай.
- Она моя сестра. Если ты ее обидишь, я поджарю тебе мозги.
- Фh6:h7.
- ...Сдаюсь.

Название: Сентябрь 1963
Герои: Чарльз, Эрик
Рейтинг: G
Разговоры о политике.

Сентябрь 1963

В парке перед мемориалом Линкольна пустынно. На Эрике нет шлема, но Чарльз не читает его мысли. Эрик толкает его кресло, не помогая себе даром.
- Это великие слова, Эрик, и великая речь. Она изменит ход истории, вот увидишь.
- Слова и мечты не меняют историю. Ее меняют действия.
- Каждое действие начинается с мечты.
Эрик хмыкает, не собираясь соглашаться. Кресло встряхивает. У него есть пара идей по облегчению конструкции, которые нужно будет передать Хэнку.
- Почему бы тебе не выйти туда, на ступени, и не прочитать речь о том, как однажды мутантские и человеческие дети возьмутся за руки...
- Еще рано, Эрик.
- Когда будет пора? Ты собираешься сорок лет водить мутантов по пустыне?
- У Мойры есть контакты в Белом доме. Президент Кеннеди информирован, и я надеюсь, что нам удастся получить аудиенцию. Возможно, уже к Рождеству появится билль о правах мутантов...
- А возможно, к Рождеству нас начнут переписывать и нумеровать.
Чарльз оборачивается к нему, поджав губы. Пальцы Эрика стиснуты на спинке кресла так, что костяшки белеют.
- Давай вернемся в отель, - говорит Чарльз мягко.

Название: Бес в ребро
Рейтинг: PG
Таймлайн: после X-Men: Last Stand
ПОВ Росомахи, претензия на юмор, флафф бессмысленный и беспощадный. По мотивам разрешения однополых браков в штате Нью-Йорк.

Логан сидит на крыльце особняка с пивом и сигарой и размышляет о том, что либо любовь зла, либо...

Логан сидит на крыльце особняка с пивом и сигарой и размышляет о том, что либо любовь зла, либо профессор Ксавье все-таки не переселился в тело своего идентичного за исключением безмозглости близнеца (даже лысина та же), а с ними уже четыре года тусуется в его облике какой-нибудь метаморф. Второе в натуре правдоподобнее. Но его проверяли всеми доступными способами, и если уж Маккой ничего не нашел… приходится верить в сказку про переселение душ.
Все равно профессор от стресса явно крышей поехал. Больше ничем Логан не может объяснить, почему с ними те же четыре года живет профессор Леншер, в прошлом более известный как Магнето, мегаломаньяк-геноцидник со стажем. Он, конечно, теперь безопасный, только ложки гнуть умеет. Но все равно, если твой периодический бойфренд регулярно пытается прикончить большие группы людей, потом его надо отправлять в тюрьму, а не брать под крылышко.
Ан нет, живет вот. С детьми возится. Лекции читает. (Ксавье тоже лекции читает, а директором теперь Ороро, потому что профессор вернуться-то вернулся, но заявил, что желает покоя на старости лет.) Ороро и остальные сначала были против, но Ксавье поручился, и ничего – привыкли. А Логан не привык. Логан ему морду хотел набить сначала, за Роуг, и за Джину, и за все хорошее, но неловко как-то стало. Старый он уже. Но Логан все равно за ним присматривает.
При детях-то тишь да благодать, а как эти двое, когда детей рядом нет, спорят – ни одной ложки целой не остается. (Иногда целых ложек не остается по другой причине. Но тогда Леншер утром их обратно разгибает.) Но вот ведь дело какое: вечером ругаются, ночью дверями хлопают, а утром – раз, и опять бегают трусцой вместе (Ксавье получил ноги и отрывается, а Леншер за компанию), посыпают старческим песком дорожки, как ни в чем не бывало. Ороро говорит, что так и раньше было, когда Леншер в школе работал. Любовь все-таки зла.
Сегодня вот с самого утра улизнули в город. Думали, что никто не заметил. Логан заметил, конечно, он же за Леншером присматривает. Но тот с Ксавье поехал, так что либо у них какие-то общие коварные планы были, либо не коварные, но общие. Вроде бы второе. Потому что вернулись оба с кольцами. Тихонько так, значит. Чтобы никто не заметил.
Не заметят тут, как же. В гостиной уже сюрприз-вечеринку приготовили. На скорую руку, конечно, но сами виноваты, и если Ксавье будет возмущаться, что вино из его подвалов достали, Логан ему так и скажет – сам виноват, проф, предупреждать надо.
Так что сейчас он пережидает первые писки-визги-поздравления, пока там девчонки умиляются. Вот докурит и пойдет. Поздравлять молодых.

@темы: драбблы, фики, X-men

---

Шут и Убийца: мастер-пост

Автор: Saint-Olga ([email protected])
Фандом: Робин Хобб, цикл о Шуте и Убийце ("Сага о Видящих", "Сага о живых кораблях", "Сага о Шуте и Убийце")
Пейринг: Фитц/Шут
Рейтинг: PG-13
Жанр: джен, приключения
Первые читатели: origami и Кларисса
Бета-читатели: Helga и origami
Эпиграфы: романы Робин Хобб в официальном переводе издательства ЭКСМО.

Прошло семь лет, и Фитц доволен своей жизнью. Но случай снова сводит его с Шутом. К чему приведет новая встреча Пророка и Изменяющего, двух людей, чья близость преодолела даже смерть?

Главы романа: Пролог 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17-18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 Эпилог

Рассказы:
Первый раз, pwp, NC-17
После боя, pwp, NC-17
Волчонок, fluff, PG
Рыцарь на белом коне, gen, PG-13

Весь цикл с возможность скачать роман одним файлом: Archive of Our Own.

Словарь языка Белой Земли

Словарь языка Белой Земли
Ар - Бог
Н'ар - человек (дитя/творение бога)
Аддун - человек, мужчина; 'ад - суффикс мужского рода в словах, обозначающих людей,знак принадлежности мужчине
'а - суффикс женского рода в словах, обозначающих людей
Н'ар'а - госпожа (дитя бога женского пола, очень уважительное обращение к женщине)
Н'ар'ад - мужчина (дитя бога мужского пола, вежливо-повседневное обращение к любому мужчине)
Фир'ад'а - женщина (вещь/собственность мужчины женского пола; нормальное обращение к любой женщине, равной или ниже по классу)
Фир'ад - слуга (вещь/собственность мужчины мужского пола; также обращение к мужчине низшего класса, но только от мужчины)
Ар'лет - Радость Бога; в королевской династии имена принято давать значимые, связанные с Богом
Ар'эл'адн - спаситель (человек/мужчина, подобный Богу)
Нэ'фир'а - спасенная по отношению к спасителю (дитя/творение/вещь/собственность женского пола)
Аддун'ад - гомосексуалист (мужчина, принадлежащий мужчине; наиболее мягкая форма)
Адн'а - гомосексуалист (мужчина, подобный женщине; крайне уничижительное)
Ар'т'тар - Сила Бога

Иллюстрации Drake: к главе 17 "Танец на снегу", к главе 26 "Дом, милый дом".

Приобрести книгу "Шут и Убийца": здесь.

@темы: фики, Р. Хобб, Шут и Убийца

---

Шут и Убийца, "Волчонок"

Пейринг: Шут/Фитц
Рейтинг: PG
Жанр: флафф

Но хотя однажды мы с ним вырастили волчонка, которого я нашел в лесу раненым, он не занял место Ночного Волка в моей душе, и уже никто не займет.

«Шут и Убийца», эпилог

Шут сидит у камина, положив узкую ладонь на голову волка, и смотрит на меня, думая, что я не замечаю. Я все чаще ловлю такие его взгляды, с тех пор, как принес в дом волчонка. Я нашел его, едва живого, в лесу во время охоты; чудом заметил на снегу - он был белым, и совсем маленьким, еще слепым.
Шут возился с ним едва ли не больше, чем я сам. Волчонок начал ходить за ним хвостиком, как только открыл глаза; до тех пор он не замечал Шута и вечно спотыкался об него, а когда прозрел, то начал называть так же, как Ночной Волк в свое время: "Лишенный запаха". Порой, глядя на их возню - рычащий волчонок нападает на Шута, а тот уворачивается с грацией хищного зверя, словно он тоже волк - я чувствовал уколы ревности.
И тем не менее, Шут бросал на меня такие взгляды, как сейчас. В них был немой вопрос, и застарелая боль, и неизменная готовность принять - заранее! - все, что будет дальше, любое мое решение. Это было невыносимо.
Это и сейчас невыносимо, но я терплю, стискивая зубы. Я знаю, о чем он думает, когда смотрит на меня так. Об этом же он думал, когда спрашивал меня, как мне нравится Вороная, которую он подарил, а потом - Ластвилл. Об этом он думает каждый раз, когда я глажу бросившегося мне навстречу щенка или играю с королевскими котятами.
Откладываю упряжь, которую чинил, и сажусь на ковер у камина рядом с ним. Плечо к плечу - не касаясь, но чувствуя тепло тела. Шут трепетно оберегает свои границы, но это давно перестало меня смущать: я знаю, что его любовь не имеет границ. Мне понадобилось много лет, чтобы это понять - но теперь я знаю.
Он наклоняет голову, так что волосы змеятся по рубашке, и легко улыбается. Его рука, левая, без перчатки - очень темная на белой шерсти волчонка. Мои ладони на его коже всегда кажутся мне удивительно светлыми, и я каждый раз удивляюсь этому заново...
Он тихо вздыхает, и, поймав его взгляд, я понимаю - он думает, что я смотрел на волчонка. И я не выдерживаю.
- Ты считаешь, что у меня так много сердец? - говорю я тихо, и он всего на секунду сводит брови - но я никогда не научусь говорить загадками так ловко, как умеет он. Поэтому его лоб тут же разглаживается, и он отводит глаза.
- Однажды ты сумел вернуть себе сердце. - Он как будто шутит, но я угадываю за этим фасадом тоску, которая точила его с неизвестно каких пор - я так и не спросил у него, когда он сам понял, что...
- И тут же отдал в другие руки, - говорю я в тон и сдвигаюсь немного, чтобы моя ладонь прижалась, ребром к ребру, к его затянутой в тонкую перчатку правой руке. Он сдувает упавшую на лицо воздушную прядь и внимательно смотрит на меня.
- Фитц, ты знаешь, что я никогда не буду возражать.
Я начинаю сердиться.
- Шут, ты знаешь, что я никогда не стану этого делать.
Выражение его лица почти не меняется, но линия губ твердеет.
- Ты не должен лишать себя того, чего хочешь...
- Я не хочу! - перебиваю я. Волчонок и до того поднимал уши, прислушиваясь к разговору, а теперь, уловив мой тон, он выбирается из-под руки Шута и как будто просто так отбегает в угол, принимается шумно лакать воду. Шут провожает его взглядом.
- Ты сам говорил, что чувствуешь пустоту в душе.
- Там, где был Ночной Волк. Это не значит, что я приму другого на его место.
- Может быть, тебе стоило бы...
Мне надоедает этот спор. Иногда Шут считает, что лучше знает, что мне нужно. Иногда он ошибается.
Я беру его правую руку, аккуратно стягиваю с нее перчатку и подношу к губам. Смотрю в его золотые глаза, прежде чем поцеловать серые кончики пальцев - я всегда так делаю, потому что когда меня захлестывает волна Скилла, мне кажется, что я тону в его глазах, такой он золотой изнутри.
Это длится целую вечность - и всего несколько секунд, потом он отдергивает руку и торопливо натягивает перчатку, и прикрывает глаза, но я успеваю заметить в них облегчение. Он гладит вернушегося к нам волчонка, а потом смотрит на меня и смеется:
- Любимый, Скилл - это прекрасно, но нам нужно учиться разговаривать словами. Большинству людей это удается, знаешь ли.
Я тоже смеюсь, и протягиваю руку волчонку. Он игриво прихватывает ее зубами и рычит.
- Знаю, Фитц, - говорю я, вполсилы пытаясь отобрать у волчонка добычу, - но ведь у нас еще столько времени. Научимся.
Он укоризненно качает головой, но не может не улыбаться.

@темы: фики, Р. Хобб, Шут и Убийца

---

Шут и Убийца, "После боя"

Пейринг: Шут/Фитц
Рейтинг: наконец-то NC-17
Жанр: PWP

Нам снова пришлось зимовать в Белой Земле, пока не успокоилось восстание против Арлета и его королевы-колдуньи, пока не были найдены и уничтожены все пожиратели душ, доведенные до безумия алым драконом. Это были тяжелые дни, но не тяжелее тех, которые остались в моей молодости, и мы находили убежище от холода, и усталости, и печали в объятиях друг друга.

«Шут и Убийца», эпилог

Я сходил с ума: мои стены Скилла не выдерживали, и я слышал многоголосый хор душ, не желающих умирать. Они кричали от чудовищной боли, разорванные на части, забывшие себя - но оставшаяся в них животная жажда жизни заставляла их выть от ужаса и ненависти, когда я убивал их палачей, а теперь носителей. И даже после смерти тел они не уходили: куски душ, разодранных на части и поглощенных, словно висели в воздухе, продолжая вопить о боли, ненависти и страхе смерти.
Это сражение не походило ни на одно из тех, в которых мне доводилось участвовать прежде, и я мог только мечтать, чтобы подобного испытать мне больше не довелось. Меч Чивэла скоро покрылся кровью по рукоять, и моя рубашка была красной до локтя, а бой все не заканчивался - не бой, бойня, потому что многие были безоружны, и это были женщины и дети. Но я не испытывал жалости, хотя знал, что потом чувство вины меня настигнет. В те минуты я испытывал только звериную ярость - эхо ярости пожирателей душ, которая зажигала их глаза диким светом и заставляла даже детей, даже старух бросаться на нас и впиваться зубами в плоть, царапать ногтями, пока нам не удавалось отбросить их и пронзить мечом. Единственным, что удерживало меня от того, чтобы спрыгнуть с коня и начать драться, как они - как взбесившийся волк - был Шут.
Рядом со мной, с ног до головы залитым кровью, он умудрялся оставаться чистым. Он не взял меча - только длинный шест, которым ловко орудовал, отбрасывая тех, кто пытался подобраться ко мне сзади. А когда я чувствовал, что стою на грани безумия, он перебрасывал шест в левую руку и дотягивался до меня правой, и безумие отступало на шаг.
...Мое тело кричало от усталости, но я не мог найти покоя. Я мерил комнату шагами, все еще в пропитанной кровью и потом одежде, и мое сердце билось так, словно я все еще был в разгаре боя.
Развернувшись в очередной раз, я увидел перед собой Шута, неслышно вошедшего в комнату, так что я его не заметил. Он смотрел на меня, но я не видел его глаз в тени от рассыпавшихся по плечам волос.
- Ластвилл не пустил меня к себе. Не дал себя почистить, - вырвалось у меня то, что больше всего меня мучило. Шут покачал головой и двинулся ко мне - странной, завораживающе грациозной походкой. Волк во мне настороженно зарычал и встопорщил шерсть на загривке, и я невольно отступил на шаг.
Шут продолжал идти, а я - отступать, пока не уперся спиной в стену, но и тогда он не остановился. Я вытянул руки, пытаясь удержать его на расстоянии, но он легко перехватил мои запястья и прижал к стене над моей головой. Теперь я видел его глаза, но не мог понять их выражения, хотя от его взгляда холодная дрожь прошла по моему телу, пробуждая ярость боя. Я оскалился и рванулся в его руках, а он сказал "Тш-ш", как успокаивают дикого зверя, и прижался своим ртом к моему.
Я почувствовал прикосновение Скилла, и бешеная ярость, и гнев, и боль, и ненависть - все снова всколыхнулось во мне, а потом стихло, словно уменьшившись вдвое. Шут отодвинулся, и в его глазах горел темный яростный огонь, тонкие ноздри широко раздувались, он был не похож на себя. А потом он поцеловал меня снова, без Скилла, сильно и жестко - это было совершенно не похоже на его обычные поцелуи, но во мне горел тот же огонь, что я видел в его взгляде, и я ответил так же.
Я словно снова был в горне битвы, но теперь вместо меча у меня были поцелуи, и прикосновения, и укусы. Шут отпустил мои руки, чтобы содрать с меня кровавые тряпки, в которые превратилась моя одежда, но я не пытался оттолкнуть его - наоборот, я притягивал его к себе, и стягивал с него куртку так, что тонкая прочная кожа трещала и расходилась по швам, и рычал от нетерпения. Шут вторил мне, хотя я никогда не ожидал услышать от него такие звуки. Он всегда был ласков и терпелив, нежнее всех женщин, которые у меня были, но сейчас он прикасался ко мне со жгучей, звериной страстью. Он поднес к моим губам пальцы, и я вылизал их, чувствуя его собственный тонкий вкус и гораздо более сильный и пьянящий вкус крови.
Я никогда так остро не чувствовал, насколько он нечеловечески силен, как тогда, когда он поднял меня, словно куклу, прижимая к стене своим телом и впервые причиняя боль при вторжении в мое тело. Но эта боль перегорала в удовольствие, и я приветствовал ее; я цеплялся за его плечи, путаясь в темных густых волосах, и искал его губы, но он отвернулся и впился ртом в мое плечо. Только когда все закончилось, и мы сидели на полу, не в силах подняться и распутать переплетенные руки и ноги, он медленно повернул голову и жалобно сказал:
- Забери это, Фитц, я больше не могу!
Он поцеловал меня, и в меня снова хлынули ярость и гнев; но сейчас внутри меня было пусто, то, что оставалось во мне, ушло, и я мог принять их, не сходя с ума снова - зато они придали мне сил. Только тогда я понял, что он сделал.
Шут разорвал поцелуй, но прижался ко мне лбом и тяжело вздохнул.
- Слишком человеческое... - прошептал он, а потом внезапно закрыл глаза и обмяк в моих руках, опустив голову мне на плечо. Я встревоженно посмотрел на него и приложил пальцы к шее, но пульс бился ровно, и кожа у него была прохладной, как обычно. Он просто заснул.

@темы: фики, Р. Хобб, Шут и Убийца

---

Шут и Убийца, "Первый раз"

Пейринг: Шут/Фитц
Рейтинг: наконец-то NC-17
Жанр: PWP

Эту последнюю границу мы переступили на пути из Бингтауна в Белую Землю; я был готов и раньше, но Любимый словно боялся чего-то. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы доказать ему, что я пришел к нему не потому, что больше мне было некуда идти, а по собственному выбору, что я сказал правду тогда, в порту Баккипа. Я ждал, пока однажды не поддался желанию поцеловать смуглое плечо в широком вороте туники - и тогда все оказалось простым и ясным.

«Шут и Убийца», эпилог

Он не спрашивал, уверен ли я, и за это я был ему благодарен. Я не знал бы, что ответить на этот вопрос. Я хотел этого - и не хотел, потому что это все меняло, а я уже устал от перемен, я, Изменяющий… Но мой Белый Пророк, похоже, получил от меня все нужные ему ответы.
Щеки у него были гладкие, и я мог бы представить, что меня целует женщина, что я целую женщину. Но я не хотел никого представлять на его месте. В кои-то веки я хотел быть честным перед собой, старался изо всех сил. Хотя это было трудно, особенно сначала, пока были только поцелуи и легкие прикосновения его прохладных пальцев к моим плечам, груди, животу… От них под кожей пробегала дрожь, и я ловил его губы, стараясь поцелуями заглушить ее.
Может быть, на какой-то момент я все же забылся, решив, что со мной женщина - но это оказалось даже к лучшему, потому что я вспомнил, куда девать руки. И первое же прикосновение рассеяло иллюзию: груди у Шута не было. Зато когда моя ладонь потерянно скользнула по его ребрам на бок, он ахнул мне в рот, и подался навстречу.
После этого я уже ни на секунду не забывал, с кем я. Чью узкую талию я обнимаю, и широкие плечи, и чьи удивительно сильные руки опрокидывают меня на спину... От этого понимания меня переполнял ужас - и неожиданный восторг, и неодолимое любопытство, заставлявшее гладить, сжимать, пробовать губами, языком… Я повторял то, что делал со мной Шут, и добавлял свое, и замечал, как он повторяет мои импровизации.
Шут вытянулся рядом со мной, наполовину сверху, осторожно и в то же время жадно целуя мне шею и плечи, и я не заметил, погруженный в водоворот ощущений и чувств, что его рука распустила шнуровку моих штанов. Я понял это только тогда, когда почувствовал твердую, плотную хватку, и выгнулся, ловя ртом воздух и стискивая его плечо.
Он высвободился и приподнялся на локте, глядя мне в лицо, слушая мои вздохи в такт его движениям - о, таким точным, словно он знал всегда, какой ритм мне нужен. А потом он скользнул вдоль моего тела, хлестнув мне грудь кончиками волос - и приятная, но сухая и прохладная его ладонь сменилась горячим и влажным ртом. Даже Старлинг, гордившаяся своим опытом, делала это редко, и я не представлял, чтобы Шут… Но он делал это - и все мои силы уходили на то, чтобы не толкаться бедрами ему навстречу.
Запахло чем-то масляным, но приятным, и я почувствовал скользкое прикосновение к мошонке, и сразу за ней. На этот раз я не удержался и вскинул бедра, но Шут, кажется, не возражал. Приподнявшись, я попытался посмотреть на него, но его лицо было в тени, и только пряди волос змеились по моему животу… Со стоном я рухнул обратно на подушки.
Скользкие ладони погладили мои бедра изнутри и развели их в стороны, и поднялись выше, снова трогая, поглаживая, нажимая между ними. Ласки усиливали удовольствие ступень за ступенью, но Шуту как-то удавалось удерживать меня на грани наслаждения - и на грани потери рассудка. Так что даже почувствовал, как его пальцы, покружив немного, проникают в меня, я не сказал ни слова - даже не попытался, ни звуком, не жестом, его остановить.
Разрядка наступила внезапно и небывало бурно, и когда я пришел в себя, в горле у меня еще дрожал мой же собственный хриплый крик.
Шут снова нависал надо мной, опираясь на локоть. Поймав мой взгляд, он наклонился ближе, словно хотел поцеловать - но вдруг остановился. Я сам потянулся ему навстречу, еще не до конца придя в себя, и только по странному вкусу на губах понял, почему он колебался - но к этому моменту он уже целовал меня вовсю, и я, подумав, не стал возражать.
Разорвав поцелуй, он уткнулся лбом в подушку над моим плечом, щекой к моей щеке.
- Ты доверяешь мне, Фитц? - спросил он, слегка задыхаясь, требовательно. Я замер - он еще спрашивал, после всего… хотя он имел все причины спрашивать, с горечью понял я. И еще я понял, что это последний вопрос, который он мне задаст, и от моего ответа зависит, чем кончится эта ночь.
- Да, - сказал я тихо, но он услышал и кивнул в ответ, а потом приподнялся. Его руки обвили меня, снова лаская, проходясь по уже знакомым местам и отыскивая новые. Его губы коснулись моего плеча, шеи, скользнули вдоль грудины, то и дело останавливаясь… Я потянулся к нему, пытаясь прикоснуться в ответ, но сумел лишь поймать несколько прядей волос, и услышал шепот, пробежавший по коже теплом: «Потом, Фитц. Позволь мне…».
Сначала я был сонным и безвольным после разрядки, но под прикосновениями Шута быстро вернулся в состояние напряженной бодрости и возбуждения. Почувствовав это, он снова вытянулся надо мной во весь рост. Пошарив в складках простыней, он нашел бутылку из темного стекла, отвинтил крышку - и снова запахло масляным и сладким, кажется, аромат был цветочным; пальцы Шута заблестели в полумраке серебром, словно он опять коснулся Скилла.
У меня в голове неожиданно прояснилось, и я понял, что он собирается делать - нет, я понимал и раньше, но старался не думать об этом, а теперь подумал, и напрягся. «…Когда лорд Голден оседлывает тебя…» - донесся до меня из прошлого визгливый смех Старлинг.
Шут отодвинулся, будто тоже его услышал. Опустил руку, пачкая простыни маслом. Волосы закрыли его лицо.
- Все в порядке, Фитц. Ты не… должен, - произнес он тихо, так что все интонации терялись в шелесте голоса. - Я никогда не…
- Никогда не попросишь меня делать то, чего я не хочу, - перебил его я. - Да, я знаю. И я не… я не знаю, чего хочу. Или не хочу.
Мотнув головой, он отбросил волосы за плечо и улыбнулся мне - я увидел, как влажно блеснули в темноте зубы. Я потянулся к нему, и остановил руку, не коснувшись - мне все еще странно было касаться его просто так, Шут никогда не подпускал никого к себе близко, даже меня… тем более меня. Но сейчас он наклонился мне навстречу, и мы встретились - тело к телу, грудь к груди, губы к губам…
На этот раз его поцелуи были более глубокими и жадными; и я заметил краем глаза, как он одной рукой выливает больше масла себе на ладонь, а потом растирает его по обеим ладоням, и одной обхватывает меня снова, так что я вцепляюсь в его плечи, а другую втискивает между нами. И обе руки двигаются в одном ритме, и Шут прижимается лбом к моему плечу, тяжело дыша…
Я почувствовал горечь на языке. Почувствовал, как все давно сказанные слова - которые не следовало говорить никогда - встают между нами стеной. Все грубые шутки в тавернах, все сплетни Баккипа, все злые фразы, которые я бросал ему в лицо… Все его и мои «люблю», к которым я неизменно добавлял «как друга», словно само по себе слово могло что-то… испачкать.
Шут вздрагивал при каждом вздохе, и я понял, что когда закончится этот плавно ускоряющийся ритм - закончится все. Потому что получится, что я солгал ему несколько минут назад, сказав, что доверяю.
Я перехватил его запястье - той руки, которая ласкала меня - и остановил движение, хотя мне это стоило значительного усилия. Вторую руку он остановил сам, хотя на это ему понадобилось несколько секунд, и поднял голову, отодвинулся, глядя на меня.
Я чуть стиснул его запястье, заставляя разжать пальцы. И медленно перевернулся на живот, насколько мог в своем… состоянии.
Шут резко втянул воздух, а потом на мою спину обрушился поток прикосновений пальцев, губ, языка, мягких прохладных волос… Запутавшись в этой мозаике ощущений, я почти не успел напрячься, когда его пальцы снова протиснулись внутрь, осторожные и ласковые, и только вспышка неожиданного удовольствия, прокатившаяся по всему телу, заставила меня сосредоточиться на них.
К третьей такой вспышке я стонал в голос, а потом Шут вытянулся у меня за спиной, обвил меня руками, перекатывая набок, и медленно, плавно вошел внутрь, и прижался ко мне весь - от плеч до бедер, и дальше, нога к ноге, его дыхание у меня над плечом, его сердце рядом с моим, и когда он начал двигаться, я закрыл глаза и просто отдался ощущениям, ритму, движениям, ему…
Даже после того, как мы оба миновали пик наслаждения - одновременно, и разъединились, лежа рядом и не касаясь друг друга, только чувствуя тепло тел… даже тогда я почти не слышал его дыхания, потому что оно совпадало с моим.
Повернув голову, я посмотрел на него - блестящее от пота, незнакомое мне лицо. Это не был Шут, или лорд Голден, или Белый пророк, я не знал, как зовут того, кто лежал со мной в одной постели…
Нет. Знал.
Он сам мне сказал, давным-давно; но имя казалось неправильным, казалось насмешкой, и я не видел того, кто его носил. Даже когда я взял это имя себе, даже когда стал называть так его, даже когда я был им, я не понимал, что оно обозначает не одного из нас, а двоих. Обоих.
Я открыл рот, чтобы позвать его, но он повернулся ко мне раньше. И оказалось, что когда знаешь, кто носит имя, звать уже не нужно.

@темы: фики, Р. Хобб, Шут и Убийца

---

Шут и Убийца, эпилог

Ранее: Пролог 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17-18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 Эпилог

ЭПИЛОГ

На горизонте появляются знакомые башни Баккипа, и я глубоко вдыхаю соленый воздух, успокаивая внезапное волнение: сколько бы я не странствовал, сколько бы хижин и дворцов не давали мне приют, но это место остается моим домом, и каждый раз, возвращаясь к нему, я исполняюсь тихой радости. Любимый оборачивается ко мне; белое клересское одеяние подчеркивает темноту его кожи и перевитых серебряными нитями волос. Наши руки лежат рядом на резном борту корабля.
Минуло много весен с тех пор, как на «Совершенном» мы уплыли в Бингтаун. Но нам недолго пришлось наслаждаться теплом и гостеприимством юга: тревожные новости из Белой Земли погнали нас на север. Я не хотел возвращаться в суровую и неспокойную страну, но Любимый настаивал на том, что раз он начал перемены, то должен проследить их до конца. Уже в пути меня догнало сообщение, что Неттл снова отправилась туда вместе с отрядом, отправленным Дьютифулом на помощь Арлету - и после этого мои возражения сменились той же настойчивостью.
Воины, недовольные сменой правителя, выступали против Арлета и его королевы-колдуньи. Хотя он склонялся больше к дипломатии, чем к оружию, но ему пришлось бы пролить немало крови, прежде чем страна успокоилась и очистилась от людей с душами, изуродованными поглощением себе подобных. Однако Илейда нашла другой путь, угадав его по темным сказаниям и намекам в древних свитках.
В многочисленных балладах Белой Земли поется о том дне, когда королева Илейда встала рука об руку со своим королем над воротами осажденного замка, и небо стало темным от птиц, слетевшихся на ее зов. Но они не нападали на собравшихся воинов, только кружились над ними и угрожающе кричали. А потом их тучи разомкнулись, и на стену замка опустился алый дракон. Он был еще совсем юным, наверное, совсем недавно встал на крыло - но для белоземцев, которые только слышали о драконах из сказаний Шести Герцогств и не особенно в них верили, он выглядел огромным и устрашающим.
Илейда стояла перед ним прямо, истинная королева, хотя я чувствовал сковывающий ее ужас. Пальцы Арлета сжались на рукояти меча. Но дракон склонил голову перед ними - перед их объединенной силой Скилла и Уита, перед мастерством, которое мне казалось невероятным. И следом за драконом склонились воины у стен замка, бросая мечи наземь.
Нам снова пришлось зимовать в Белой Земле, пока не успокоилось восстание против Арлета и его королевы-колдуньи, пока не были найдены и уничтожены все пожиратели душ, доведенные до безумия алым драконом. Это были тяжелые дни, но не тяжелее тех, которые остались в моей молодости, и мы находили убежище от холода, и усталости, и печали в объятиях друг друга.
Эту последнюю границу мы переступили на пути из Бингтауна в Белую Землю; я был готов и раньше, но Любимый словно боялся чего-то. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы доказать ему, что я пришел к нему не потому, что больше мне было некуда идти, а по собственному выбору, что я сказал правду тогда, в порту Баккипа.
Я ждал, пока однажды не поддался желанию поцеловать смуглое плечо в широком вороте туники - и тогда все оказалось простым и ясным. После я мог лишь смеяться над своей глупостью, из-за которой так долго отгораживался от него бессмысленными условностями. Теперь мне открывалась его сторона, которую прежде я и представить не мог: его утонченность и богатая фантазия проявлялись самым неожиданным образом, порой оказываясь даже чрезмерными для моих простых вкусов.
Покинув Белую Землю, мы немало странствовали, и по тем местам, где бывал когда-то я, и по тем, которые видел в своих путешествиях Любимый, и по совершенно новым странам и островам. Многие легенды и сказки стали для меня явью; многие истории, которые я могу рассказать о своих путешествиях, кажутся удивительнее любой сказки.
Мы несколько раз возвращались в Баккип, но в его стенах меня начинала одолевать скука. Дьютифул правил без моей помощи, вернувшаяся Неттл и Чейд учили Скиллу новичков, и хотя Кетриккен и Эйлианна с удовольствием слушали мои рассказы, но вскоре находилось новое поручение трона Видящих или приходили новые вести для Любимого, которые гнали нас в путь.
Ветер приносит с близкого берега знакомые запахи рыбы и свежей выпечки, которой торгуют на пристани. Над нами кружится чайка, похожая на Рииска. Любимый не раз спрашивал меня, не хочу ли я снова связать себя с кем-то Уитом. Но хотя однажды мы с ним вырастили волчонка, которого я нашел в лесу раненым, он не занял место Ночного Волка в моей душе, и уже никто не займет. Мне по-прежнему не хватает его, но новая связь не избавит от старой боли. Зато наша связь с Любимым утешает ее, и то, что он разделяет мою печаль по волку, делает ее легче.
Уловив мои мысли, он переплетает свои пальцы с моими, и грусть тает.

@темы: фики, Р. Хобб, Шут и Убийца

---

Шут и Убийца, глава 27

Ранее: Пролог 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17-18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 Эпилог

ГЛАВА 27. ВЫБОР

Я нашел свое запястье его рукой. Его пальцы знали, куда следует лечь. На мгновение наши взгляды встретились. И мы стали единым существом. Мы всегда были едины. Ночной Волк сказал об этом много лет назад. Как замечательно снова стать цельным. Я воспользовался нашей силой, чтобы поднять мое тело, и наши лбы соприкоснулись. Я не закрывал глаз. И вновь наши взгляды слились. Я ощутил свое робкое дыхание возле его рта.
— Забери свое тело у меня, — тихо попросил я.
И мы обменялись телами, но несколько мгновений оставались единым целым. «Моя любовь не знает пределов», — вспомнил я его слова и неожиданно понял их смысл. Мы с ним — одно целое. Я медленно отодвинулся, выпрямил спину и взглянул на Шута, лежащего в моих объятиях.

Я стоял в растерянности, глядя то в ту сторону, где скрылась в толпе Молли, то на Шута, замершего под многочисленными взглядами зевак. Наверное, мне надо было бежать за женой - но ноги не слушались, я не мог сдвинуться с места.
Положение спасла Йек. Она подхватила Шута-Сэндла под локоть и быстро увела на корабль. Я последовал за ним, словно привязанный - Молли давно затерялась в толпе, и я не знал, захочет ли она меня сейчас видеть, зато точно знал, что не могу оставить Шута таким растерянным, каким он был на пристани.
Йек встретила меня яростным взглядом и явно собиралась прогнать, но Шут остановил ее. Они обменялись несколькими тихими фразами, которые грозили перерасти в спор, но Шут настоял на своем. Йек оставила нас, презрительно смерив меня взглядом напоследок.
- Почему ты еще здесь, Фитц? - спросил Шут тихо, отвернувшись к морю.
- Я не хочу оставлять тебя, - ответил я.
- Молли обижена. Ты должен пойти к ней. Объяснить все.
- Что я ей скажу?
Плечи Шута вздрогнули, и он издал звук, который мог быть смешком или всхлипом.
- Ты хочешь, чтобы я тебе это сказал? - насмешливо спросил он. Я и сам понимал, каким грубым и бессмысленным был мой вопрос. Связь приносила мне эхо его чувств - только эхо, я даже не мог разобрать их толком, но они вторили моему смятению. Я не знал, что сказать, чтобы не ранить его. И что сделать, чтобы не ранить Молли.
- Я все время причиняю боль тем, кого люблю, - пробормотал я.
- Такова жизнь, - отозвался он. - Ты ранишь других, они ранят тебя; ты приносишь им радость, а они - тебе… Ты живешь, Фитц, - в его голосе были отзвуки того давнего разговора на Аслевджале, когда он забрал себя у меня. И я внезапно испугался, что все повторится, что он снова разорвет нашу связь и уйдет, оставив мне камни и слова на прощанье. Я не мог этого позволить.
В три шага я обошел его. Он взглянул на меня - на его лице не было никакого выражения. Мне хотелось схватить его за плечи и потрясти как следует, чтобы он сбросил эту маску. Вместо этого я наклонился ближе и сказал:
- Я поговорю с Молли. Я объясню ей, что произошло. Объясню, кто мы друг для друга…
Он улыбнулся, светло и пусто.
- Кто мы друг для друга? - эхом повторил он. Я открыл рот - и замер, не находя слов. Шут покачал головой. - Не ищи ответа, Фитц. Мы с тобой это знаем, и слова нам не нужны. Но готовься к тому, что тебе будет трудно объяснить это другим, - он вздохнул и отвернулся. - Я собираюсь уехать, когда корабль пойдет обратно в Бингтаун. Собирался с самого начала, и вижу теперь, что это было верное решение. Тогда все станет для тебя проще.
Несколько минут прошло в молчании. Я пытался представить, что скажу Молли, и каждый раз спотыкался о слова, ни одно из которых не отражало правду. Она не простила бы неверности, но я не знал, как объяснить ей, что в моей привязанности к Шуту нет неверности перед ней, а только верность самому себе. Шут был частью меня, как когда-то Ночной Волк. Но Молли владела моим сердцем. Я боялся, что она заставит меня выбирать. Когда-то Шут освободил меня от этого выбора, покинув меня первым; сейчас я видел в его задумчивости попытку повторить это, хотя он и сам не знал, сумеет ли - но я знал точно, что не могу этого позволить.
- Я должен поговорить с Молли, - сказал я, и поморщился от того, как резко прозвучал мой голос в висевшей между нами тяжелой тишине. - Но я прошу одного: не уезжай и не разрывай связь.
Он снова издал тот же непонятный звук.
- Хотел бы я быть в силах это сделать! - сказал он, и мне послышались истеричные нотки в его голосе. Но он сделал это однажды, и я боялся, что он сделает это снова, и потому потребовал:
- Пообещай мне!
Он смотрел на меня блестящими глазами, и я разозлился.
- Пообещай мне. Или мне сделать это приказом арэладна?
Я впервые захотел воспользоваться правом, которое давали мне чужие обычаи, и тут же пожалел об этом: произнеся слово, я напомнил Шуту о его страшной смерти, и видел, как дрогнуло его лицо от моих слов. Когда я перестану причинять ему боль?
Он склонил голову:
- Я обещаю.
- Спасибо, - сказал я искренне. Мне хотелось добавить что-то еще, но слова окончательно покинули меня. Я несколько раз открывал рот, чтобы заговорить, но наконец просто махнул рукой.

В Фиолетовых покоях меня ждала Неттл. Едва увидев ее, я понял, что все куда хуже, чем я предполагал. От комнаты создавалось ощущение одновременно пустоты и беспорядка, как бывает после стремительных сборов. Неттл встала мне навстречу.
- Что ты натворил? - спросила она. - Мама ничего не сказала…
- Она неправильно все поняла, - торопливо сказал я, и тут же понял, что это было ошибкой - Неттл поджала губы и свела брови.
- Так-то ты выполняешь свое обещание? - спросила она сердито. - Ты поклялся, что будешь заботиться о ней - о всех нас. Она плакала, когда уходила отсюда!
- Пожалуйста, - взмолился я. - Пожалуйста. Я все объясню…
- Тогда тебе стоит поторопиться, - сказала она непреклонно. - Она уехала в Ивовый лес.
Мне хотелось объяснить все Неттл, может быть, даже спросить ее совета. Но ее взгляд оттолкнул меня. Я взял свой плащ и отправился на конюшню.
Весь путь до Ивового леса я искал слова, которые скажу Молли, и не находил их. О чем нам следовало говорить? О том, что такое для меня Шут, и как ни одна грубая сплетня и близко не подходит к правде о нашей с ним связи? Я не видел смысла говорить то, что было для меня очевидно, но невыразимо словами, и к тому же не хотел опускаться до повторения этих самых сплетен. Мне вообще не хотелось обсуждать природу моих отношений с Шутом ни с кем, даже с Молли. Это было между мной и им, это было моим, и никому больше я не желал позволять прикасаться к нашей связи, и уж тем более судить ее.
О том, что связь эта не представляет опасности для Молли и моей любви к ней? Мне казалось, что она должна была видеть это сама, и ее недоверие обижало меня больше, чем я готов был признавать раньше. Но когда я заставил себя быть честным перед собой, то мне пришлось признаться и в затаенной обиде, и в том, что Молли имела право на недоверие. Я рассказывал ей о Шуте не так уж много, и хотя она знала, что он мой лучший друг, но немногие лучшие друзья проводят годы в разлуке, а потом бросаются один за другим в далекие края. А в Баккипе я уделял ему столько времени, что почти забыл о ней…
Но я не мог сожалеть о том, что делал ради Шута. Когда я был рядом с ним, то чувствовал себя более цельным и счастливым, чем даже в Ивовом лесу, рядом с Молли.
Эта мысль поразила меня настолько, что я остановил коня. Я повторил ее еще раз, сначала про себя, а потом и вслух. «Я счастливее с Шутом, чем с Молли».
Мне стало страшно.
Разразившаяся весенняя гроза подхлестнула меня, не дав погрузиться в тяжелые размышления. Я был уверен, что нагоню Молли по дороге, но она, видимо, тоже гнала что есть мочи. Все равно, когда я подъехал к дому, ее карета еще стояла во дворе, и слуги распрягали лошадей. Я спешился, отдал им поводья Ластвилла и вбежал в дом.
Молли была в гостиной, все еще одетая в дорожное платье. Она стояла у окна, прямая и стройная, и на мгновение у меня сжалось сердце от любви. Я знал каждую черту ее лица, знал, как шуршат ее юбки при ходьбе, как она дышит во сне. Я любил ее с детства, и целых семь лет она была моей сбывшейся мечтой.
Она обернулась ко мне, и я увидел, что ее глаза обведены красным, а губы плотно сжаты. Я видел, как Молли сердится, как она горюет, как плачет - но никогда я не видел ее такой, как сейчас, и не мог понять, что она чувствует.
- Фитц, - сказала она спокойно, но я слышал прятавшуюся в голосе горечь. Я ждал, что она скажет, но она молчала, предоставляя говорить мне.
Все, что я придумывал по дороге, показалось мне теперь пустым и неправильным. Я опустил голову.
- Я виноват перед тобой, - сказал я, - но не могу сам понять, в чем.
Она вскинула брови и невесело рассмеялась.
- Не знаешь, в чем виноват? Как же так, Фитц?
Я развел руками.
- Ты видела, как корабль назвал Шута женщиной. Но это не так. Шут бесконечно дорог мне, но если ты думаешь, что я был тебе неверен - в этом я не виноват.
- Если Шут мужчина, то почему корабль обращался к нему как к женщине? И почему у корабля было твое лицо? - она наконец заговорила с пылом гнева, но это было лучше, чем горькое спокойствие.
- Когда Шут путешествовал в дальние земли, то переодевался женщиной. У него были на то свои причины, - я не хотел лгать Молли, но не хотел и объяснять ей то, что и сам не вполне понимал. - Когда-то давно он вырезал статую на корабле и дал ей мое лицо. Причин этого я не знаю.
- И они тебя не интересуют? - Молли всплеснула руками. - Одевается в женское! Вырезает твое лицо на статуях! Проводит с тобой целые дни! Я старалась не слушать разговоры в замке про лорда Голдена, но теперь не могу не вспоминать их. А ведь лорд Голден - это тоже был Шут?
- Да, но все разговоры - грязная ложь! - возмутился я. - Люди придумывают всякую чушь, ты же знаешь!
- Знаю. Но мне трудно избавиться от мыслей об этой чуши, когда все складывается так ладно. Когда даже леди Старлинг и лорд Сивил…
Проклятые сплетники. Я невольно сжал кулаки.
- Молли, - настойчиво сказал я. - Я поклялся тебе, что буду честен, насколько это только возможно. Прошу, поверь мне, когда я говорю, что все это грязная ложь. Между мной и Шутом никогда не было ничего, кроме глубочайшей привязанности.
Она тяжело вздохнула.
- Я очень хочу поверить тебе. Но, - она вскинула руку, не позволяя мне перебить себя, - я о многом успела передумать. Я уже немолода. Не спорь, - несмотря на всю печаль ситуации, она улыбнулась уголком губ, когда я попытался возразить ей по поводу возраста. - Я вырастила шестерых детей, и уж коли седьмому не суждено появиться на свет… Я хочу одного, Фитц: уверенности. Я хочу точно знать, что принесет мне завтрашний день, насколько это вообще в человеческих силах. До недавнего времени я думала, что будущее мое ясно - я проведу остаток своих дней с тобой, и мы медленно состаримся здесь, в Ивовом лесу.
Описанная ей картина виделась и мне, и от нее на сердце всегда становилось теплее. Но Молли продолжила, и тепло рассеялось, как и не было никогда.
- Теперь я не так уверена, - сказала она грустно. - Насколько глубока твоя привязанность к Шуту? Однажды ты уехал за ним, не сказав ни слова, не попрощавшись - и вернулся через много месяцев. И ты изменился после этой поездки, Фитц. Ты стал счастливее - но ты стал и дальше от меня. Почему так произошло?
Она посмотрела на меня, ожидая ответа. Я пожалел, что не рассказал ей сразу про нашу с Шутом связь. Но говорить о ней теперь мне было страшно, даже если бы я нашел слова, чтобы объяснить ее. Однако Молли избавила меня от этой необходимости.
- Не отвечай. Это, в сущности, неважно, - она отошла от окна и села на край дивана. - Я хочу знать свое будущее. И пусть я проведу его одна в опустевшем доме, это лучше, чем жить рядом с тобой и каждый день ждать, что ты вскочишь на коня и умчишься к другому.
Теперь она замолчала окончательно, и я понял, что настал мой черед говорить. Мне понадобилось много времени, чтобы собраться с духом, но Молли терпеливо ждала, не сводя с меня взгляда. Наконец я решился сказать правду, какой ее знал - правду своего сердца.
- Я люблю тебя, - сказал я. - И я люблю Шута, - она свела брови, явно понимая мои слова превратно. Я попытался подобрать объяснение, но все, что приходило мне в голову, звучало не менее двусмысленно. «Он мне больше, чем друг»? «Я с ним связан»? «Он часть меня»? Все это было правдой, но я мог представить, как тот, кто не пережил того, через что прошли мы с Шутом, кто не был связан ни с кем ни Скиллом, ни Уитом, может понять мои слова. Я мог бы найти другие, понятные - «Он мне как брат», например - но они не были бы правдой. А я поклялся не лгать Молли, и не хотел говорить ни слова неправды о Шуте.
Пока я искал слова, Молли успела прийти к своим выводам, и глаза ее потемнели.
- Молли, - сказал я наконец умоляюще. - Я люблю вас совершенно по-разному.
- Меня как женщину, его как мужчину? - фыркнула она, вздернув голову. - Я слышала это, Фитц. У некоторых дам при дворе есть такие мужья.
- Вовсе не так! - воскликнул я. - Шут мне дорог, необходим, мы прошли через слишком многое вместе - но не так, как тебе представляется!
- И что же мне представляется? - ядовито спросила она.
- Я не знаю! - простонал я, окончательно запутавшись в объяснениях. - Но прошу тебя, пожалуйста, поверь мне: я не лгал тебе раньше и не лгу сейчас, когда говорю, что ты единственная…
Она вдруг встала, и я замолчал. Она отошла к окну, оперлась руками о подоконник и тяжело навалилась на него. Я ждал. Наконец она обернулась ко мне снова:
- Я верю тебе, Фитц, - сказала она. - За семь лет нашего союза ты был со мной честен, насколько мог, и я не вижу в тебе сейчас лжи. Я не понимаю, что связывает тебя с Шутом, и, наверное, никогда не пойму, как не могу понять твою верность трону Видящих, хотя научилась ее принимать.
Она сделала долгую паузу, словно набираясь духа.
- Если Шут позовет тебя - помчишься ли ты к нему, как срываешься на зов Видящих? Между ним, мной и троном - кого ты выберешь?
Я открыл рот - и закрыл, не зная, что ответить. Кровь и долг требовали служить Видящим; любовь и супружеские обеты - отдаться Молли; но иная любовь и возрожденная, поющая в моей душе связь тянула меня к Шуту. Я не знаю, что сделал бы, встань передо мной снова такой выбор…
Нет. Я обманывал себя. Я не раз уже делал этот выбор, и Молли знала об этом - и потому мое молчание стало ей ответом. Она покачала головой.
- При дворе есть дамы, чьи мужья любят других - и мужчин, и женщин - и это не причиняет им боли. Им хватает. Хотела бы я быть такой, как они. Но я не умею так любить, Фитц, - она прерывисто вздохнула. - Я жадна в своей любви. Я хочу, чтобы мой муж принадлежал мне телом и душой. Я привыкла делить тебя с Видящими, но больше потерь я не потерплю.
Глаза у нее блестели, и от вида ее боли мое сердце словно стиснули в безжалостном кулаке. Невольно я шагнул к ней, но она остановила меня жестом, скомкала платок в пальцах и продолжила:
- Я не стану требовать от тебя отречения. Не стану принимать клятвы и обеты. Я прошу одного, Фитц Чивэл Видящий: загляни в свою душу и пойми, готов ли ты любить меня так, как нужно мне. И если нет - уходи.
Она стояла передо мной, и весеннее солнце ласкало ее рыжие кудри с серебряными нитями седины. Я смотрел в ее глаза в паутине разбегающихся тонких морщинок, и мне казалось, что никогда я не любил ее сильнее - так, что мое сердце разрывалось от любви.
Но я также знал, что эта любовь не самая сильная в моем сердце. Я знал, что вот-вот потеряю свою Молли, и мое сердце плакало от боли - но в нем не разверзалась та пустота, которую приносила мысль о другой потере. Оно знало правду, хотя правда эта была горька.
И потому после долгих мгновений я поклонился Молли и вышел.
В холле силы внезапно оставили меня. Я опустился на скамью и уронил лицо в ладони. Что я наделал? Отказался от брака с женщиной, о которой мечтал всю жизнь и с которой прожил семь счастливых лет… ради чего? Сейчас я и сам не мог этого сказать. Ясность, прогнавшая меня прочь от Молли, теперь меня покинула, и на ее смену снова пришел ураган мыслей и чувств, разобраться в которых я не мог. Один из споривших в моей голове голосов уговаривал меня вернуться, броситься Молли в ноги, просить прощения - и ему вторила надежда на обретение того знакомого, уютного мира, который я только что потерял. Я был доволен своей жизнью в этом мире. А что ждало меня теперь? Неизвестность будущего раскрылась передо мной во всей своей пугающей неясности. Что мне делать теперь? Как смотреть в лицо Неттл и детям? Куда идти? Шут уплывал на живом корабле - последую ли я за ним, бросив все, что было мне дорого, на берегу? Уговорю ли его остаться?
Из растерянных размышлений меня вывели удары веера. Его держала слабая рука, и мне не было больно, и я легко мог бы увернуться - но не стал. Я не раз слышал о том, как Пейшенс обходится с теми, кто вызвал ее недовольство, и теперь испытывал это на себе - я это заслужил.
Наконец она перестала меня хлестать, и я поднял голову, хотя боялся смотреть ей в лицо. Глаза у нее были сердитыми и печальными.
- Мало ты разбивал сердце бедной девочке? - сурово спросила она. Потом нетерпеливо тряхнула веером и медленно, оберегая больные суставы, опустилась на скамью рядом со мной. Я повинно склонил голову. Мне нечего было ей ответить.
- Дурной мальчишка, - вздохнула она чуть погодя.
- Я не хотел этого… - начал я. Она меня немедленно перебила:
- Не хотел, да сделал! Нечего оправдываться. Если уж решил, то будь добр, не мямли, - Пейшенс действительно была сердита на меня. Руки, сжимавшие веер, дрожали.
- Мне следует уехать немедленно, - сказал я, поднимаясь. Но ее взгляд пригвоздил меня к месту.
- Это того стоит? - спросила она веско. В ее выцветших от возраста глазах были мудрость, и понимание, и печаль. Я вспомнил, что когда-то юная Пейшенс отдала сердце принцу Чивэлу, забрав его у Баррича.
- Стоит, - едва слышно ответил я, и только произнеся слово, поверил в него.
- Тогда поезжай, - сказала она, поднимаясь, и взяла меня за руки. - Я позабочусь о ней, - поседевшая добела, маленькая и хрупкая, она брала на себя мой долг, отпуская меня на волю.
- Спасибо, мама, - сказал я. Пейшенс грустно улыбнулась.
- Поезжай. И будь счастлив.

На обратном пути я не торопился. Мне о многом нужно было подумать. Но прежде, чем я успел собраться с мыслями, меня настиг вызов Неттл.
Что ты сделал? - спрашивала она. Моей первой реакцией было закрыться. Я не был готов сейчас разговаривать с ней, объяснять ей… Но мне и не понадобилось. Она прочитала мои растрепанные мысли и чувства, и ответила всплеском горя и гнева. Как ты мог! Как ты мог! - кричала она, не давая мне поднять щиты.
Она была намного сильнее меня, особенно когда гнев питал ее Скилл. И когда мне все же удалось закрыться, я остался почти без сил, взмокший от пота.
В тот момент мне хотелось вернуть все назад. Моя дочь не желала меня больше видеть; мои приемные дети, скорее всего, займут сторону матери. Я терял не только Молли - я терял всю свою семью, обретенную так недавно. От мысли об этом у меня на глазах выступили слезы, и внутри образовалась холодная пустота.
Но я не мог повернуть назад, потому что отказаться от Шута оказалось еще страшнее.
Что случилось? - требовательно спросил Дьютифул. - Неттл очень расстроена, а я не могу узнать, в чем причина, кроме того, что это связано с тобой. Все, кто обладает Скиллом или Уитом, места себе не находят, она тревожит весь замок. Олух не перестает плакать и ругаться.
Такое вмешательство в мою жизнь меня рассердило. Это мое дело и Неттл, - огрызнулся я.
Фитц, когда королевский мастер Скилла не может сдерживать свои эмоции, да так, что весь замок стоит на ушах - это уже не личное дело, - встрял в разговор Чейд. - Что за кошка между вами пробежала?
Раз уж они все так настаивали, я мог сразу рассказать им и покончить с этим, все равно скоро узнает последняя баккипская собака. Мы с ее матерью расстались, - мрачно сообщил им я. - И раз уж вы тут, то имейте в виду, что я еду в Бингтаун вместе с кораблями посольства. У вас есть возможность придумать мне задание, чтобы казалось, что я еду по делам трона, а не по собственной воле.
Я чувствовал изумление Дьютифула и Чейда, которые практически никогда не слышали от меня такого тона. Не дожидаясь их ответа, я снова поднял щиты, и хотя они бились и скреблись в них, я никого не желал слушать.
Всю свою жизнь я был Видящим и служил трону, как Жертвенный своей страны. И я не мог сойти с этого пути - он был у меня в крови. Я был также отцом и мужем, другом и наставником, воином и убийцей. Я не понимал, почему раньше меня так смущали многочисленные личины Шута - во мне было столько же людей, я просто не давал им разные имена, а пытался выдать всех за одного. Но теперь мне больше не хотелось играть роли, даже те, которые мне нравились. Мне хотелось стать собой.
А собой я мог быть только рядом с Шутом. Он знал обо мне все, даже самые страшные, самые постыдные мои тайны - и все равно любил меня и принимал меня. Он не пытался меня изменить, даже когда мои поступки, мои решения, самая моя суть причиняли ему боль. Он ничего от меня не требовал. О, он вел меня по пути Изменяющего, и в этом он был строг и жесток - но там, где не нужно было изменять, он не хотел от меня ничего, чем я не был. И благодаря этому я лучше понимал, кто я такой, хотя порой на это уходило очень много времени.
Он был более щедр со мной, чем я был с Ночным Волком. Я подчинил волка себе, и хотя тот принял этот путь, но я все же навеки лишил его пути волка. Шут оказался более щедрым - стерев свою метку с моей руки, стерев нашу связь из моей души, он оставил мне мою собственную жизнь. Я провел семь прекрасных лет. Но теперь у меня был выбор… и я выбрал новую жизнь, жизнь Изменяющего. Уют родного дома, надежность стен Баккипа внезапно стали мне тесны. Много лет я желал только покоя и маленького домашнего счастья. Теперь, когда я его изведал, меня снова стала звать дорога. И по ней я хотел идти вместе с Шутом - если он согласится разделить со мной путь.
Он дополняет нас, - шепнул мне Ночной Волк из далекого прошлого, подтверждая то, что я знал глубоко в душе: что Шут никогда не откажется идти вместе со мной, как я никогда не отказался бы сопровождать его.
Я знал, что многие поймут мое решение превратно. Я мог представить, какие сплетни будут ходить по Баккипу. Десятки людей видели сцену на пристани; десятки людей видели, как уезжала Молли, и как гнался за ней я, и увидят, как я возвращаюсь скоро и один. Но впервые в жизни это меня не волновало. Более того, меня не волновало бы, даже если бы у сплетен внезапно нашлись основания. У любви Шута не было границ. Но у моей они были, и он уважал их. Их больше не стало. Шут никогда не принуждал бы меня к чему-то, чего я не хотел - но теперь я чувствовал, что если он выразит такое желание, ничто не помешает мне разделить его. Я знал его душу, и знал его тело, и знал его суть, как он знал меня. Границы казались мне теперь смешными и глупыми. Я любил его.

Я приехал на пристань уже затемно, и на борту корабля горели нечастые фонари, а в каюте Шута, куда Йек пустила меня после долгих уговоров, все было залито золотым сиянием свеч. Шут не обернулся мне навстречу, но мне достаточно было того, что наша связь нашептывала мне его чувства - опасение и прячущуюся под ним слабенькую, но упорную надежду. Я остановился у порога и подождал, пока мое дыхание выровняется, прежде чем заговорить:
- Я пришел к тебе.
Я не знал, как иначе передать то, что я чувствовал, но надеялся, что Шут поймет, что я имею в виду, как всегда понимал - порой лучше, чем я сам. Он повернул голову, и я шагнул ближе. Я надеялся, что он скажет что-нибудь, что выразит мои чувства и мысли лучше, чем я когда-либо смогу, но он только ждал.
Он всегда ждал.
Каждое слово давалось мне огромным трудом, и моя речь казалась мне то плоской и бессмысленной, то чересчур красивой, чтобы быть правдой. Но с каждым словом мне становилось легче.
- Однажды ты сказал, что хотел завоевать мое сердце. Я не могу отдать его тебе полностью. В нем всегда будут другие люди. Но я отдаю его тебе, вместе с теми уголками, которые принадлежат другим, потому что ты сохранишь его, - он медленно разворачивался ко мне, словно против своей воли, и его глаза раскрывались все шире. - Если ты позволишь, я поеду вместе с тобой.
- А если я не позволю? - спросил он хрипло.
- Тогда я поеду следом, - ответил я, и меня наполнила удивительная легкость. Будущее больше не страшило меня; все было решено и ясно, и я ждал лишь ответа Шута.
Он засмеялся, тихо и растеряно.
- Не могу же я позволить тебе ехать в неведомые страны одному, - сказал он, пряча за многими словами одно.

Через несколько дней мы стояли на носу «Совершенного», отходившего от пристани. Люди махали и кричали что-то с берега, но не нам. Шут, которого я про себя называл Любимым, но так и не решился произнести имя вслух, помня давний запрет, снял перчатки и положил ладони на борт корабля. Встречный соленый ветер растрепал его волосы и бросил их мне в лицо. Отводя их рукой, я в который раз подивился их мягкости и невольно задержал в пальцах несколько прядей. В этот момент он обернулся ко мне: пряди змейками ускользнули из пальцев, и я убрал руку, торопливо, словно ребенок, которого застукали над банкой с вареньем.
- Здесь холодно, - сказал он беззаботным тоном. Но когда он уходил в каюту, его пальцы, еще не затянутые перчаткой, коснулись моих, подарив волну тепла, к которому я успел привыкнуть, но которое в то же время всегда казалось новым.
Я проводил его взглядом и посмотрел вперед, туда, где темнело к горизонту море, казавшееся бескрайним. Мне впервые стало страшно от того, что я не знал, что ждет меня впереди.
Когда я сделал шаг от борта корабля, меня остановил огромный деревянный палец, упершийся мне в грудь. Я поднял голову, глядя в свое лицо - на много лет моложе и с глазами другого цвета.
Совершенный прищурился и поджал губы, а потом сказал:
- Так я и не понял, что она в тебе нашла. Но послушай меня: обидишь ее - не посмотрю, что у тебя такое же лицо, как у меня. Разобью в мелкие щепочки. Понял?

@темы: фики, Р. Хобб, Шут и Убийца

---

Шут и Убийца, глава 26

Ранее: Пролог 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17-18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 Эпилог

ГЛАВА 26. ДОМ, МИЛЫЙ ДОМ

- Когда твой слуга, как его… Том Баджерлок вошел, я узнала его лицо и обрадовалась за тебя. Я видела, как под твоими руками родилась фигура на носу корабля. И не отрицай свои чувства к нему. Наконец то они воссоединились, подумала я. Но, когда ему пришлось уйти по твоему приказу, словно он простой слуга… слуга лорда Голдена… Зачем этот маскарад, зачем так все усложнять?
Наступило долгое молчание. Тишина, я не слышал звука шагов. Потом раздался легкий звон — горлышко бутылки задело стакан. Наверное, лорд Голден наливал вино, пока мы с Йек ждали ответа.
— Это довольно трудно для меня, — ответил Шут новым голосом. — Ему гораздо легче, поскольку он знает далеко не все. Ну вот. Я ведь шут, и не следовало мне делиться своими секретами. Какое чудовищное тщеславие.
— Чудовищное? Колоссальное! Сначала ты вырезаешь носовое изваяние корабля по его образу и подобию, а потом надеешься, что никто не догадается о твоем отношении к нему? О, друг мой. Ты так ловко обращаешься с жизнью и тайнами других людей, что, когда дело доходит до твоих собственных… Ладно. И он не знает, что ты его любишь?
— Полагаю, он предпочитает не замечать. Возможно, он что-то подозревает… ну а после беседы с тобой у него обязательно возникнут сомнения. Но он не станет говорить о них вслух. Такой уж у него характер.
— Тогда он бестолковый болван. Впрочем, довольно красивый. Несмотря на сломанный нос. Могу спорить, что раньше он был еще привлекательнее. Кто испортил ему лицо?
Негромкий звук, сдавленный смех.
— Моя дорогая Йек, ты же его видела. Никто не может испортить его лицо. Во всяком случае, в моих глазах.

Молли встретила меня крепкими объятиями и не менее крепкими словами. Мне пришлось долго вымаливать прощение за свой внезапный и долгий отъезд. Но когда она наконец меня простила, ее горячее приветствие стоило всех усилий. К ужину явилась Пейшенс, которая отчитала меня так же красочно, как и Молли, и даже стукнула веером, а потом потребовала рассказывать все в подробностях.
Мне пришлось сильно сократить историю о своем путешествии в Белую Землю, чтобы не пугать ее - особенно в тех частях, которые касались Неттл. Я рассудил, что если Неттл захочет, то расскажет сама, когда вернется, а пока незачем давать Молли больше поводов для волнения, она и так с утра до ночи переживала за дочь. Все детали событий в Белой Земле я рассказал только Чейду и Дьютифулу во время своего доклада.
За месяцы моего отсутствия многое изменилось - мальчики повзрослели, у собак и лошадей появился новый приплод, в доме был сделан мелкий ремонт - и в то же время не изменилось ничего. Время в Ивовом лесу текло размеренно и спокойно, обеспечивая его обитателям покой, о котором многим из нас не раз приходилось мечтать в бурные дни своей жизни. Спустя пару дней после своего возвращения я погрузился в эту подзабытую за время путешествия рутину, и порой мне казалось, что я никуда не уезжал. Но вновь обретенное тепло связи с Шутом напоминало обо всем, что способствовало ее возвращению.
Я не получал вестей от Шута с тех пор, как мы расстались возле Нордфорда. Порой это меня беспокоило: я хотел знать, где он и что с ним, и удивлялся, как мог семь лет прожить без этих новостей. Но с другой стороны, я всегда знал, что он жив, и что с ним все в порядке, потому что днем и ночью слышал ласковый шепот его сущности на самом краю сознания. Это новое ощущение оказалось заметно даже окружающим. Пейшенс то и дело спрашивала, отчего я так сияю, а Молли говорила, что у меня изменились движения. Хотя мы не могли разговаривать с Шутом, как с Ночным Волком, и я даже не мог выяснить подробности, но одного знания о нем мне было достаточно, чтобы чувствовать себя завершенным и счастливым.
Я много разговаривал с Неттл во снах. Она по-прежнему расспрашивала меня о Шуте - после встречи с ним она хотела знать еще больше, а я рад был поговорить о друге. В свою очередь, она делилась со мной происходящим в Белой Земле. Несмотря на воинственность народа, они не стали силой сопротивляться новому королю, но недовольных было много, и Арлету приходилось править строже, чем он хотел бы. Своим вольным нравом моя дочь порой шокировала белоземцев, но со временем некоторые дамы посмелее стали перенимать ее манеры, в том числе и сама королева. Неттл подружилась с Илейдой и обучала ее Уиту. В ее рассказах также нередко появлялся Илим, с которым она, по моим впечатлениям, проводила много времени, и считала его не такой дубиной, как остальных.
Единственным, что омрачило мои дни по возвращении из Белой Земли, была встреча с Джинной. Оказалось, что пока меня не было, они с Молли подружились, и Джинна стала частой гостьей в нашем доме. Поначалу мне было от этого неуютно, но в первый же вечер она улучила момент, когда мы остались одни, и весьма выразительно дала мне понять, что Молли не знает и никогда не узнает о нашем коротком романе. «Оставь прошлое прошлому, Том», - сказала она. Но огорчило меня не это восстановление знакомства, а то, что тогда же она намекнула мне на то, что я уже предположил, но не хотел в это верить: что время Молли прошло, и амулет, которого я больше не видел на прикроватном столике, больше ей не пригодится. Печаль от этой новости была сильнее, чем я мог предположить, но и миновала быстрее.
Мне хотелось попросить Джинну снова прочитать мою судьбу по ладони, но я боялся того, что могу услышать. Теперь я верил в гадания, хотя не доверял им - я знал, что в будущем смогу найти подтверждения того, что они верны, но что полагаться на них сейчас не стоит, потому что знаки могут сложиться так или иначе, и заранее представить это невозможно. Поэтому я не стал дразнить судьбу, а оставил вопрос без ответа.

Весна принесла не только тепло, но и хорошие новости. Горные перевалы стали безопасными для путешественников, и баккипские гости должны были вернуться из Белой Земли. Неттл ликовала - среди «белобрысых дубин» она истосковалась даже по надоедливым фрейлинам и придворным Баккипа, тем более что ей совсем не нравились правила «женского стола» и «женских занятий». Молли и я ждали ее с нетерпением.
Вместе с вернувшимися жителями Шести Герцогств должны были прибыть полноправные послы Белой Земли. Арлет не хотел длить память о загадочных и драматических событиях, сопровождавших его восхождение на трон, и потому воспользовался первой же возможностью, чтобы отменить траур. Поводом для этого стала беременность королевы Илейды. Повивальные бабки немедленно распространили подзабытое (или не существовавшее прежде) суеверие, что негоже носить дитя среди траура и скорби, и черные полотнища сняли со стен, а в Шесть Герцогств понеслись гонцы, сообщавшие о желании короля Арлета продолжить переговоры уже в более официальном ключе.
Послы прибыли за день до праздника равноденствия. Мы с Молли были приглашены на него в замок, и потому смогли встретить Неттл, едва она въехала в ворота - к моему удивлению, рука об руку с Илимом. Прямая и тонкая, она была полна благородной грации, которой отличаются далеко не всякие аристократы, с рождения воспитывавшиеся таковыми. Но заметив нас среди встречающих, она растеряла свое высокомерие и замахала нам рукой. Я помог ей спуститься, и она обняла меня, а потом - Молли, у которой в глазах стояли слезы.
Торжественный пир по случаю прибытия посольства прошел гладко. Вероятно, белоземцы брали уроки нашего этикета, потому что вели они себя куда более сдержанно, чем в прошлый приезд. Илим оказался главой посольства - несмотря на свою молодость, в Белой Земле он был советником короля. В числе белоземцев я заметил молодого человека, которого видел в свое время в покоях Лалвика и Розмари. Лорд Лалвик сидел далеко от него, но пару раз они обменялись взглядами.
Королевская чета вышла в сопровождении молодых горных барсов, сразу четырех. Я давно не был при дворе и поэтому удивился, но для придворных в этом, похоже, не было ничего странного, напротив - присмотревшись, я заметил изображения кошек на одежде у многих из них, а в разговорах уловил рассказы о заведении и приручении котов. Несколько известных модников даже явились с домашними кошками или дикими котятами в корзинках или на поводках. Но они вели себя далеко не так послушно, как королевские коты, которые улеглись вокруг тронов, как будто расслабленно, но бдительно наблюдая за всем вокруг. Выглядело это весьма впечатляюще. Король и королева уделяли им одинаковое внимание, и я не видел, чтобы Дьютифул выделял кого-нибудь. Даже потянувшись Уитом, я не сразу смог угадать, какая из кошек была с ним связана.

На следующий день меня с утра пронизывало смутное беспокойство, не такое, как при предчувствии опасности, а такое, словно я ждал чего-то хорошего. Позже оно растворилось в суете и радостном шуме празднества. Чивэл и Трифт не смогли приехать - Трифт ждала еще одного ребенка - но остальные дети были здесь, хотя и мало времени проводили рядом. Мальчики держались как взрослые, чинно и гордо, и стеснялись материнской ласки Молли. А у Неттл, как у фрейлины королевы и члена круга Скилла, оказалось немало придворных обязанностей, хотя она то и дело норовила ускользнуть от них. Так что мы бродили в праздничной толпе вдвоем, и время как будто повернуло вспять: как юные влюбленные, мы не брались за руки, а только случайно задевали друг друга пальцами, и переглядывались искоса, и смеялись.
Наконец Неттл отыскала нас снова и увела Молли слушать менестрелей. Я издалека слышал вступительные аккорды «Башни острова Антлер» и потому отказался их сопровождать. Стараясь оказаться как можно дальше от менестрельского угла, я пробирался через толпу, и она вынесла меня к высокой ширме кукольного театра.
Я немедленно узнал работу кукольника, еще раньше, чем представление, хотя его тоже уже видел - показывали историю о драконе Айсфире. Монетка звенела бубном перед ширмой, и когда я пробрался в первый ряд, увидела меня и радостно замахала рукой. Я улыбнулся ей, глядя, как на фоне очень похожего изображения тронного зала юные Дьютифул и Эллианна обмениваются клятвами о походе на остров Аслевджал. В рифмованных строках баллады, которую исполнял менестрель, все звучало намного романтичнее, чем на самом деле.
- Какие они красивые! Я хочу такую куклу, - заворожено произнесла маленькая девочка, цеплявшаяся за юбку матери рядом со мной. - Мама, я хочу такую куклу!
- Они очень дорогие, - строго сказала мать, приглаживая льняные локоны.
- Но я хочу-у, - захныкала малышка. Звонкий голосок разносился далеко; вокруг зашикали. Мать выглядела расстроенной и начала оглядываться, явно собираясь увести девочку.
- Тшш, - незаметно выскользнувший откуда-то господин в алом камзоле склонился перед девочкой. - Эти куклы не для игры - они настоящие актеры!
Он выпрямился, и мое сердце замерло, уже зная, кого я сейчас увижу. Когда наши взгляды встретились, я засмеялся, не в силах сдержать радость, и мгновение спустя он присоединился ко мне. Мягкий, как бархат, смех Шута делал мое веселье стократ сильнее. И даже когда он отзвучал, я словно слышал его ноты, музыкой висящие в воздухе.
Но когда он отзвучал, я понял, что не знаю, как обратиться к Шуту, чтобы поприветствовать. Он выручил меня, заговорив первым:
- Том, старый друг, - сказал он, широко улыбаясь. - Сто лет, сто зим.
Я покачал головой и протянул ему руку. Он ответил мне крепким рукопожатием, а потом притянул к себе, обнимая за плечи. Мы отошли в сторону от кукольного театра, чтобы не мешать представлению, и чтобы оно не мешало разговору.
- Я скучал по тебе, - сказал я ему над кубком вина, и сам поразился искренности своих слов и легкости, с которой их произнес - как будто я говорил сам с собой. Шут склонил голову и отозвался не словом, но жестом, сжав на мгновение мое запястье. Его пальцы прижались к тому месту, где когда-то были следы от их прикосновения, и я вздрогнул: меня словно ударила крохотная молния. Шут прикрыл глаза, а когда открыл их снова, то в них было игривое веселье.
- Как ты жил тут без меня, Том? - спросил он. - Как твоя семья?
- Превосходно, - ответил я, и, подчиняясь его расспросам, принялся рассказывать. С моих семейных дел мы перешли на новости Шести Герцогств и даже Белой Земли, но не уделяли им особого внимания - вокруг было слишком много посторонних ушей, и этот разговор следовало отложить до более спокойного времени.
Теперь, когда первое волнение от встречи улеглось, я смог рассмотреть новое обличье Шута получше. Он выглядел экзотично, как и Голден, даже если бы кожа у него была того же цвета, что у жителей Шести Герцогств, но в его экзотичности не было нарочитой яркости. Он был одет в своеобразный наряд, не соответствовавший моде ни одной из известных мне стран, но сочетавший черты джамелийского, белоземского и Шести Герцогств. Покрой подчеркивал его худощавую фигуру, выделяя широкие плечи и придавая его облику больше мужественности. Черты его лица, без краски и подвесок Кофетри, тоже выглядели совершенно мужскими. Белые манжеты и воротник рубашки оттеняли темную кожу. Хотя кружева и вышивка на его наряде были тонкой работы и, несомненно, стоили немало, но в них не было излишества и роскоши, которые демонстрировало платье лорда Голдена. Шут снова одевался изысканно и элегантно, так что его одежда привлекала внимание в первую очередь к владельцу, в то же время отчетливо давая понять знатокам, что владелец состоятелен и обладает тонким вкусом. То же можно было сказать и о перстнях, украшавших его длинные пальцы, и о заколке, удерживавшей волосы в простой элегантной прическе. Его манеры соответствовали внешности - изящные, но простые, как и подобало человеку состоятельному, уважаемому и образованному, но не благородному.
- Как тебя зовут теперь? - спросил я его, и он ответил:
- Сэндл. Меня знают как мастера резчика.
Пока мы разговаривали, посреди зала начались танцы. Король и королева открыли их, но сегодняшнее торжество было лишено официальности придворных балов, и поэтому к ним почти сразу присоединились другие пары. Я различал среди кружащихся фигур знакомые лица. Розмари вел в танце белоземский юноша, друг Лалвика, а сам Лалвик танцевал со Старлинг. Чейд танцевал с какой-то статной дамой, а когда она повернулась в мою сторону, я был крайне удивлен, узнав в ней наряженную в дорогое платье Маркед. Неттл запыхалась и раскраснелась от танцев и выглядела очень хорошенькой и радостной. Ее партнер по танцу, Илим, напротив, хмурился.
Когда танец закончился, Илим и Неттл подошли к нам. Я не ожидал этого, и Шут, наверное, тоже. Я поторопился вмешаться:
- Неттл, лорд Илим, позвольте представить - господин Сэндл, мастер резчик из Бингтауна.
Неттл вздернула бровь и кивнула. Илим помрачнел еще больше и покосился на нее. Она ответила строгим взглядом, который явно переняла у матери - у меня даже дух захватило от сходства.
- Господин Сэндл, - с трудом выговорил Илим. - Могу я поговорить с вами?
Шут поколебался, но последовал за ним в сторону, где было потише. Я напрягся. Неттл положила руку мне на локоть.
- Не волнуйся. Ничего плохого не произойдет.
- О чем Илим собирается с ним разговаривать?
- О, он просто перед ним извинится.
Я изумленно посмотрел на нее. Неттл улыбнулась:
- У нас было время для долгих разговоров - в Белой Земле зимой нечего делать, а в дороге и подавно. Когда я узнала, что он выставил человека, который принес столько пользы его другу и королю, его сестре и ему самому, прочь из замка из-за какой-то ерунды, то высказала ему все, что думаю о подобном поведении, и мы крупно поспорили. И спорили две недели, пока он не принял мою сторону.
Я был ошеломлен. Но Неттл однажды сумела заставить драконов помочь людям - неудивительно, что она справилась с белоземцем. Глядя на мою отвисшую челюсть, она рассмеялась:
- Мне хватает лицемерия среди здешних придворных. Я не собиралась терпеть его еще и от этой белобрысой дубины,- кличка прозвучала, как ни странно, не оскорбительно, а по-доброму, и я задумался, не выходят ли отношения между моей дочерью и белоземцем за рамки простой дружбы. Но Молли уже говорила мне, что незачем совать нос в чужие дела - не то чтобы мне легко было этого не делать.
Судя по позам и жестам, разговор между Шутом и Илимом был нелегким, но вмешиваться мне не пришлось. Через несколько минут Шут снова присоединился ко мне. Илим не последовал за ним - краем глаза я видел, как он побрел куда-то в сторону столов с угощением. Но не успели мы заговорить, как к нам подошла Молли.
Она была чудо как хороша в тот вечер. В сиянии факелов и свечей ее лицо выглядело свежим, а паутинки морщин говорили об опыте и богатой жизни. Она оперлась на мою руку.
- Молли, - сказал я, полный одновременно радости от того, что наконец вижу сразу двух самых дорогих мне людей, и неожиданной тревоги. - Молли, ты помнишь Шута?
Она широко раскрыла глаза, всматриваясь в его лицо. В ее удивлении не было ничего необычного - мало кто смог бы узнать белокожего мальчика-шута в смуглом и богато одетом мужчине. Шут блеснул приветственной улыбкой и склонился над ее рукой.
- Я так давно не видела тебя, но столько слышала, что кажется, будто хорошо тебя знаю, - сказала Молли, неловко засмеявшись - она не привыкла к придворной галантности.
- Думаю, я могу ответить тем же, - Шут покосился на меня. - Но ты за это время совсем не изменилась - чего, наверное, не скажешь обо мне, - он отвесил ей изящный полупоклон, словно приглашая посмотреть на свое новое обличье. В этом было что-то от игривости королевского шута, но куда больше от манерности лорда Голдена, и это мне не понравилось.
- Я должна поблагодарить тебя за подарки. Они чудесные, - Молли улыбнулась, - Хирс не расстается со своим мечом, даже ночью кладет рядом. А Неттл только твои украшения и носит…
Но сама Молли не стала надевать свои резные ожерелья, хотя они очень шли к этому платью.
- Ты должен приехать в Ивовый лес, - сказала она. - Фитц гостил у тебя столько времени, теперь ему пора отдать долг гостеприимства.
- Да, - жарко поддержал ее я, - приезжай. Я многое должен тебе показать…
Но Шут покачал головой.
- У меня слишком много дел в Баккипе, и я не могу отлучиться, - сказал он. Я готов был его переубеждать, но музыка сменилась снова, и Молли вскинула голову. Я узнал ее любимый танец. Она не смотрела на меня, но переступила с ноги на ногу в такт, и я знал, что она хочет выйти в круг.
- Пойдем? - предложил я, посылая Шуту извиняющийся взгляд. Он только взмахнул рукой, и я повел Молли в центр зала.
Когда ряды выстроились, я увидел Шута через несколько пар от нас - его партнершей была Маркед. Она послала мне сердитый взгляд и что-то прошептала Шуту, но он только покачал головой в ответ.
Это был сложный танец со множеством фигур и сменой партнеров, и я много раз пожалел, что согласился его танцевать. Все мои силы уходили на то, чтобы следить за собственными руками и ногами и стараться повторить движения соседей - я помнил не все па. Но Молли явно нравилось, я видел ее сияющую улыбку. А когда очередная смена позиций привела нас с Шутом друг к другу, и он, стоя рядом, подмигнул мне через плечо, прежде чем развернуться и лихо хлопнуть в ладоши, я почувствовал, как звенит наша связь, и меня переполнила радость жизни, простая и чистая.

Этой радостью были полны для меня все весенние дни. Немалую их часть мне приходилось проводить в тайных комнатах Баккипа, участвуя в королевских совещаниях по поводу переговоров с Белой Землей; совет герцогов не мог сойтись на том, что делать с воинственным королевством, в котором до сих пор не утихли конфликты из-за странного восхождения короля на трон. Вести, сообщавшие о скором прибытии посольства из Бингтауна, еще больше накаляли обстановку, и споры разгорались от малейшей искры. Но все это не могло нарушить моего покоя и довольства жизнью.
В свободные часы я ездил с Шутом на охоту в окрестные леса или смотрел, как он вырезает крохотные бусины и нанизывает их на шелковые нити. Поначалу я ходил с Молли гулять вдоль берега, но вскоре ей настало время возвращаться в Ивовый лес, где Пейшенс одна не справлялась с хозяйством. Она хотела, чтобы я уехал вместе с ней, но Чейд настаивал, что я нужен им в Баккипе. Возможно, то, что Шут не согласился отправиться вместе с нами, заставило меня поддаться уговорам Чейда быстрее, чем обычно. Молли выглядела грустной, когда уезжала, а Неттл - сердитой, но я не мог понять, в чем провинился, и потому не мог искупить свою вину.
Конечно, я скучал по Молли. Я писал ей письма, как в дни нашего тайного романа. Она отвечала, но скупо и нескоро, словно ее занимали дела. Когда я поделился этим с Неттл, она уставилась на меня так, словно я сморозил большую глупость.
- Мужчины! - фыркнула она наконец. - Как вы можете считать себя такими мудрыми и прибирать власть к рукам, если не понимаете самых простых вещей?
Я с улыбкой развел руками, признавая свое невежество. Она покачала головой.
- Подумай сам, - сказала она серьезно. - Сначала ты мчишься сломя голову неизвестно куда, не оставив даже весточки. Потом остаешься на много недель в глуши. Потом едешь за тридевять земель и возвращаешься отдельно от посольства. И теперь все дни проводишь в замке, хотя тебя ждут дома. И все это из-за одного человека.
К концу ее речи я начал сердиться.
- Шут мой друг, - сказал я резко. - Я не видел его много лет, и тосковал по нему…
- А она твоя жена, - тихо ответила Неттл.
- Я знаю! - воскликнул я. - И я вернусь домой, как только смогу!
- Что держит тебя теперь? Только не говори, что дела государства. Ты мог бы участвовать в совещаниях по Скиллу, как раньше.
- Я хочу немного времени провести с Шутом, прежде чем он снова уедет.
- И когда это случится?
- Я не знаю. Его планы трудно предсказать, - только произнеся это, я понял, что не задумывался, что буду делать, когда Шут соберется уезжать. Я жил день ото дня так, как будто он всегда будет рядом.
Неттл тяжело вздохнула. Она несколько раз открывала рот и обрывала себя на полуслове. Наконец она сказала:
- Мне тяжело задавать этот вопрос, но я должна это сделать. Леди Старлинг рассказывала про королевского шута, который ходил вместе с вами и королевой в горы, на поиски короля Верити. Она говорила, что шут был женщиной и что эта женщина была влюблена в тебя…
Я вскочил, сжимая кулаки. Старые сплетни Старлинг! Хорошо, что она не додумалась повторить Неттл те грязные слухи, которые ходили про меня и лорда Голдена!
- То, что такое Шут и каковы наши отношения, касается только нас двоих, - грубо сказал я. Неттл тоже поднялась и сердито свела брови, глаза у нее сверкнули яростным огнем.
- Не только, - сказала она. - Ты оставил жену, ты проводишь все дни с человеком, который может быть влюбленной в тебя женщиной. Что мне думать? Что ей думать о ваших отношениях? Неужели ты не понимаешь, что ее тревожит?
- Нет! - рявкнул я. - Молли знает, кто такой Шут, и знает, что меня с ним связывает. Она понимает!
Разъяренный, я выбежал из ее покоев.
Но слова Неттл заставили меня задуматься о том, о чем до этого я думать отказывался. Она была не первой, кому мои отношения с Шутом казались более чем дружескими. Я помнил комментарии Чейда, и хотя старик не повторял их больше, но иногда я ловил его пристальный взгляд. Старлинг тоже не говорила ни слова, но присматривалась к Сэндлу, и это напоминало мне, с какой жестокой грубостью она повторяла солдатские сплетни про лорда Голдена. Однажды я услышал, как лорд Лалвик говорит своему постоянному спутнику-белоземцу, что я не свожу с Сэндла глаз. Я стряхивал эти мелочи, как пыль с дорожного плаща, но их становилось все больше.
Я не хотел, чтобы наши отношения становились предметом досужих разговоров. И не хотел, чтобы Молли воспринимала их неправильно. И если сплетни я еще мог вытерпеть, то ее недоверие… Я хотел бы все объяснить ей, так, чтобы она поняла, что такое для меня Шут, но для этого ей нужно было бы пережить вместе со мной долгий путь в сад драконов, и холод Аслевджала, и многое другое, что сковало нашу дружбу, сделав ее нерушимой - что сделало нас единым целым. Я не знал, как сделать так, чтобы она поняла, и не спал полночи, пытаясь найти способ объясниться с женой.
Но к утру, когда я поехал на охоту вместе с королем, королевой и Шутом, мои тревоги утихли. Я успел познакомиться с Когтем, котом, с которым связал себя Дьютифул. Он относился ко мне с высокомерным снисхождением, как обычно относятся кошки к людям, но мы неплохо поладили. К удивлению моему и Дьютифула, и Коготь, и вся его стая прониклись симпатией к Шуту, и одна из кошек приносила добычу ему лично. Когда мы сделали привал, он долго гладил их шелковые шкуры и чесал за мохнатыми ушами.
Уэб, который тоже сопровождал нас, наблюдал за ним с глубоким интересом. На обратном пути он подъехал ко мне и заговорил:
- Я думал, что ты снова связал себя с животным, но не мог понять, с кем. Однако теперь я вижу, хотя и не понимаю, как это возможно…
- Я ни с кем не связан, - возразил я.
- Вот как? - Уэбб вскинул бровь и отъехал в сторону. А я вспомнил, как Ночной Волк говорил, что наша связь с Шутом была для него похожа на Уит. Я тронул ее, и Шут , погруженный в разговор с королевой, обернулся ко мне, откинув за плечо выбившуюся каштановую прядь. Я решил, что напишу Молли обычное письмо, и не буду поднимать сложные темы в разговорах, если она сама этого не сделает.

Молли снова приехала в Баккип за несколько дней до обещанного прибытия флота Бингтауна, и я, помня слова Неттл, старался проводить эти дни с ней. Сначала она была несколько прохладна со мной, но потом оттаяла - я приложил для этого немало усилий. Хотя я предлагал Шуту присоединяться к нам, но он редко соглашался, а когда все же соглашался, то редко разговаривал, а все больше молчал или пел, играя на лютне. Молли нравилось его пение, и Неттл тоже.
Корабли из Бингтауна пришли в ясный полдень, но далеко на горизонте клубились тучи, обещая к вечеру грозу. Мальчишки кричали на улицах, что среди флота Бингтауна есть живой корабль, самый настоящий живой корабль из легенд. Их никогда не видели в Баккипе, и весь город сбежался посмотреть на них. Мы с Молли тоже отправились туда.
На пристани нам пришлось долго пробиваться сквозь толпу зевак. Сначала я не увидел в корабле ничего особенного - конечно, обводы бингтаунских судов были необычны для северного Бакка, но они были знакомы в этих водах. Но потом носовая фигура шевельнулась, и я понял, что она живая. Она наклонилась к фигуре, стоявшей на пристани, и над водой прокатился низкий густой голос:
- Янтарь! Эк ты вырядилась! И потемнела, словно головешка.
Толпа зашушукалась, а мы с Молли наконец пробились вперед и увидели, с кем разговаривал корабль. На пристани стоял господин Сэндл, он вскинул палец к губам, призывая корабль замолчать, хотя глаза у него сияли удовольствием от встречи, и он не мог сдержать улыбку.
- Совершенный! Что я тебе говорила? - звонкий голос Йек опередил ее саму, сбежавшую по мосткам на пристань и бросившуюся Сэндлу навстречу. - Господин Сэндл, верно? Ах, как я рада! - она взяла Шута за руку и крепко пожала обеими своими ладонями.
- Помню, помню, - заворчал корабль. Выпрямившись, он грозно осмотрел толпу. Когда он повернулся к нам, Молли ахнула и поднесла руку к губам. Я сначала не понял, что ее так поразило. Но корабль прищурился и наклонился ко мне, а потом гулко пророкотал:
- Да это ж мое лицо! Только постарше будет!
Теперь я и сам это видел. У корабельной фигуры было лицо, которое было у меня в молодости, и он был одет в синюю одежду с гербом, на котором олень опускал рога для атаки. Только глаза у него были ярко-голубые.
- Значит, вот с кого она меня резала! - корабль протянул огромную руку и ткнул в меня пальцем. Сэндл стоял на пристани, словно окаменев. Йек переводила взгляд с него на меня, а потом на Молли, и наконец сердито затрясла головой и отвернулась, скрестив руки на груди. Она буркнула что-то Сэндлу, но тот только склонил голову, глубоко вздохнув.
Я не знал, что и подумать. Я помнил давний подслушанный разговор Йек и Янтарь и понимал, что вижу теперь тот корабль, о котором они говорили - на его борту красовалось название «Совершенный», а у носовой фигуры было мое лицо. Из-за него Йек узнала меня тогда и пришла к неверным выводам. Но так ли уж они были неверны? Я знал, что Шут любит меня, сегодня так же, как многие годы назад - знал это в душе, чувствовал его чувства, как свои. И корабль с моим лицом был лишь выражением этой любви, которое он себе позволил.
Из размышлений меня вывела хлесткая пощечина. Я вскинул руку к щеке, изумленно глядя на Молли, которая встряхнула отбитыми о мое лицо пальцами, сверкнула глазами и бегом бросилась в толпу.


Иллюстрация Drake

@темы: фики, Р. Хобб, Шут и Убийца

---

суровая правда жизни

И только эпику все было похуй. Он давно измерялся алками и был випом с 1905 года.


(с)

@темы: юмор, авторское, цитаты, Шут и Убийца

---

Шут и Убийца, глава 25

Ранее: Пролог 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17-18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 Эпилог

ГЛАВА 25. ДОМОЙ

Любые мои слова воспринимались как проявления высочайшей мудрости. Но, несмотря на свою наследственность, я ничем не отличался от обычных детей. Хулиганил, когда представлялась возможность, рассказывал глупости о летающих кабанах и призраках отпрысков королевского рода. Каждая придуманная мной история оказывалась длиннее предыдущей, однако я обнаружил одну странность. Какие бы глупости я ни придумывал, в моих бреднях всегда оказывались зерна истины.

Замок гудел. Смерть короля и королевы повергла всех в растерянность и панику, которые лишь слегка улеглись после того, как придворные врачи объявили, что жизнь принца вне опасности. Илим и Илейда не отходили от него ни на шаг, и всех троих окружали ряды стражи. Меня останавливали на каждом шагу, расспрашивая о том, как я спас принца, и пожимали мне руку, и тяжело хлопали по плечу.
Но звучали и иные слова. Все видели, как нападали птицы, и сходили с ума кони и люди, и вспомнили, что кричала Илейда, и нашлись те, кто обратил внимание, что несколько лет назад, до смерти сестры, ее часто видели в окружении птиц - говорили даже, что она умеет с ними общаться. Обитатели замка морщили лбы и опасливо ежились, и ползло из углов обвинение, брошенное перед смертью королевой: «Ведьма».
Другие шептались о том, что поединок Арлета с королем был нечестным, и потому он не имеет права на трон. Что он вступил в сговор с ведьмой, чтобы свергнуть настоящего короля. Что он предал свой род и свою страну и окончательно потерял все представления о чести воина за время путешествий в чужих странах.
Я опасался, что стража, которая окружала покои принца, может обратить мечи против него. Того же боялась Розмари. И потому лорд Лалвик отправил стражников из Шести Герцогств в почетный караул у покоев принца. Хотя я сомневался, что они смогут устоять против белоземских воинов, превосходивших их числом.
Но я оставил эти тревоги Розмари, и Лалвику, и Илиму. Меня куда больше волновал Шут. После слов Илима он долго смотрел ему вслед, а потом растворился в суетливой толпе прежде, чем я успел его остановить. Но сразу после отчета Розмари я отправился в его комнату. Дверь снова была незаперта, но я вошел осторожно, чтобы не побеспокоить его.
Я зря волновался. Комната была практически пуста, без следа изящного убранства, только белоземские ковры и шкуры, и посреди нее Шут укладывал последние шкатулки в сундук. Он обернулся на звук моих шагов, скользнул по мне усталым взглядом и вернулся к своему занятию. Но я ощущал его грусть и боль. Илим прогнал его, поддавшись давлению предрассудков. Я почувствовал, как поднимается внутри злость на этого глупца, который оттолкнул дружбу Шута из-за бессмысленного предубеждения, из-за узости мышления…
И тут же мне стало стыдно. Кто я такой, чтобы обвинять Илима в том, что сам однажды сделал? Только теперь я осознавал, какую боль причинил Шуту тогда. И только теперь я мог понять Йек, которая нашла меня в коридорах Баккипа, чтобы бросить в лицо свою горечь за Шута - за Янтарь, которую я обидел своей глупостью.
- Не уезжай без меня, - сказал я Шуту, и он замер, а потом медленно выпрямился. - Мне нужно собрать вещи. Встретимся в конюшне.
- Ты не должен ехать со мной, Фитц, - сказал он, не оборачиваясь.
- Не должен. Но я хочу.
- Ты нужен здесь…
- Здесь и без меня достаточно людей, которые сумеют справиться. Не спорь со мной, - я положил руку ему на плечо, и оно дрогнуло под моей ладонью. Потом Шут наклонился и продолжил собирать вещи.

Сборы, и разговор с Розмари, не понимавшей моего внезапного отъезда, и ожидание бумаг, которые она хотела передать со мной Чейду - все это затянулось, и мы выехали на закате. Света хватило бы лишь на то, чтобы добраться до постоялого двора, но ни Шут, ни я не желали ночевать в замке. Мы оставили его позади, похожий на встревоженный улей, и невозможно было предсказать, как он встретит утро - признает ли нового короля, или свергнет его, не дав взойти на трон. Я не завидовал Розмари, которая отправилась в Белую Землю, чтобы подготовить почву для мирного договора, а оказалась в сердце дворцового переворота. Зато мне стало ясно, что даже если бы не Шут, мне стоило бы уехать - сегодняшний спаситель принца завтра мог оказаться пособником убийцы короля, а мне не хотелось играть эту роль.
Трудно было предположить, как сложатся события дальше. Все зависело от того, как политики сумеют повернуть мнение толпы. Позволят ли ей верить, что Илейда ведьма, или убедят, что ее власть над животными - дар богов? Позволят ли говорить, что победа Арлета нечестна, или докажут, что поединок был честным и принц заслуживает трона? Положение обоих было крайне шатким. За свержением короля и бойней во дворе подзабылась причина поединка Арлета и Илима, но ее скоро вспомнят, и что тогда?
Шут ехал молча, погруженный в мрачные раздумья. Я долго не начинал разговора, выжидая. Он приехал в Белую Землю, желая что-то изменить; он боялся, что принц погибнет, и тогда его планы потерпят неудачу. Принц выжил, но надолго ли? Такую ли победу предвещали его пророчества? И исполнились ли они?
Я вспомнил, как он признавался мне в потере дара, как горечь проступала в голосе и взгляде. Прежде Шут мог порой переживать о том, что не знает, как именно понимать свои предвидения, но всегда верил самому себе, верил, что выбранный им путь приведет к цели, и шел к ней, не оглядываясь. Даже в самые черные дни он верил в себя, в Белого Пророка. Но теперь… Теперь он был вынужден полагаться на воду, и танцы, и карты, и кости. Я неожиданно понял, каким потерянным он должен был себя чувствовать - как человек, потерявший зрение. Как я без Скилла и Уита.
Внезапно я вспомнил его слова, сказанные мне несколько дней назад, и встрепенулся в седле.
- Шут, - позвал я взволнованно. - Шут, помнишь, что ты видел, когда танцевал в лесу?
- Какое это имеет значение? - отозвался он устало.
- Может быть, никакого. Но ты рассказывал мне про синее стекло, помнишь?
- Помню. Наверное, я видел когда-то, как ты готовишь зелья, - его голос звучал совершенно безжизненно. Я не помнил его таким.
- Ты ни разу этого не видел, - сказал я уверенно. - Но я действительно готовил зелье, которое храню в пузырьке из синего стекла. Сегодня мне пришлось его использовать, - он обернулся ко мне, и я добавил, глядя ему в глаза: - В нем было противоядие, которое я дал принцу Арлету.
Неловкими пальцами я вынул пустой пузырек из кармана на поясе и протянул его Шуту, который смотрел на меня постепенно становившимися все больше глазами.
- Это совпадение, Фитц, - сказал он наконец, и эти слова еще ярче показали мне, каким потерянным он себя чувствовал. Шут, которого я знал много лет назад, не верил в совпадения. Теперь же он был готов отказаться от собственной победы - настолько он не верил в себя.
- Фитц песопас. Салоприпас. Псаспас, - сказал я, пытаясь подражать дурацким интонациям мальчика-шута. Наверное, получилось очень глупо, потому что у Шута дернулся уголок рта в улыбке. Этого мне было достаточно. - Тогда это тоже было совпадением? Или предвидением? - он покачал головой, но я видел, как в его взгляде расцветает робкая надежда. - Я верю в твои пророчества, - сказал я убежденно. Может быть, бывали дни, когда я в нем сомневался, но они миновали много лет назад, вымерзли в льдах Аслевджала. И сегодняшние события только подкрепили мою веру. Я взял Шута за руку и вложил в нее пузырек из синего стекла. И пустил коня вперед, оставляя Шута наедине со своими мыслями.
Неттл встретила нас на крыльце, взволнованная и оттого вдвойне строгая. Она переняла от матери привычку отчитывать тех, за кого переживает, и потому мне изрядно досталось на орехи еще до того, как я успел спешиться.
Шут покачнулся, сходя с коня, и Неттл пронзила меня гневным взглядом. Но мне не нужна была ее строгость, я и сам мог себя выругать: Шут был измучен столкновением с Илидой, и волнениями дня, и дорогой от замка, а я даже не подумал, что он устал. Но он не дал мне поддержать себя, а расправил плечи и поклонился Неттл.
- Леди Неттл, - сказал он голосом, который я привык считать голосом Шута. - Я рад наконец познакомиться с вами.
Я не знал, как Неттл отнесется к тому, что Шут из моих рассказов появится перед ней в обличье женщины. Но она и бровью не повела.
- Радость встречи взаимна, - сказала она, отвечая на его поклон. - Идемте, я приказала приготовить горячее вино и ужин.
За ужином я рассказал Неттл, что происходило в замке. Шут все больше молчал, лишь изредка вставляя слово, и когда мы сидели у камина с вином, заканчивая разговор, он достал из кармана стеклянный пузырек и вертел его в пальцах. Наконец усталость взяла свое, и я понял, что смазываю слова, а Шут уже клюет носом в кресле. Неттл тоже обратила на это внимание и прогнала нас спать.
Ночью я проснулся от криков Шута, но дверь в его комнату была заперта.

Когда рано утром я спустился вниз, Кофетри уже была там, и не одна. Напротив нее у камина стояла Илейда, закутанная в меха и свои украшенные странными узорами одежды. На звук моих шагов она обернулась, взмахнув полами накидки, словно встревоженная птица, но тут же успокоилась. Я почувствовал прикосновение ее Уита.
- Ты тот, кто спас меня и моего принца, - сказала она уверенно. - А ты привела его ко мне, - она снова повернулась к Кофетри и взяла ее руки в свои. - Я обязана тебе всем, - сказала она страстно. - Я стала бы твоей нэфирой, но мой долг перед тобой больше, чем долг жизни - это долг мой, и моего будущего супруга, и моего брата, и всей моей страны. Скажи мне, как я могу его заплатить?
Кофетри светло улыбнулась ей, высвободила одну руку и ласково коснулась витой рыжей пряди, падавшей на лоб Илейды.
- Плата, которую я попрошу, может быть тяжела, - сказала она. - Но если ты согласишься на нее, то обязана будешь заплатить, как бы больно тебе не было, сколько бы помех не встало на твоем пути.
- Что угодно! - воскликнула Илейда, порывисто кивая.
Кофетри сдвинула брови, и улыбка исчезла с ее лица. Она смотрела Илейде в лицо, но словно видела не ее, а что-то далекое и нездешнее.
- Твой род будет благословлен детьми, - заговорила она нараспев низким для женщины голосом, в котором я узнал голос Шута, - и однажды родишь ты дитя, белое, как снег твоей земли. Поклянись, что будешь беречь его как зеницу ока, не дашь никакой обиде коснуться его… - Кофетри сделала паузу, и Илейда, смотревшая на нее широко распахнутыми глазами, судорожно кивнула.
- Клянусь!
- Поклянись, что будешь любить его всем сердцем, одаришь всей своей материнской нежностью.
- Клянусь!
- Поклянись, что когда придет черный человек, ты отдашь ему белое дитя навсегда.
Илейда ахнула. Кофетри по-прежнему смотрела сквозь нее, но я видел, как руки в коричневых перчатках сжались на пальцах Илейды.
- Клянусь, - выдохнула Илейда и порывисто вздохнула. В глазах у нее стояли слезы.
Кофетри моргнула, и ее взгляд снова был направлен на Илейду, а не на что-то иное. Она грустно улыбнулась.
- Велика ли плата, нареченная королева? - спросила она сочувственно.
- Плата королевская, - ответила Илейда, гордо поднимая голову - и я вдруг увидел в этой тоненькой девушке с огромными прозрачными глазами будущую правительницу. Потерявшая так много и так много пережившая, она готова была к новым потерям, но и к новым обретениям тоже.
Вошла Неттл, одетая в дорожное, а за ней - служанка, несшая узел с одеждой.
- Ты едешь с нами? - удивленно спросил я. Прошлым вечером мы не успели обсудить свои планы.
- Я еду в замок вместе с леди Илейдой, - ответила она. У меня сжалось сердце. В замке было сейчас опасно, и я не хотел отпускать ее туда. Но прежде чем я успел возразить, она решительно добавила. - И не пытайся меня отговаривать. Я служу королю, и сейчас ему нужно, чтобы я была его глазами и ушами в Белой Земле.
Даже не пытайся возражать, - добавила она.
Пораженный, я смотрел на нее и словно видел впервые. Моя дочь говорила как Видящая и как слуга Видящих. Я знал, что ее верность трону расцвела за прошедшие годы, и что ее решимость и преданность делали ее надежным помощником Дьютифула. Но только теперь я увидел, как сильны в ней эти качества, и как крепко ее чувство долга.
Кофетри смотрела на нее со странной улыбкой, а потом перевела взгляд на меня и насмешливо покачала головой.
- Странно видеть себя в своих детях, не правда ли? - нараспев сказала она. - Удачи вам, леди Неттл. Я буду надеяться на новую встречу.
- О, еще как! - горячо ответила Неттл. - Я так хотела познакомиться с вами получше!
- Я разделяю ваше желание и верю, что вместе наши желания наверняка сбудутся, и скоро, - ответила Кофетри. - Теперь же, с вашего позволения, я покину вас - мне сегодня тоже предстоит долгий путь, - она поклонилась Неттл как равной, а Илейде отвесила глубокий поклон, как королеве, и вышла из комнаты, шурша юбками.
Илейда оставила нас с Неттл прощаться, и я пытался найти слова заботы и наставления, но Неттл, как обычно, меня опередила.
- Все, что ты скажешь сейчас, будет либо банальностью, либо глупостью, - сказала она сурово. - Поэтому просто обними меня, - и она раскрыла мне свои объятия, и все, что я мог сделать - это подчиниться.

По дороге Шут рассказал мне новости, полученные от Илейды: назревший к рассвету мятеж удалось подавить, и наутро следующего дня Арлет будет коронован, а затем обвенчается с ней. Я только покачал головой. Они были юными и неопытными, и им нелегко будет усидеть на троне. Но Шут, кажется, не разделял моих тревог.
В предгорьях мы догнали кукольный театр, который бежал из замка сразу же после представления. Они встретили нас натянутыми луками, но Маркед узнала Кофетри и велела опустить оружие. Кофетри досталось горячее приветствие, а мне - холодный взгляд. Но тем не менее, мы договорились, что поедем вместе с театром до Нордфорда. Я надеялся, что Шут продолжит путь со мной до Баккипа, а потом и в Ивовый лес, но он сказал, что у него есть дела в Бингтауне, и поэтому он собирается вместе с театром ехать в Фарроу, а оттуда с обозами - в порт Шокса, где сядет на корабль. Меня это расстроило, потому что я не хотел с ним расставаться, но он настаивал на своих планах, а я не мог не поехать в Бакк.
Когда настало время устраиваться на ночь, Маркед велела отнести мои вещи в шатер к мужчинам, а Кофетри предложила место в своей палатке Монетка. Но Кофетри вежливо покачала головой.
- У меня и Тома есть своя палатка, и мы будем ночевать в ней, - сказала она. Маркед нахмурилась. Когда я ушел ставить палатку, то увидел, как она подсела к Кофетри и напористо шепчет ей что-то, резко взмахивая ладонью. Но когда Шут пришел ложиться спать, то не стал делиться тем, что она ему сказала, а просто улегся на постель, завернувшись в меха и сонно глядя на тусклый свет тлеющей жаровни.
Я вытянулся рядом с ним, но сон не шел ко мне. Меня мучили вопросы.
- Клятва, которую ты взял с Илейды. Это было пророчество?
Шут усмехнулся, став похожим на себя-мальчишку.
- Ткацкие станки и ножницы. И даже не мои, - он протянул ладонь к теплу жаровни, задумавшись на минуту. Когда я уже думал, что продолжения не последует, и мне придется оставаться с еще одной загадкой, он заговорил снова.
- В том месте, которое я привык звать своей родиной, хотя родился не там, в школе, уроки которой я переписал, хранится немало пророчеств, оставленных Белыми, которые были до меня, и даже мной самим. Многие из них исполнились; об исполнении других неизвестно ничего, и можно лишь гадать, складывая их друг с другом то так, то этак, как в игре в ответы на неизвестные вопросы. Когда их сложил я, получилась история про холодную землю и принца, бьющегося за трон своего отца с его убийцей. Мне понравился финал этой истории.
- И поэтому ты решил воплотить ее в жизнь? - спросил я. Когда я пытался представить такую игру с судьбами и роком, у меня кружилась голова. Шут и раньше говорил со мной о предсказаниях, но с одной стороны, я не совсем ему верил, а с другой - мне легче было поверить в завтрашнюю судьбу, крывшуюся в загадках моего друга, чем в слова давно умерших пророков, записанные на бумаге.
Но Шут пожал плечами так, словно говорил о выборе отделки для камзола.
- Я думал, что найду в Клерессе себя, - сказал он легкомысленно, но я слышал глубину чувств, скрывавшуюся за легкостью, в его голосе и в колыхнувшейся волнением связи. - Но нашел скуку. А когда пророчества сложились в историю, пришедшуюся мне по душе, я и подавно не сумел усидеть на месте. Сначала я думал, что просто навещу своих друзей в Бингтауне, а за долгий путь по морю успею подумать о том, куда хочу идти дальше. Но в Бингтауне мне встретились люди из пророчества, и я снова решился довериться судьбе, хотя и шел вслепую, ведомый лишь давно умолкнувшими голосами…
Я попытался представить, каково это было - ему, видевшему прежде перекрестки предназначения, следовать неясным указаниям из пыльных свитков. Наверное, сравнение со слепотой было уместно. Мне, никогда не заглядывавшему так далеко, казалось, что проще было бы смириться и принять то, что люди умеют с рождения - движение наугад, путь проб и ошибок, на котором времени вечно не хватает, все делается слишком поздно или слишком рано, и только удача приносит в конце концов счастье или хотя бы покой. Но Шут не согласился на это.
- О чем была та история, которая так тебе понравилась? - поинтересовался я, хотя уже мог представить ее - повесть о принце, отмстившем за отца. Но Шут снова удивил меня. Глядя перед собой и словно в бесконечную даль, он сказал:
- О том, как у безумного короля и сумасшедшей королевы родится дитя белее снега их страны, которое однажды полюбит человека-дракона.
Я резко втянул воздух, пораженный его словами.
- Арлет и Илейда сойдут с ума? Их дитя будет белым… Белым Пророком?
Шут повернулся ко мне и укоризненно покачал головой.
- Сколько раз я объяснял тебе природу предсказаний, а ты все еще считаешь, что будущее записано в скрижалях? Я не знаю, как сложится их судьба, и какие плоды принесет их союз, и не узнаю этого, пока много лет спустя не оглянусь назад и не скажу - вот эти слова в старом пророчестве означали именно это, и никак иначе. А скорее всего, это буду даже не я, а какой-нибудь нерожденный еще толкователь, который найдет старые слова и мою мозаику из них и подтвердит или опровергнет мои догадки. Все, что я знаю сейчас - что Арлет и Илейда обручились и взошли на трон своей страны. Остальное - лишь вероятность.
- Но почему тогда ты взял клятву…
- Потому что в Белой Земле не верят в Белых Пророков. И королева не отдаст свое дитя пришельцу - скорее она сбросит его с крепостной башни, потому что младенец выглядит колдовским подменышем, - Шут едва слышно вздохнул. - Знаешь, когда мне пришлось обходиться человеческими методами, оказалось, что я многому научился у Чейда. Например, готовиться ко всему возможному заранее. И невозможному тоже.
Я некоторое время молчал, обдумывая услышанное, а потом поддался своему любопытству и принялся расспрашивать про человека-дракона. Но я и сам мог догадаться, что ответит мне Шут - что он не знает точно, и эти слова могут означать чешуйчатого торговца из Бингтауна, или Другого, или носителя драконьего герба, или кого-то, кого я и представить не могу. А если дитя окажется Белым Пророком, будет ли этот человек-дракон его Изменяющим? На это Шут мне не ответил ничего.
Но еще на один вопрос я не получил ответ и не мог этого так оставить - на этот раз не ради своего любопытства, а ради интересов Видящих.
- А безумие? - спросил я настойчиво. - Как ты готовишься к нему? Стоит ли Баккипу рассчитывать на грядущий союз, или лучше опасаться его?
- Я надеюсь, - ответил Шут печально. - Королева Илейда уже побывала безумной, а принц провозгласил себя таковым, прежде чем убил короля. Мне остается лишь надежда на то, что судьба сочтет это достаточным, и им не придется больше страдать.
- Им и без того придется нелегко, - согласился я.

Я был прав в своих мрачных прогнозах. Сообщения Неттл о происходившем в Белой Земле не отличались оптимизмом, и только клятвенное обещание, что она никуда не выходит без охраны, и что при первых же признаках опасности она покинет замок, останавливали меня от того, чтобы развернуть коня и помчаться за ней.
Стремительная смерть короля, последовавшая так скоро после кончины предыдущего и при таких трагичных и странных обстоятельствах, взбудоражила и без того горячую кровь белоземельцев. Нового короля многие считали слишком молодым для трона; другие не доверяли его джамелийским замашкам, хотя от большей их части он почти сразу избавился - они были лишь игрой, отвлекавшей от него Арттара; третьи полагали, что на трон найдутся кандидаты получше. Хотя Арлет был старшим мужчиной в роду, и никто не был достаточно близок по крови, чтобы оспаривать его право, кроме Илима, который не желал этого делать, но ходили разговоры под стук ножен о щиты, что хочет Илим того или нет, но из него король выйдет понадежнее, чем из «теплолюбивого мальчишки», хоть он и убил предшественника в честном бою.
Не улучшало ситуацию то, что Илейду считали то безумной, а то колдуньей, и поспешный брак находили крайне неудачным. У многих белоземских дворян нашлись дочери, куда лучше годившиеся в королевы, по мнению их родителей. Я мог представить, через что приходится проходить бедняжке Илейде, даже без рассказов возмущенной Неттл - я видел все это, когда ко двору прибыла Кетриккен. Мне казалось, что хрупкая и нервная Илейда может не выдержать этого напора, хотя Неттл утверждала, что она неожиданно хорошо справляется.
Илим простил Арлету смерть Илиды, и постепенно их дружба восстановилась. Он поддерживал сестру и друга с рвением, которым, видимо, стремился искупить вину за злополучную дуэль. Неттл отзывалась о нем одобрительно, хотя и насмешливо - она по-прежнему считала всех белоземцев «белобрысыми дубинами», но признавала, что у этой дубины в голове все же что-то есть. Став советником молодого короля, Илим взял на себя многие заботы по управлению страной, пока Арлет осваивался и наверстывал то, чего не хватало в его южном образовании.
Но хотя я выслушивал все, что рассказывала мне Неттл, запоминал и делал выводы, это как будто меня не касалось. С большим вниманием я слушал рассказы Чейда о происходившем в Шести Герцогствах, и его ворчание по поводу моего отсутствия, и редкие вопросы Дьютифула, который давно перестал спрашивать у меня совета, но порой обращался ко мне, чтобы услышать мою точку зрения и подтвердить верность своих идей. Однако даже это было как будто разговорами из другого мира. Мои дни в пути напоминали давние времена в хижине вдали от суеты и тревог. Они проходили за разговорами с Шутом и работниками театра об их путешествиях, а вечерами я слушал песни у костра и смотрел, как они репетируют свои представления и делают новых кукол.
Много дней подряд я провел рядом с Шутом, и наша связь пела в моей душе, даже приглушенная нами обоими. Много ночей мы засыпали в одной постели, лежа спина к спине. Но только в последний вечер, перед тем, как нам пора было разъезжаться - он вместе с театром направлялся в Нордфорт, а я ехал в Ивовый лес - я решился заговорить о том, что произошло, когда она возвращалась к нам.
- Тогда, в белоземском замке… - начал я неловко - и остановился. Шут, который раскатывал нашу постель, обернулся ко мне. Наверняка он догадался, о чем я хочу заговорить, но не стал облегчать мне задачу, ответив на невысказанные слова. Он просто сел на пятки и внимательно смотрел на меня, выжидая.
- После смерти Илиды. Когда ты был… ранен, - я не знал, как иначе словами назвать то, что сделало с Шутом колдовское зелье, - и я лечил тебя. Я не помню, что произошло, пока мы были в потоке Скилла.
Шут медленно закрыл глаза и глубоко вдохнул и выпустил воздух, прежде чем посмотреть на меня снова.
- Я тоже не помню, - ровным тоном сказал он.
Мы могли бы закончить разговор на этом. Но неполное воспоминание жгло меня изнутри, и я хотел разобраться в той путанице, которая царила внутри меня.
- Мне кажется… - я остановился снова, не зная, как описать то, о чем даже подумать не мог. В глазах Шута проступила горечь.
- Ты снова начинаешь разговор, который не стоит начинать, потому что сказанное останется с нами на всю жизнь, в то время как ему лучше было бы оставаться несказанным, - он отвернулся и снова занялся постелью.
Я помнил прежние попытки поговорить об этом, и то, какую боль причинили ему мои жестокие слова. Сейчас я смотрел на его профиль в неярком свете жаровни, на выбившуюся из косы прядь у виска, на легкие и точные движения, которыми он расстилал постель для нас обоих, и не мог вспомнить, почему когда-то так возмущался его многоликостью. Как в Молли я видел девчонку в красной юбке, которую не смел поцеловать, и женщину, которая спустя шестнадцать лет любила меня в зарослях малины, так сейчас передо мной были белый королевский паяц, и золотой лорд, и смуглая женщина, и все они были моим другом, моим Любимым. Они были мне одинаково дороги, каким бы именем не назывались и какие бы одежды не носили. Я знал Шута как никто другой, я побывал в его теле и в его душе, а он - в моих; после этого все определения и границы теряли смысл.
- Я лишь хотел сказать, что мне неважно, что тогда произошло. Это ничего не меняет, - Шут покосился на меня, явно удивленный. - Я хотел бы помнить, потому что воспоминания, отсутствующие там, где они должны быть, ощущаются как недостающий кусок, и хочется поставить его на место.
Шут отложил одеяло, сплел пальцы на коленях и наклонил голову набок, глядя на меня так, словно видел впервые. Наконец он засмеялся, тихо и низко.
- Ты изменился, Фитц, - сказал он тепло. - Больше, чем я думал. - Он замолчал на несколько мгновений, а потом продолжил. - Я действительно не помню, что происходило, не больше, чем ты. Я думаю, что пока мое тело было одним целым с душой, оно стремилось к тому же, что и душа - соединиться с тобой. Так, как оно может это сделать.
Я не мог понять взгляд, которым он сопроводил эти слова. Но меня поразило то, что хотя я понял, на что они указывали - и это совпадало с моими собственными опасливыми предположениями - но мысль об этом не вызвала у меня отторжения. Я не понимал близость мужчин между собой, но речь шла не о ней, а обо мне и Шуте, и наша близость была уже много больше. Как я и говорил, слова заполнили пустоту, оставленную отсутствующим воспоминанием, и мне стало спокойнее - но ничего не изменилось.
- Я так и предполагал, - сказал я Шуту и потянулся к оставленному им одеялу. Он наблюдал за мной с искренним изумлением. Я закончил раскладывать постель и лег на свою сторону, дальше от жаровни.
Через несколько мгновений Шут забрался под одеяло, спиной ко мне.
Ночью нас снова разбудили его кошмары, и я обнимал его, пока он не пришел в себя и не отстранился. После этого мы крепко проспали до утра. А к полудню, на развилке дорог, он обнял меня и прижался лбом к моему лбу.
- Удачи, Фитц, - шепнул он едва слышно.
- Удачи, - ответил я, потому что все еще не знал, как его называть. Но меня грело знание о том, что на этот раз мы прощаемся не навсегда, и связь подтверждала, что расставание это лишь временное, судьба снова сведет нас. Поэтому я почти не испытывал грусти, когда повернул Ластвилла на дорогу в Баккип.

@темы: фики, Р. Хобб, Шут и Убийца

---

Шут и Убийца, глава 24

Ранее: Пролог 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17-18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 Эпилог

ГЛАВА 24. ПОЕДИНОК

Была женщина, в сущности говоря, почти девочка. У нее был подход к птицам. Она жила в горах, к западу отсюда, и говорили, что она может вызвать с неба дикого ястреба. Некоторые люди восхищались ею и говорили, что это дар. Они относили к ней домашнюю птицу или звали ее, если курица плохо неслась. Она не делала ничего, кроме хорошего, насколько я слышал.

В Белой Земле обходились без лишних церемоний: гулкие рога мы услышали еще по дороге, а когда вышли во двор замка, поединщики уже кружили по наспех присыпанному песком снегу, примеряясь друг к другу. Оба были обнажены по пояс, и мороз щипал не успевшую разогреться в ярости боя кожу. Воины и придворные собрались вокруг них плотной стеной. Над воротами стояла источавшая яд искаженного Скилла королева со свитой, и я увидел среди закутанных в меха женщин Илейду, взволнованно кусавшую пальцы. Она со страхом косилась на королеву и то и дело порывалась уйти, но две придворные дамы удерживали ее и шептали что-то на ухо, на что она тревожно качала головой. Над двором кружились птицы.
Я пробил дорогу вперед себе и Шуту; один раз я услышал грубое «куда ты лезешь, фирада», и только тогда заметил, что женщины держались в задних рядах, хотя им оттуда было плохо видно. Но мне было не до местного этикета; я угрожающе посмотрел на возмущавшегося и потянул Шута к себе за рукав. Либо у меня было очень грозное лицо, либо статус арэладна и нэфиры позволял нам больше вольностей - в общем, нас оставили в покое, и мы выбрались вперед как раз тогда, когда Илим нанес первый удар.
Их тяжелые мечи сталкивались с низким звоном, их ноги утаптывали снег и песок в мрачной пляске сражения. Не было одобрительных возгласов и гула в толпе, обычных для дружеских сражений: все молчали, и только звуки сражения разлетались среди высоких замковых стен.
Илим в очередной раз с ревом бросился на принца, и на этот раз ему удалось располосовать ему левую руку. Белая рубашка быстро набухла кровью. Илейда ахнула и рванулась вперед, словно забыв, что перед ней пустота и до земли далеко; ее удержали. Бойцы снова закружились, выжидая момента для удара, но Арлет теперь оставлял алые следы на снегу и песке.
В какой-то момент Илим посмотрел через плечо принца прямо на нас - на Кофетри, стоявшую рядом со мной - и в глазах его сверкнула ненависть, сила которой меня поразила. Он всегда казался мне спокойным, сдержанным и разумным. Кофетри сдвинулась чуть ближе ко мне. Хотя она не опустила голову и не выдала своих чувств, но я чувствовал, как горько Шуту от этого взгляда.
Арлет воспользовался моментом и подсек Илима под колени. Он развернул меч плашмя, и вместо того, чтобы перерубить сухожилия, просто столкнул Илима наземь, а следующим ударом выбил меч из его руки. Ему достаточно было еще одного взмаха, чтобы покончить с противником. Однако он не стал этого делать. Вместо этого он отступил, оставив Илима стоять на коленях в ожидании смерти.
Через мгновение тот поднял голову и в ярости посмотрел на принца.
- Чего ты ждешь? - прорычал он.
- Я не желаю убивать тебя! - сказал Арлет и убрал меч.
- Но я хочу, чтобы ты умер! - взревел Илим и бросился на него. Не ожидавший такого ответа на свое благородство, Арлет парировал удар недостаточно ловко, споткнулся и упал на одно колено. Меч Илима взвился над ним.
- Принц не должен погибнуть! - прошептал Шут возбужденно, сплетая и расплетая пальцы в тонких перчатках. Я боялся, что он бросится под меч, и готов был сделать это сам.
В этот момент за воротами затрубили рога, и толпа раздалась, оборачиваясь на их гулкий звук. Арлет воспользовался этим, чтобы увернуться и ловко вскочить на ноги. Двор между местом боя и воротами мгновенно очистился от людей; ворота распахнулись, и внутрь влетели всадники с королем во главе.
Меня обдало изуродованным, сотканным из кусочков Скиллом, как обдает вонью. Король и его особо приближенные придворные источали это омерзительное ощущение; если бы не отравление местной пищей, я бы почувствовал его сразу. После прошедшей ночи все мои чувства были остры до боли, словно растертая кожа, и под яркой волной Скилла ощущался и Уит, такой же уродливый - жизнь, обращенная в смерть, но принужденная влачить существование; это было вопреки природе самой жизни, и я отпрянул, не в силах преодолеть инстинктивное отвращение.
- Вот чьей смерти я хочу! - вскричал Арлет, повернувшись к королю. В его взгляде засверкала ярость и ненависть. - Арттар, незаконно занявший трон Белой Земли! Я, законный наследник Арсана, предательски тобой убитого, вызываю тебя на поединок за честь своего отца, которая взывает к отмщению, и корону своей страны, которая принадлежит мне по праву!
Он хлестнул воздух мечом, и конь Арттара взвился на дыбы. Король расхохотался, без веселья, но с презрением.
- Ты, балованный щенок! Ты смеешь бросать мне вызов? Я убью тебя и съем твое сердце, как поступил с твоим отцом! - взревел он насмешливо - и направил коня прямо на Арлета.
Ловкий и гибкий, Арлет вывернулся из-под копыт коня и успел ухватиться за сапог короля, но ему не удалось стянуть всадника наземь. Король вскинул меч, пытаясь ударить пешего противника, но Арлет успел отбить удар. Илим стоял в стороне, сжимая свой клинок и глядя на сражение так, словно не мог выбрать, на какую сторону встать.
Внезапно я почувствовал волну Уита, птицы, которых становилось над замком все больше, закричали, и конь взвился на дыбы, сбрасывая всадника. Я нашел взглядом Илейду: она стояла, прямая и тонкая, и тяжело дышала, наблюдая за схваткой.
Падение выбило из Арттара дух, но меч он не выпустил и парировал яростный удар Арлета, прежде чем вскочить на ноги. Он был крупнее и тяжелее, но это мало сказывалось на его подвижности: он был превосходным бойцом, и я видел, что Арлет, утомленный предыдущей схваткой и не обладающий таким опытом, может проиграть. Но принца подхлестывала ярость, сиявшая в его глазах и в его Скилле. Он бросался на противника, как загнанный в угол волк. И даже когда король добавил к алой полосе на его руке еще одну, а следом выбил у него меч, он не остановился.
Он накинулся на короля с голыми руками. Под вихрем его ударов Арттар отступил назад, а потом упал на одно колено. Он пытался ударить юношу мечом, но тот перехватил его занесенную руку и впился в нее зубами. Арттар хрипло вскрикнул, и меч выпал из его пальцев. Арлет схватил его и отскочил, готовый к бою. Его собственный меч лежал на песке между ними.
- Возьми его! - крикнул он, сверкая глазами. - Возьми! Я не стану убивать безоружного, как ты убил моего отца - убил предательством и ядом, во сне! Тебя я убью в честном бою, при всех…
Арттар рванулся вперед, на ходу подхватывая меч. Но Арлет был готов к нападению и встретил его удар своим обманным маневром. Его меч глубоко вонзился королю в плечо. Арттар глухо закричал, и вместе с ним закричала королева на стене - горько и яростно, как раненое животное.
- Звери! - раздался вдруг звонкий женский голос. - Звери! Звери! Отчего вы не видите? Все они звери!
Это кричала Илейда, стоя на самом краю стены. Она простирала руки над площадью, и ее глаза сверкали гневом. Я почувствовал волну Уита, самую сильную, которую когда-либо мне доводилось ощущать, и полную тревоги и ярости.
Птицы подхватили ее крик и спустились ниже. Среди них были ястребы, и совы, и вороны, и сойки, и сороки, и голуби, и зяблики, и синицы, и морские чайки - все виды, которые водились в окрестностях, и которые ни за что не стали бы летать рядом. Лошади вдруг заржали, забились, вставая на дыбы и пытаясь сбросить всадников. И им это удавалось, потому что всадники даже не пытались их утихомирить - их лица искажались, растягиваясь в уродливом оскале, они вытягивали оружие и размахивали им, и совсем не держались в седлах. Даже самые опытные наездники вели себя как неумехи и скатывались со спин коней наземь. Те, кто вскакивал после этого на ноги, горбились и рычали друг на друга, а потом начали бросаться на любого, кто оказывался поблизости. У меня из горла тоже рвалось злое рычание, и губы сами растягивались в оскале, но я сдерживался, не поддаваясь силе Уита.
Лошади заметались по площади, бывшие всадники, у которых на губах выступала пена - тоже, и зрительницы завизжали, а зрители обнажили мечи, полные недоумения, но готовые противостоять внезапно обезумевшим людям и животным. Птицы кинулись вниз, словно живой град, выставив когти и атакуя безумных людей. Я прикрыл собой Шута и огляделся. Король Арттар тоже оскалился, и его лицо потеряло человеческое выражение. Он бросился на Арлета, неуклюже, но могуче размахивая мечом.
Высоко на стене закричала королева.
- Ведьма! Ведьма! - выла она, бросаясь к Илейде. Та стояла на самом краю, потерянная в силе, которая превратила двор замка в ад. Королева набросилась на нее, как ураган, готовая вцепиться скрюченными пальцами в лицо. Но птицы налетели на нее пестрым облаком из когтей и перьев, и она закричала снова, теперь от боли. Их когти и клювы рвали ее плоть, и хотя ее придворные дамы пытались отогнать птиц, им это не удавалось. Крики и клекот, ржание и рычание наполняли двор замка, и я вынул меч и сжал его в руке, готовый защищать себя и Шута, но вокруг нас образовался странный островок спокойствия, и ничто нас не задевало.
Среди хаоса Арттар и Арлет продолжали схватку.
- Это безумие, - прошептал Шут, прижимаясь плечом к моему плечу. - Так не должно было быть… или должно? Я не знаю, не знаю!
Я закрыл глаза и потянулся Уитом, пытаясь успокоить бушевавшую вокруг ярость. Мне не сразу удалось заставить себя погружаться в потоки искаженного Уита и Скилла. Для этого мне пришлось ухватиться за чистый Уит животных; хотя Илейда своим даром разжигала их гнев, но они сохраняли свой звериный разум, и атаковали обладателей искаженного Уита не столько из-за воли человека, сколько потому, что это извращение природного порядка вызывало у них страх и отвращение. В волнах Уита я нашел саму Илейду и попытался успокоить ее, как встревоженное животное. Но она отталкивала меня, полная ужаса и гнева. Тогда я сосредоточился и послал всем по Уиту требование успокоиться.
Не знаю, сколько прошло времени, пока моя воля боролась с призывом Илейды. Сквозь Уит я слышал крики, и в какой-то момент раздался яростный и испуганный вопль, и я почувствовал чью-то смерть. Она была не единственной, которую мне довелось пережить в этой волне Уита, и чужие боль и страх лились через меня.
Я помогу! - закричала в потоке Скилла и Уита Неттл, и ее сила добавилась к моей, разливаясь, словно ворвань по бушующей воде. Постепенно шум улегся, и Илейда успокоилась, и когда я открыл глаза, птицы снова кружились высоко в небе, а лошади стояли неподвижно. Снег и песок были залиты кровью, и в алых лужах лежали тела - в основном обезумевшая королевская свита, хотя были среди них и те, кто раньше стоял среди зрителей, и два коня, и несколько птиц. Дальше, у стены, я увидел изломанное тело королевы. Ее яркие одежды пропитались кровью и были изодраны в клочья.
В круге тел король Арттар бился на земле, и сведенные оскалом губы у него посинели. Уитом я чувствовал, что он умирает в муках. Арлет смотрел на него, тяжело дыша, а потом поднял меч и рассек ему горло, прекращая страдания. И когда Арттар застыл в неподвижности, Арлет поднял свой напоенный кровью меч к небу, оборачиваясь к стихшему двору.
Затем он покачнулся и рухнул.
Секунду все молчали и не двигались. Затем тело принца содрогнулось в конвульсиях, меч лязгнул, падая из разжавшейся руки, и двор ожил: кто-то бросился к нему, кто-то звал врача, кто-то просто кричал… Шут тоже рванулся к нему, и эхом его жалобного возгласа во мне отдалось его отчаяние по связи.
Глаза у Арлета закатились, и тело сводило в корчах. Я чувствовал, как страшная боль пронизывает его тело. Он умирал, точно так же, как Арттар всего несколько минут назад.
Меч лежал рядом, никем не замеченный. Меч, которым Арлет ранил Арттара… и которым раньше Арттар ранил Арлета.
Шут стоял на коленях у головы принца, и его лицо было полно растерянности и отчаяния. Он стискивал переплетенные пальцы, глядя, как Арттар корчится на пропитанном кровью снегу. Илим держал голову принца у себя на коленях и оттирал холодный пот с его лица. Его сестра, успевшая спуститься со стены, заламывала руки рядом.
Я нашарил на поясе скрытое отделение, где всегда носил противоядия - одна из привычек, привитых мне Чейдом и укрепленных собственным опытом отравителя и попытками отравить меня. Многие яды вызывали судороги, и если быстро помочь мышцам расслабиться, человека можно было спасти. Оттеснив Илима, я с трудом разжал ему челюсти и опрокинул между посиневших губ содержимое пузырька. Арлет захрипел, давясь; толпа вокруг угрожающе надвинулась.
Спустя несколько бесконечных мгновений принц сделал глубокий прерывистый вздох, и его тело наконец обмякло. Я нашел его пульс: он бился быстро, но постепенно выравнивался. Взглядом он нашел лицо Илима и прижавшейся к нему Илейды, а потом его веки опустились, и он потерял сознание.
Илим вскочил на ноги, выкрикивая приказы. Арлета переложили на плащ и понесли в замок. Илим шел следом, бдительно следя за принцем и поддерживая Илейду. Но проходя мимо Кофетри, он остановился. Его губы сжались в тонкую нить; Кофетри прямо встретила его пронзительный взгляд.
- Я вынужден поблагодарить тебя, - произнес Илим так, словно благодарность вытягивали из него клещами. - Ты выполнил данное слово.
Шут и бровью не повел от обращения в мужском роде, только чуть склонил голову, принимая благодарность.
- Но тебе лучше уехать, - веско закончил Илим, отвернулся и пошел дальше.

@темы: фики, Р. Хобб, Шут и Убийца

---

Шут и Убийца, глава 23

Ранее: Пролог 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17-18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 Эпилог

ГЛАВА 23. СВЯЗЬ
Я был шутом, а шут был мной. Он был Изменяющим, и я тоже. Мы были две половины целого, разъединенные и снова сошедшиеся вместе. На мгновение я узнал его во всей его полноте, совершенного и волшебного, а потом он оторвался от меня, смеясь. Пузырек внутри меня, отдельный и непознаваемый и в то же время соединенный со мной. Ты любишь меня! Я был потрясен. Он действительно никогда раньше не верил в это. Раньше это были слова. Я всегда боялся, что они рождены жалостью. Но ты действительно мой друг.

Комнаты Кофетри и Илима были ближе всего к башне, и я дошел до них быстро, но даже этот путь показался мне слишком длинным. Я положил Шута на кровать и сел рядом. Глядя на его измученное лицо, я попытался представить, что собираюсь сделать; но ничего не получалось. Я мог только верить, слепо и бездоказательно, что у меня получится. Я протянул руку и положил ему на щеку.
Я снова оказался в водовороте. Шут больше не тянулся ко мне; он просто терпеливо ждал, и в то же время я слышал несмолкающий крик, который он не мог сдержать, муку от пытки собственным телом. Я потянулся к нему Уитом, снова успокаивая, снимая боль и утешая страх. Уроки Уэба не прошли зря: он поддался на мои уговоры, замирая, почти засыпая. А потом двинулся ко мне навстречу, но не в безумном порыве, а доверчиво и радостно. Но его связи с телом натянулись, как десятки тонких веревок, и он отпрянул.
Я видел их, эти бесчисленные связи, похожие на корни, которые прорастали между душой и телом. Но как избавиться от них, я не знал. Я попробовал разорвать одну из них – и Шут снова забился, крича от боли, и мне снова пришлось успокаивать его всеми силами. Водоворот вращался вокруг меня, грозя унести с собой, и мне приходилось цепляться за самого себя, чтобы не поддаться ему. В таких обстоятельствах остановиться и задуматься было сложно; но я все же попытался. Шут ждал меня, ждал моей помощи – и я не мог подвести его. Не мог потерять его. Я знал, если мне не удастся освободить его сейчас, то единственным милосердным выходом для его будет смерть – но это означало смерть и для меня, потому что мы были одним целым.
Одним целым… - прошептал я, и замер. Идея, пришедшая мне в голову, была глупой, даже самоубийственной. Но она стоила того, чтобы попробовать.
Словно ныряльщик, который прыгает в воду с утеса, я нырнул в водоворот. Он принес меня к Шуту – в ту ослепительную вспышку осознания, когда мы соединялись в одно, и всего шага не хватало для того, чтобы потерять себя в этом двуединстве. Я балансировал на грани, из последних сил удерживаясь от этого шага. Я чувствовал Шута рядом, вокруг и внутри себя, и я сам я был рядом с ним, вокруг и внутри, но мы все еще не были одним существом, и тем не менее, были близки так сильно, как только возможно. Он прильнул ко мне, как прижимался когда-то после пережитого в пыточной Бледной Женщины, ища спасения от ночных кошмаров, и я дал ему убежище, тепло и покой, хотя бы на время, принял его в себя, пряча от боли. Я чувствовал его, как себя, и как другого – и так, чувствуя его чувствами, я рванулся, выдирая нас обоих из плена плоти.
Боль, сильнее, чем все, что мне приходилось испытывать, пронзила нас обоих; но я принял на себя ее ярость, испытывая ее и в то же время зная, что эта боль – не моя, и хватаясь за это знание, как за соломинку. Шут был рядом, внутри и вовне, но я закрывал его собой, и вырывал корни, соединявшие его с телом, разделял частицы, успевшие сплавиться и перепутаться. Спустя некоторое время я почувствовал, как он подсказывает мне, и вместе мы находили мельчайшие частицы его «я», высвобождая их одну за другой.
К тому времени, как все было разъединено, найдено и возвращено на свое место, я обнаружил, что водоворот вокруг нас стих. Но сменившее его состояние трудно было назвать покоем: оно бурлило, как игристое вино, и я пропустил его через себя, наслаждаясь и позволяя ему смыть все остатки пережитых мучений и страха. Это было головокружительно прекрасно, и я задержался в этом чувстве, словно качаясь на его волнах. Я как будто внезапно очутился дома, в месте, где меня ждали и любили несмотря ни на что, всегда. Шут придвинулся ко мне еще ближе, и мы стали одним целым, одним человеком, как и должно было быть. Это было так естественно и правильно, что мы не могли представить себе ничего другого. Между нами не было пределов, одна только любовь.
Внезапно Шут толкнул меня. Я пришел в себя, понимая, что начал растворяться в нем. Мне давно нужно было уходить, освобождая его душу окончательно и позволяя ей снова поселиться в теле, так, как положено природой, а не тем уродливым, искаженным способом, который ей навязали. Но мне было слишком хорошо, чтобы торопиться покинуть это состояние единства. Я неспешно потянулся прочь – и обнаружил, что не знаю, где кончаюсь я и начинается Шут.
Я мог бы испугаться, но в тот момент я этому обрадовался. Мне казалось, что так и должно быть, и что нам не нужно разъединяться, лучше остаться одним целым навсегда. Но Шут уловил мои мысли, и я почувствовал, что он сердится. Он снова толкнул меня, и я подчинился, отодвигаясь от него. Наши души разъединялись медленно, неохотно, и мне не раз понадобилось напоминать себе о необходимости возвращения. И все же я возвращался, с каждым шагом все лучше понимая, куда и зачем двигаюсь.
Вновь ощутив пределы своего тела, я глубоко вздохнул, заставляя сознание проясниться. Я лежал на спине, чувствуя огромную усталость, от которой конечности наливались свинцом. Потом я начал осознавать мир вокруг: кровать под балдахином, мягкую перину и Шута. Шут лежал наполовину на мне, прижимаясь щекой к моей, обвив меня руками и ногами. Его частое дыхание оглушительно отдавалось мне в ухо, его кожа была теплой и влажной. Но он был цел, и был собой - и в первую секунду радость от этого была единственным, что занимало мои мысли. Но потом я заметил, что моя одежда расстегнута и растрепана, и на губах держится сладковатый привкус, какой остается после поцелуев. Я невольно напрягся.
Шут резко втянул воздух и вдруг отодвинулся - недалеко, и даже этого стоило ему огромного усилия. Я попытался остановить его, но он замер, а потом попытался сдвинуться дальше. Я позволил ему, и осторожно поднялся, высвобождаясь из-под его безвольной руки, которая лежала у меня поперек груди. Шут не повернулся, но мне показалось - угадал ли я это по тому, как напряглись его плечи, или тень связи, которую мы испытали, подсказала мне - что если бы у него оставалось хоть чуть-чуть силы, он сжался бы в клубок. Я накрыл его свободным краем плаща, на котором он лежал, поправил на себе одежду и попытался понять, что случилось, пока мое сознание странствовало.
Но я не помнил, что происходило со мной в это время вне Скилла и Уита. Зато, прислушиваясь к себе в попытках заставить тело рассказать то, что не помнит разум, я обнаружил нечто другое, и испытанная минуту назад радость вернулась ко мне. Наша с Шутом связь восстановилась, такая же сильная, какой была, если не сильнее. Я коснулся ее и почувствовал Шута: усталость, эхо испытанной боли. Он одновременно был мне благодарен и сердился на меня. Я понимал, почему: хотя мои действия спасли его, но при этом я вторгся в то, что составляло его сущность. Я сам, помнится, серьезно обиделся на него за подобное. Наверное, мое наблюдение за ним могло бы рассердить его еще сильнее, но он был слишком утомлен, чтобы его заметить; на моих глазах он соскользнул в сон.
Но хотя я тоже чувствовал себя усталым и разбитым, хотя вряд ли до такой степени, как Шут, заснуть я бы не смог. Мой лоб пересекала головная боль от активного использования Скилла. Образовавшаяся связь с Шутом ощущалась, как вырастающий зуб у ребенка: я не мог перестать касаться ее снова и снова, осторожно, чтобы не разбудить его, но непрестанно. Она заполняла пустоту, которую я за многие годы научился не замечать. Там, где прежде был Ночной Волк, оставалась его едва ощутимая тень, как обещание однажды встретиться на летних лугах. Там, где был Шут, эти семь лет не оставалось ничего. Поэтому я отгородился от зияющей пустоты, перестал думать о ней, и, как мне казалось, перестал тосковать по разорванной связи, но сейчас я осознавал, насколько мне недоставало этого ощущения. Я словно чувствовал себя заново родившимся, и мир обретал особую ясность вокруг меня.
Сев на кровати, я огляделся. Хотя я уже был здесь, но тогда не успел рассмотреть комнату внимательно. Ковры сдерживали холод, которым тянуло от каменных стен и пола. На резном туалетном столике стояли зеркало, чаша для умывания и несколько баночек и флаконов с притираниями и косметикой. Тяжелый полог на кровати был наполовину опущен, постель застелена роскошным парчовым покрывалом, а над нами висела странная конструкция – круг с плетением нитей внутри, украшенный бусинами и перьями. Было в нем нечто, напоминавшее амулеты Джинны, но своеобразие рисунка и особенно резьба на бусинах выдавали работу самого Шута. Один угол был отгорожен высокой ажурной ширмой.
Мне хотелось пить, и хотелось снять головную боль. В моих вещах были нужные травы, но дорога до своей комнаты казалась мне сейчас бесконечной. У Шута должны были найтись подходящие. Я медленно поднялся; мои ноги утопали в ковре, когда я прошел по комнате. В большом сундуке, крышка которого была откинута, нашлась только женская одежда. Но за ширмой обнаружилось рабочее место Шута: большой стол и резные полки над ним, заставленные разнообразными предметами, и те два загадочных сундука, которые Шут привез с собой. Там полумрак сгущался, и мне пришлось зажечь свечи в большом канделябре. Пробиваясь сквозь рисунок ширмы, свет заплясал по комнате причудливыми узорами. Я напомнил себе, что ищу чай. Но любопытство пересилило, и я бросил взгляд на то, что лежало на столе.
Я увидел сначала набор инструментов для резьбы, уложенный в карманы на длинной полосе плотного холста, украшенного вышивками и бусинами – Шут ничего не оставлял простым. Судя по виду инструментов, их использовали часто, но все же они были относительно новыми; старые инструменты, которые носил с собой много лет, Шут отдал Джофрон в Джампи, перед тем, как отбыл на Аслевджал. Вокруг стояли коробки и шкатулки, некоторые из них – открытые. В шкатулках перекатывались резные бусины среди нанизанных ожерелий. Были там и цветные нити, и бусины из стекла и камней, и перья, и лоскуты ткани, и цветные чернила. На мягкой ткани были разложены аккуратно завернутые начатые фигурки и куклы, и несколько готовых – их я рассмотрел, одну за другой, любуясь тонкостью работы.
Из большого ларца посреди стола свисала нить, придавленная опущенной крышкой. Я приподнял ее, говоря себе, что просто поправлю нитку, но захлопнул ларец, едва бросив взгляд внутрь: в нем лежали амулеты, и верхний вызвал у меня желание бежать прочь. Нить осталась висеть снаружи, покачиваясь в потоке теплого воздуха от свеч. Переведя дыхание, я выглянул из-за ширмы, проверить, не проснулся ли Шут; но его глаза были закрыты, поза не изменилась, и наша связь не принесла мне известия о том, что он близок к пробуждению. Я вернулся к поискам.
На полках лежали чистые свитки, а также было расставлено с дюжину маленьких коробочек, в которых я надеялся найти травы. Но заглянув в одну из них, неожиданно тяжелую, я увидел знакомый черный камень с белыми прожилками – камень памяти. Я машинально провел пальцем по его поверхности и услышал высокий чистый звук, который вибрировал, казалось, внутри меня. Он сменился другим, и третьим, в поразительной гармонии. Потом к ним добавились другие: это была музыка Элдерлингов, заключенная в камнях памяти, и она была так же красива, как их ледяной город, в котором мне довелось побывать. Мне хотелось послушать еще, но я почувствовал, как Шут шевельнулся, и торопливо отдернул руку от камня. Несколько мгновений я стоял неподвижно, прислушиваясь к его дыханию в тишине комнаты и к связи; но все было спокойно. Я повернулся к сундукам. Я не был уверен, что следует их открывать – я и так уже немало времени провел среди личных вещей Шута. Но я все еще чувствовал себя и его одним целым слишком сильно, чтобы всерьез испытывать вину из-за того, что делаю, и открыл ближайший сундук.
Он было наполовину пуст. В нескольких объемных футлярах лежали туго скрученные свитки. Едва взглянув, я отложил их в сторону: это были записи снов, такие же, как на листе, который я однажды прочитал еще в Тилте, и я был уверен, что как бы сильно не доверял мне Шут, этого мне видеть не следовало. Хотя желание узнать, о чем там написано, будет преследовать меня долго, но я не стал ему поддаваться, потому что есть вещи, которые невозможно доверить даже самому близкому другу.
Я увидел три бутылки с бренди и достал одну, зная, что он тоже пригодится. На дне сундука лежало множество мешочков из плотной ткани и кожи. В одном из таких Шут держал пряности; я предположил, что среди них могу найтись и подходящие травы. Я принялся перебирать их, не развязывая, но угадывая по едва ощутимым, заметным только волчьему нюху, запахам, что находится в каждом. От одного из мешочков пахло летним днем; я распустил завязки и вдохнул аромат всей грудью. Я как будто оказался на лугу после грозы: запах был пряным, нежным и свежим. Я отложил его в сторону и принялся складывать остальные на место, но заметил, что под ними лежит большая шкатулка, совершенно гладкая, хотя и отполированная до густого блеска. Я достал ее, но помедлил, прежде чем открывать. Я уже нашел то, что искал; теперь у меня не было оправданий перед собой и Шутом. Но тень его чувств во мне всколыхнулась при виде этой шкатулки, говоря, что это нечто очень важное для нас – для нас обоих – и я вынул ее и открыл.
Увидев ее содержимое, я понял, что на самом деле заставило меня лезть в этот сундук. Хотя я как будто выкинул из головы рассказ Монетки про куклу, похожую на меня в юности, но на самом деле хотел ее увидеть, убедиться в том, что девушка не выдумала эту историю. И теперь я видел ее перед собой – куклу, изображавшую юношу, уже не мальчишку, но еще не мужчину, с черными волосами, связанными в воинский хвост, одетого в баккипский синий, и даже с крохотным топором у пояса. Оказалось, что я плохо помню, как выглядел в юности; хотя я знал, что тогда у моего носа была другая форма, и шрамов на лице не было, но это знание существовало отдельно от того, каким я представлял себя сейчас. И однако, глядя на куклу, я был уверен, что ее черты в точности воспроизводят мое лицо в юности.
Однако в шкатулке лежала не только эта кукла. У второго деревянного юноши кожа была белой, и волосы из хлопкового пуха торчали во все стороны из-под шутовского колпака. Он был одет в черно-белый наряд с лентами и бубенцами, и на поясе у него болтался скипетр с крысиной головой. Его лицо было лицом Шута, каким он был при дворе короля Шрюда, и бледные губы сложены были так, словно он вот-вот отпустит колкость. Он был похож на ту куклу, которой Шут развлекал Свифта на Аслевджале, но я не был уверен, что это та же самая.
Куклы лежали в складках мягкой ткани на боку, опутанные нитями, которые приводили их в движение, соприкасаясь только лбами. Я не знал, было ли это намеренно, или они сдвинулись сами от тряски – но жест был полон близости, так же, как когда Шут прижал мой лоб к своему много лет назад, приехав ко мне в дом возле Кузницы. Я протянул руку, чтобы дотронуться до них, но отдернул, так и не прикоснувшись. Мне вдруг стало страшно, что они окажутся теплыми и живыми. Я быстро закрыл шкатулку и поставил обратно на дно сундука. Мне было трудно дышать, я чувствовал волнение и стыд, словно читал чужое письмо, или свое собственное, в котором говорилось о чем-то очень интимном. Я ссыпал поверх нее мешочки с травами, опустил крышку и быстро вышел из-за ширмы.
Шут повернулся во сне: теперь он лежал на животе, обняв подушку и запутавшись в плаще. Его сон стал легче. Я постоял над кроватью, глядя на его изможденное лицо. Мне нужно было подумать о многом, но я не находил в себе для этого сил. В конце концов я отвернулся и вышел в гостиную.
Здесь было холодно, и я чувствовал, как тянет стужей от каменных стен. Торопливо разведя камин и вешая маленький котелок на огонь, я отметил, как сталкиваются в убранстве комнаты три стиля – простота и сдержанность Белой Земли, тяжеловесность комфорта, привезенная, видимо, Илимом из путешествий, и изящество Шута. На стенах грубо выделанные шкуры чередовались с толстыми яркими коврами, выбранными скорее за густоту ворса, чем за красоту рисунка; но между ними свисали длинные шнуры с перьями и бусинами, оживлявшие картину. Над камином висел двуручный меч на простом деревянном щите, но на каминной полке стояли резные статуэтки работы Шута и два подсвечника тонкой джамелийской чеканки. На массивные кресла перед камином были накинуты тканые покрывала в корично-золотой гамме, добавлявшие уюта. Я сел в одно из них, ожидая, пока закипит вода, и обнаружил, что оно намного удобнее, чем кажется с виду. Я откинулся на спинку, позволяя мышцам расслабиться, а глазам закрыться, и сделал глоток бренди.
Но расслабиться полностью у меня не получилось. Едва я отвлекся от простых дел, которыми всю жизнь занимал себя, когда не хотел о чем-то думать, как моя голова наполнилась вопросами, ответы на которые мне не хотелось искать. Хотя я сам не раз говорил в последние недели, что мы с Шутом знаем, что мы друг для друга, но сейчас эти слова показались мне лишенными смысла. Кем были мы на самом деле? Кем станем, когда Шут проснется? Связь приносила мне эхо его сна, свободного от сновидений - сна усталости и покоя. Хотя все это время я называл его Шутом, но только сейчас я снова ощутил в полной мере, что это действительно друг моего детства. Я знал его суть, и узнавал ее в шепоте связи. Я знал, что даже если нам придется снова расстаться, я буду слышать его, и ни за что не позволю никому, даже ему самому, отобрать у меня эту связь. Но я также не хотел расставаться. Теперь, когда Шут снова был в моей жизни, я не желал отпускать его.
Ход моих мыслей прервало шипение воды, заливавшей угли в камине. Я снял котелок и заварил чай в глиняном чайнике. По комнате поплыл запах летнего луга после грозы, и я снова глубоко вдохнул его, на мгновение почувствовав себя волком. На полке нашлись расписные чашки из тонкой белой глины, казавшиеся невероятно хрупкими в моих огрубевших руках, но очень подходившие к аромату чая. Я налил себе одну и неторопливо выпил, чувствуя, как изнутри расходится тепло, и головная боль унимается. Допив чай, я посидел еще несколько минут, позволяя голове успокоиться окончательно и глядя на огонь, пока не почувствовал, что с трудом удерживаю глаза открытыми. Тогда я встал, перелил оставшийся чай в другую кружку, прихватил бренди и вернулся в спальню Шута.
Он все еще спал, но теперь его сон был легким и чутким, поэтому, когда я нечаянно стукнул дверью, закрывая ее за собой, он приоткрыл глаза. Почувствовав запах чая, он шевельнулся и заморгал, пытаясь разлепить тяжелые веки. Я сел на край кровати и принялся ждать, пока он проснется окончательно. Он со стоном поднялся на локтях, свесив голову так, что волосы разметались по постели, а потом перевернулся и уселся, опираясь на подушки. Я протянул ему чашку. Он мрачно посмотрел на меня, но принял ее. Тень его эмоций подсказала мне, что он сердится на меня еще сильнее, чем раньше.
- Есть еще бренди, - сказал я, приподняв бутылку. – Что предпочитаешь?
- Очень мило с твоей стороны угощать меня моим бренди, - язвительно сказал Шут. Голос у него был хриплым. Он отпил чая, глядя в сторону и хмурясь.
- Извини, - сказал я искренне. – У меня отчаянно болела голова, и я надеялся найти что-нибудь, не спускаясь в свою комнату.
Он метнул на меня взгляд, в котором нежелание принимать оправдания сочеталось с тревогой. Я был уверен, что он гадает, что еще я увидел в его вещах, но не собирался рассказывать. Пока он пил чай, я сидел молча, глядя на свои руки, лежащие на коленях, и ждал. Наконец он опустил пустую чашку и глубоко вздохнул.
- Я не могу сердиться на тебя, Фитц. Не сейчас, - сказал он тихо, не поднимая глаз. Я промолчал. Спустя еще минуту Шут протянул руку за бренди и сделал глоток прямо из горлышка.
- Я уже отвык от этого, - сказал он со вздохом, и я понял, что он имеет в виду нашу связь. Он повел плечами, словно они затекли.
- Я тоже. Но никогда не забывал, как это хорошо, - ответил я. Он издал короткий невеселый смешок.
- Я предпочел бы, чтобы все осталось как раньше! – бросил он.
- Правда? – переспросил я, глядя на него в упор. Он отвел глаза.
- Нет, Фитц, - сказал он после паузы. – Я рад. Хотя и не должен бы.
Я не стал спрашивать, почему, зная, что услышу те же доводы, которые он привел, когда разрывал связь. Я смотрел на него, заново запоминая его черты. Человек, который сидел передо мной, был очень смуглым и темноглазым, но я видел в нем и белокожего мальчика, и золотоволосого лорда, и даже женщину со слишком резко очерченным лицом, и все трое казались мне прекрасными, такими же, как тот, кого я видел сейчас. Я неожиданно ощутил ту беспредельную любовь, которую испытывал, когда наши души соединялись, и у меня перехватило дыхание.
Потом он повернул голову. Я обнаружил, что наклоняюсь слишком близко, и выпрямился. Шут мгновение смотрел на меня, словно не узнавая, а потом отвернулся и поискал, куда бы поставить чашку, занимавшую его руки. Я забрал ее и отнес на туалетный столик. Когда я вернулся, он сидел, подтянув колени к груди и скрестив на них руки, и задумчиво разглядывал конструкцию из нитей и бусин под балдахином.
- Что с Неттл? – спросил он, переведя на меня внимательный взгляд.
- Все в порядке, - поспешил заверить его я. - Мы ее нашли. Она цела и невредима.
Он кивнул, не спрашивая, кого я имею в виду под «мы».
- Она осталась на постоялом дворе, потому что не хотела возвращаться в замок, под воздействие этого искаженного Скилла, - добавил я. И только теперь понял, что чудовищного присутствия, так меня поразившего, больше нет. Так и должно было быть: Арлет уничтожил его источник. Шут как будто догадался, о чем я думаю, или просто его мысли двигались в том же направлении.
- В башне. Что там случилось? – спросил он, хмурясь. Его голос не звучал напряженно, но я почувствовал, что ему страшно вспоминать о том, что происходило с ним. Я распутал плащ, сбившийся у него в ногах, и накинул ему на плечи, и только потом сказал:
- Я не уверен, что все понял правильно, но… Это были сестры-близнецы, верно?
Он кивнул и поежился, кутаясь в плащ сильнее.
- Они обладали магией. Одна – Скиллом, другая – Уитом. Так бывает, хотя и очень редко, – я начал рассказывать все, что происходило, как рассказывал бы Чейду, упустив только тот момент, когда я нашел Шута и коснулся его в первый раз. Я закончил словами: - Тогда я забрал тебя и ушел.
Шут опустил голову, что-то обдумывая. Я помедлил, прежде чем задавать следующий вопрос:
- Что было с тобой?
Он на мгновение сжался, и его голос, когда он начал отвечать, был немного севшим.
- Она дала мне вина. Должно быть, в него было что-то добавлено – вкус был странный, очень резкий, но не неприятный. Я выпил совсем немного, отказаться было нельзя, это смертельная обида. Но этого хватило, – он посмотрел на меня. – Дальше ты знаешь.
Я склонил голову, делая мысленную заметку попытаться выяснить состав этого вина. Шут продолжал смотреть на меня. Глаза у него блестели.
- Ты снова принес изменения, Фитц. И я никогда бы не подумал, что это будешь ты…
- К лучшему или к худшему? – уточнил я.
- Пока не знаю, - он покачал головой и вдруг потер глаза руками. – Я хотел бы знать, но… - его тоскливый взгляд устремился куда-то мне за плечо; проводив его, я понял, что он смотрит на скрытый за ширмой сундук с гадательными принадлежностями. Я вдруг понял, зачем они ему. Он перехватил мой взгляд и резко выдохнул.
- Да, Фитц. Ты верно догадался, - в его голосе мелькнула нотка сарказма: он знал, что я заглядывал в его вещи, и поэтому понял, что с ним происходит. Я открыл рот, но он взмахом руки заставил меня замолчать. – Я Пророк, но я слеп. Какая ирония, не правда ли? Я ищу путь наощупь, никогда не зная, куда он приведет.
- Как все люди, - сказал я тихо. Он растянул губы в улыбке.
- Это та часть человечности, которую мне никогда не хотелось испытывать на себе.
Я пожал плечами. Я мог лишь смутно вообразить себе состояние пророка, потерявшего возможность видеть будущее. Но я чувствовал его тоску и потерянность, и он отвернулся от меня, сильнее обвивая руками колени. Потом он встряхнул головой и решительно перебросил ноги через край кровати.
- Я хочу вымыться и переодеться, – он с отвращением оттянул ворот пропитавшегося потом платья. Это было очевидное требование оставить его одного, и я не стал настаивать.
- Я пришлю к тебе слугу с водой, - сказал я, вставая. Он кивнул, не повернув головы. Глядя на него, одиноко стоящего посреди комнаты, с растрепанными волосами и в измятой одежде, я снова ощутил мгновенный прилив тепла от его красоты и моей любви к нему. Чувство было непривычным и в то же время хорошо знакомым, и ушло так быстро, что я едва успел его заметить. Я чуть помедлил, нащупав дверную ручку, но когда он начал поворачиваться ко мне, вышел из комнаты.

Вернувшись к себе, я последовал примеру Шута: умылся и переоделся в чистое. На расстоянии наша с Шутом связь немного ослабла, а потом Шут нашел способ ее пригасить так, что мне осталось только ощущение его присутствия, без оттенков. Я понимал его желание не быть настолько открытым, и ослабил контакт со своей стороны, хотя мне этого очень не хотелось.
Я чувствовал усталость, но знал, что вряд ли засну. В любом случае, мне нужно было поговорить с Розмари; мне не хотелось ее видеть, но наверняка она уже знает, что я вернулся в замок. Я недовольно поморщился: если бы на ее месте был Чейд, меня наверняка отыскали бы еще несколько часов назад. Разница между учителем и ученицей становилась мне чересчур очевидной.
Ее паж открыл мне дверь, и Розмари порывисто обернулась мне навстречу. Я внутренне приготовился выслушать ее возмущение моим внезапным исчезновением. Но вместо этого она воскликнула:
- Нарад Илим только что вызвал принца на поединок за убийство сестры! Тебе что-нибудь об этом известно?
Я ошеломленно замер. Розмари выдернула теплый плащ из-под трех других и накинула себе на плечи. Торопливо выбирая брошь, она бросила на меня нетерпеливый взгляд. Я опомнился.
- Принц действительно убил его сестру. Но… - Я кратко пересказал то, что происходило в башне. Розмари сосредоточенно кивала. Когда я закончил, она устало вздохнула.
- Поединок был объявлен официально. Отменить его нельзя – участников сочтут трусами. Илим имеет право потребовать отмщения за кровь сестры, даже если для этого были причины. Но если он убьет принца… - Она покачала головой. Я вспомнил еще одну важную вещь, которую должен был сообщить.
- Неттл похитила группа, которая похищает и убивает людей в предгорьях. Они каннибалы, и… - я подумал, стоит ли говорить о том, что я наблюдал через Скилл, но для Розмари пришлось бы объяснять слишком многое, на это сейчас не было времени. - И мне показалось, что я видел среди них короля Арттара.
- Показалось или видел? – резко спросила она.
- Я практически уверен, - ответил я. – Были сумерки, но я хорошо видел его лицо, пусть и всего секунду.
- Кто еще его видел?
- Никто.
- Плохо. Твоего слова будет недостаточно для доказательства. Поединок скоро начнется. Предотвратить его мы не можем. После него… увидим. – Бросив быстрый взгляд в зеркало, она прошла мимо меня к выходу и подождала, пока я покину ее комнаты. Слуга лорда Лалвика поджидал ее в коридоре; он с поклоном сообщил, что лорд занял для них места и прислал его проводить леди Розмари. Я собирался пойти за ней, но понял, что должен увидеть Шута.

Наружная дверь в его покои была незаперта и поддалась, когда я постучал в нее. Я вошел, и сразу услышал громкий голос, доносившийся из спальни Шута. Илим говорил по-белоземски, и каждое слово было полно гнева:
- …мой названный брат убивает мою родную сестру, и женщина, которую я уважал, оказывается грязным аддунадом! Что за черный день!
Я услышал, как Шут что-то тихо сказал, своим настоящим голосом, но не разобрал слов. Илим вылетел из его комнаты и остановился, увидев меня. Презрительно изогнув губы, он бросил: «Адн'а!», и прошел к двери, намеренно отбросив меня плечом в сторону. Я развернулся, рассердившись, но тут в дверях своей комнаты появился Шут. Он тоже остановился при виде меня, протянув руку к дверной ручке. На нем была тонкая нижняя рубашка, насквозь мокрая от воды, капавшей с кончиков волос. Она плотно облепила его плоскую грудь. Без косметики и умело подобранной одежды его невозможно было принять за женщину. Я знал, кто он и что он, и принимал его таким, какой он есть; но Илиму это, видимо, не удалось. Шут выглядел так, словно его ударили; я надеялся, что Илим не посмел поднять на него руку, но мой гнев на него усиливался. Хотя я слышал всего несколько фраз, ярость и презрение в них были так сильны, что мне хватило, чтобы представить весь разговор, и не нужно было касаться связи, чтобы понять, что Шут чувствует. Он считал Илима своим другом, и… Тут я вспомнил, как сам был на месте белоземца, и ощутил сильнейший стыд.
- Он вызвал принца на поединок, - сказал Шут глухо. Я думал о другом, и для меня его слова прозвучали неожиданно.
- Я знаю, - ответил я.
- Если принц умрет… все будет потеряно, - добавил он. Потом рассеянно собрал мокрые волосы на затылке и ушел в комнату.
- Что будет потеряно? – спросил я вслед ему, но он не ответил, захлопнув дверь.
Через несколько долгих минут он появился снова. Волосы, еще влажные, были заплетены в косу и прикрыты тонким покрывалом. На нем было платье Кофетри, веки блестели золотом, и он выглядел женственно и элегантно. Он посмотрел на меня, но казалось, что он меня не видит. Я сделал шаг ему навстречу, но он отвернулся и выскользнул за дверь.

@темы: фики, Р. Хобб, Шут и Убийца

---

Шут и Убийца, глава 22

Ранее: Пролог 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17-18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 Эпилог

ГЛАВА 22. БАШНЯ

- Теперь, Верити. Я хочу, чтобы это было сделано быстро.
- Ты уверен?
- Как вам угодно.
И он взял у меня мою жизнь.
Это был сон, который снился мне раньше. Я знал ощущение тела старика. В тот первый раз я был королем Шрюдом в мягкой ночной рубашке и в чистой постели. На сей раз было хуже. У меня болел каждый сустав. Внутри все горело, и я обжег себе лицо и руки. В этом теле было больше боли, чем жизни. Как свеча, сгоревшая почти до основания. Я с трудом открыл слипшиеся глаза. Я растянулся на холодном камне. Волк сидел и смотрел на меня.
Это неправильно, — сказал он мне.
Я не мог придумать на это никакого ответа. Это действительно было неправильно.

Дверь открылась в помещение, освещенное только одной тусклой свечой, но и ее было мне достаточно, чтобы узнать, где я нахожусь. В этой башне я побывал в первые свои дни в замке; я стоял на пороге странной комнаты. В полумраке я различал ткацкий станок, на котором нити трепетали от сквозняка, и искусственные цветы на гирляндах. Свеча горела у кровати, и там же я ощущал Уитом чье-то присутствие, но к собственному удивлению не мог понять, сколько там людей – один или двое. Однако я точно знал, что он или они тяжело, страшно больны.
Я медленно двинулся туда, держа руку на рукояти меча. В конце концов мне пришлось достать его: гирлянды скрывали от меня кровать, а подходить слишком близко мне не хотелось. Отведя концом меча ветвь, я увидел того, кто лежал в кровати. Сейчас одеяло было отдернуто, и ночная рубашка на нем разорвана, обнажая тело. Это была женщина, бесконечно истощенная; от нее исходил запах болезни, и Уит и Скилл подтверждали это. Но стоя совсем рядом с ней, я понял, что не она была источником безумия, бушевавшего вокруг. Я как будто смог расслышать тихий звук на фоне бури, подойдя к его источнику: в лежавшей на постели женщине я узнал то печальное и горькое присутствие, которое раньше избавило меня от атаки голодного и кровожадного Скилла. А его источником была другая фигура, прятавшаяся в тенях за кроватью. Я всмотрелся в нее, и, поняв, что ее заметили, она выступила на свет.
Это была Илейда. Безумие, ничем не сдерживаемое, исходило от нее волнами, так что мне трудно было даже стоять рядом с ней. Она держала в одной руке кубок, полный до краев, а в другой – длинный мясницкий нож. Встретившись со мной взглядом, она визгливо засмеялась.
- Ты тоже пришел, чтобы накормить меня? О, ты щедрый! Ты дашь мне силу, свою силу – я ее чувствую. Не прячь ее от меня, покажи!
Она была сильна, очень сильна. Ее Скилл окружал меня, словно я находился в центре урагана, и был столь же беспорядочен и жесток. Любые попытки остановить этот круговорот были тщетны: она отметала их, даже не замечая, и все мои силы уходили на то, чтобы удерживать щиты, не позволяя ей смять мой разум своей силой. Она встала на колени на кровати и двинулась ко мне.
- Они меня обманули, - бормотала она, не сводя с меня пристального взгляда, в котором плескался голод. – Они обещали мне сильную женщину, если я ее приведу – и увезли ее, не дали мне ни кусочка. Но они оставили мне вино, о-о… Хочешь вина, сильный человек? – Она протянула мне кубок; отсюда я мог различить запах пряного вина.
- Нет, - сказал я успокаивающим тоном, надеясь выиграть время и понять, что делать. Лучше всего было оглушить ее – скорее всего, тогда и ее Скилл угаснет хотя бы на время… Но кровать была широкой, и между мной и Илейдой лежала больная женщина. Илейда снова расхохоталась.
- Но тебе придется! Придется выпить. Но сначала выпьет она, о да… - Она наклонилась над лежащей женщиной, поднося кубок к ее губам. Вино выплеснулось на подушку, но рот больной был плотно сомкнут. Илейда нахмурилась и, вдруг выпрямившись и бросив нож на постель, в ярости хлестнула ее по лицу. – Пей!
Я воспользовался тем, что она избавилась от оружия, чтобы схватить ее за руку поверх рукава и стащить с кровати. Кубок выпал и покатился по полу, оставляя красные пятна. Она завизжала и забилась, пытаясь зацепить меня ногтями другой руки. Защищаясь, попытался перехватить ее; плохо зашнурованное платье съехало, открывая плечо и одну грудь, и когда она снова дернулась, моя рука легла ей на плечо.
Физический контакт усиливает Скилл. Я словно провалился под лед, в ядовитое кипение ее искалеченного разума. В нем не было ориентиров, не было направлений – только ненависть, боль и голод. Голод охватывал все ее существо. Она хотела есть и пить, она хотела мужской ласки, она хотела силы – я угадал в этом желании непонятно искаженную жажду Скилла – и хотела чего-то еще, или кого-то. Это последнее желание вызывало у меня ощущение бесконечного одиночества, как тогда, когда умер Ночной волк, когда Шут стер свои следы с моей руки. Это была жажда восстановления разорванной связи. Но связь еще была на месте, хотя и держалась на последней тонкой нити. Она единственная имела какой-то смысл в этом голодном безумии, и потому я потянулся к ней, надеясь найти выход.
На другом ее конце меня ждало та печальная сущность, которая теплилась в больной женщине на кровати.
Она не обладала Скиллом; если бы не сумасшедшая Илейда, я не смог бы до нее дотянуться. Но зато она обладала Уитом. Я не мог понять ее, но чувствовал исходящие от нее грусть и тоску. Она так же стремилась к Илейде, как Илейда к ней, и, в отличие от той, чувствовала соединяющую их нить; но безумие отвращало ее. Потом кто-то отдернул меня от Илейды, и я стремительно вернулся в собственное тело.
Илейда полулежала на кровати, отброшенная сильной рукой. Между мной и ею стоял принц Арлет; я не видел его лица, потому что он смотрел на женщин, но его дыхание было шумным и быстрым, словно он был сильно взволнован, или бежал по лестнице в башню; возможно, и то и другое. Но меня поразило то, что я не мог заметить раньше, пока был лишен своей магии: принц обладал Скиллом, не очень сильным и неразвитым, но несомненным, я отчетливо его ощущал. Илейда подобралась, словно кошка, но даже не попыталась прикрыться.
- Арлет, - томно промурлыкала она. – Ты пришел ко мне?
- Не к тебе, – резко сказал Арлет, делая шаг ближе. Черты лица женщины исказились, она оскалилась и выгнула спину, шипя сквозь зубы.
- Не ко мне? К кому же еще? Вот она, твоя Илейда, бери! – Она рванула и без того расползающуюся шнуровку, так что платье упало вокруг ее талии. Арлет замер.
- Ты не Илейда. Ты Илида. Я не знаю, как тебе удалось занять ее тело…
- Какая тебе разница? – завизжала она. - Тебе ведь и нужно тело? Ну же, Арлет, - ее голос вдруг стал мягким и умоляющим, - я люблю тебя. Больше, чем она. Не отталкивай меня, я люблю тебя…
Арлет отвернулся. Его лицо исказила болезненная гримаса, рука сжалась на мече.
- Ты не Илейда, - тихо повторил он, словно сам себе. – Ты умерла два года назад, Илида.
- Нет! – закричала она, и я едва не оглох от ее вопля. – Я не умерла! Не умерла! Это она умерла! Вот, смотри! – взмахом руки она указала на вторую женщину на кровати. Арлет взглянул туда и шумно сглотнул. Даже в щадящем янтарном свете свечи было видно, как ссохлось и ввалилось ее лицо, и какого неестественного пергаментного цвета кожа. Но хотя тело на кровати легко было принять за мертвое, я чувствовал Уитом, что в нем еще теплится жизнь.
- Такой ты ее любишь? – с ненавистью прошипела Илейда, глядя на принца в упор. – Неподвижной уродиной? Посмотри на меня! Я дам тебе все, что ты попросишь! Я твоя, Арлет!
- Это тело не твое, чтобы его предлагать! – рявкнул Арлет. В глазах у него стояли слезы. – Ты умерла, и только Ар знает, почему ты не ушла подземным путем. Но я знал, всегда знал, когда передо мной была Илейда, а когда – ты. Я не знаю, как ты это делаешь, но я прошу тебя: если ты любишь меня, как клянешься – если ты любишь свою сестру – отпусти ее, уйди с миром!
- Никогда! Никогда. Никогда, никогда! – Илейда бесновалась на кровати. – Я люблю тебя! Поэтому я никогда не уйду! Она умрет, а я стану сильной! Я съем сердце сильного человека, и сердце свободного человека, и стану сильной и свободной! И ты будешь моим! Будешь, будешь, будешь!
Все это время я стоял за Арлетом, не зная, что мне делать. Но тут меня коснулся чужой Уит; я узнал ту сущность, до которой сумел дотянуться по связи, как я понял, Илейду. Она была человеком, и я не мог разговаривать с ней, но чувствовал ее боль, грусть и тоску. Через Уит и тень Скилла Илиды я чувствовал и ее тело, скованное неподвижностью, бессильное и иссохшее. Она жаждала покинуть его, но Илида не пускала ее к себе.
Мое внимание привлек едва слышный звук. Я напряг слух, отстраняясь от криков Илиды. Звук повторился; он шел из-за кровати, из-за спины женщины. Она была сосредоточена на Арлете, выкрикивая поочередно обвинения и мольбы. Принц стоял, не сводя с нее глаз. Я осторожно сдвинулся в сторону; на меня никто не взглянул, словно меня и вовсе тут не было. Следя за Илейдой, я неслышно обошел кровать.
Шут распростерся на полу. Он не был связан, но его руки безвольно лежали по бокам, то и дело сжимаясь и подергиваясь. Его лицо блестело от выступившего пота, глаза под закрытыми веками дико вращались, с приоткрытых губ срывалось неровное хриплое дыхание. Я быстро опустился перед ним на колени, он на секунду приоткрыл глаза, и его губы шевельнулись; мне пришлось наклониться ниже, чтобы расслышать слова:
- Не… трогай… меня…
- Что с тобой? – я торопливо осмотрел его, но нигде не было видно ран. У меня в груди все похолодело; я мысленно перебирал названия ядов, дающих такой эффект, и противоядий к ним. Губы Шута снова шевельнулись.
- Илейде… вернуть… тело… важно…
Мне не было дела до Илейды и Илиды, до Арлета и всей Белой Земли. Но Шут снова приоткрыл глаза, хотя далось ему это с огромным трудом, и, поймав мой взгляд, повторил:
- Важно…
Я словно разделился. Часть меня требовала, чтобы я немедленно выяснил, что с Шутом, и помог ему. Другая часть – видимо, та, которая все еще считала меня его Изменяющим, и которая помнила, как я освобождал дракона, зная, что жертвую при этом самим Шутом – теперь утверждала, что я должен выполнить его волю, раз он считает это настолько важным. Я не мог сделать выбор, хотя и понимал, что каждая секунда раздумий тратится зря.
Шут хрипло вздохнул. Я не знал, что с ним, но был уверен, что ему больно. Забыв про предупреждение, я потянулся потрогать его лоб. От моего прикосновения он выгнулся всем телом и закричал. У меня было всего мгновение, чтобы это услышать; в следующую секунду меня пронзило осознанием его сущности, словно лед и пламя пронеслись по моим венам. Я был Шутом, и в то же время им не был; и следом пришла боль, которая не была болью в полном смысле этого слова, но тем не менее, была настоящей пыткой. Мне казалось, что я тоже кричу, всем своим существом, выражая пронизывающую меня муку. Мне казалось, что я кричу уже вечность, или всего мгновение…
Потом я отлетел прочь. Контакт прервался; я лежал на полу, задыхаясь, чувствуя себя совершенно обессиленным. Надо мной стояла Илида, шипя и скаля зубы.
- Не трогай его, сильный человек! Он мой! – взвизгнула она. – Я съем сердце свободного человека, и напою тебя вином, и съем твое сердце тоже! Съем его силу, съем твою силу!
Она протянула руку к Шуту, и ко мне пришло ощущение – его ощущение – ужаса перед этим прикосновением сумасшедшей. Следом я осознал, так же ясно, как все окружающее меня, что Илида занимала тело своей сестры, и что мне нужно, необходимо было вернуть их на свои места. Рванувшись, я перехватил руку Илиды и толкнул ее на кровать, наваливаясь сверху. Другой рукой я дотянулся до иссохшего бедра второй сестры и погрузился в соединяющий их поток магий.
Их связь не была похожа ни на что из виденного мной прежде. В ней Уит и Скилл переходили друг в друга, без видимой границы, обвиваясь вокруг основы, которая не была магической по сути. Я мог только предположить, что это и есть те узы, которые, как говорят, связывают близнецов, только усиленные магией. Даже сейчас, когда их нить истончилась, они были невероятно крепки. Я потянул за них, и Илида откликнулась яростным всплеском Скилла, а Илейда – болезненным вздохом Уита. Я замер, думая, что делать. Я не представлял, каким образом смогу обменять их; хотя мне самому пришлось трижды испытывать переходы, дважды с помощью Скилла и один раз – с помощью Уита, я не знал, как применить мой опыт к людям с разными видами магии, и уж тем более как заставить их участвовать в обмене. Я мог уговорить Илейду вернуться в свое тело, но как выгнать из него Илиду? Она была во много раз сильнее меня; ее сила, подкрепленная безумием, могла в любой момент разметать ее в клочья – как я мог навязать ей свою волю?
Потом я почувствовал присутствие еще одного человека внутри моей связи с сестрами. Он был нерешительным и неловким, словно едва научившийся ходить щенок. Коснувшись его, я узнал Арлета. Он вел себя так, словно осматривал незнакомое место.
Держись за то, что ты есть, - сказал я ему. Это было своевременным предупреждением: бурлящий искаженный Скилл Илиды мог в любой момент затянуть его, разорвать на части.
Кто ты? – тревожно спросил он, и ткнулся в меня, как щенок в ладонь. Чужеземец… - прошелестело узнавание. И сразу же он набросился на меня с требовательными вопросами: Нужно поменять их. Ты можешь это сделать? Помоги мне, я вознагражу тебя! Нужно вернуть Илейду!
Я не уверен… - начал я, но тут Илида, ощутившая наше присутствие, обрушила на нас свой Скилл, и все, на что меня хватало – держать щиты и держаться за связь, чтобы не выпасть из нее.
Но у Арлета не было щитов, и он принял удар полностью. И Илида вошла в него, как меч в тело.
По сохранившейся между нами связи я чувствовал, что он испытывает, но вряд ли сумею найти слова, чтобы это передать. Илида словно раскрылась внутри него, заполняя, вытесняя его собственное «я». Я ловил осколки образов: смеющийся мальчик у весеннего ручья, девушка, окруженная птицами, юноша берет девушку за руку, и другая девушка хватает вторую его ладонь, подсмотренный прощальный поцелуй на башне, падение рыжей девушки с той же башни, в окружении жалобно кричащих птиц… Арлет цеплялся за свое место, но его силы не хватало на то, чтобы всерьез сопротивляться ее безумию. Наконец она с воплем, полным яростной радости, рванулась в него вся целиком. Я чувствовал, как Арлет сжимается, едва удерживаясь в собственном теле, в котором бушевала теперь Илида.
Но при этом она оставила тело Илейды свободным, и я воспользовался этим. Пустота требует заполнения; связь тянула Илейду следом за сестрой, но между ней и Арлетом было ее тело. Я коснулся ее Уитом, подманивая, обволакивая магией, уговаривая двигаться; неуверенно и робко она вышла из больного тела и вошла в свое собственное. Прежде чем она попыталась последовать за сестрой дальше, я вынырнул из Скилла в реальность, схватил Илейду – теперь в своем здоровом теле – в охапку и оттащил ее от принца, полулежавшего на теле ее сестры. Она хватала воздух ртом, еще не понимая, где она и что с ней. Я столкнул ее с кровати и обернулся к принцу.
Его глаза закатились, рот кривила безумная улыбка. Он обнимал парализованное тело Илиды, и вокруг него бесновалась уродливая музыка Скилла сумасшедшей. Я почти чувствовал поединок между ними, который Арлет проигрывал. Я был обессилен, лоб пересекала головная боль, и меня ждал Шут, возможно, раненый, возможно, умирающий. Но тем не менее, я глубоко вздохнул и протянул руки к двоим на кровати, замыкая нас в круг.
Принц нашел откуда-то силы и теперь боролся с Илидой, несмотря на то, что она рвала его сознание везде, где могла до него дотянуться. Безнадежно и отчаянно он пытался втолкнуть ее в тело, которое ждало на другом конце связи, пустое и безжизненное. Илида сопротивлялась изо всех сил, и мне казалось, что она побеждает. Ее сила пугала даже меня, а в сочетании с безумием она становилась всесокрушающей. И тем не менее, я встал рядом с принцем.
Мне казалось, что даже вдвоем у нас ничего не получится. Она была слишком сильна; она могла бы стать великим мастером Скилла, не сойди она с ума от ревности и болезни. Арлет все еще был отчасти ею, но я не знал, что он видит, будучи связан с ее воспоминаниями. Борьба выглядела проигранной; но в один момент она вдруг дала слабину – и мы втолкнули ее в ожидающее тело.
Я планировал попытаться закрыть связь и уже потом решать, что с ней делать. Но у Арлета были другие планы. Едва придя в себя, он вдруг исчез из связи. А потом Илида передо мной вспыхнула ослепительной звездой – и погасла, испустив последний крик, полный отчаяния и боли и знакомый моему Уиту как предсмертный. На ее месте возникла воронка в пустоту, которая тянула меня за собой; и там, на другом ее конце, я увидел летний луг. Но я знал, что мне еще не время идти туда. С усилием я вырвался из потока Скилла и дико огляделся по сторонам.
Арлет стоял у кровати с окровавленным мечом в руке. Моя рука, лежавшая на животе Илиды, была залита кровью; кровь пропитывала постель и ее высохшие волосы. Ее тело казалось очень маленьким, но крови было много, она хлестала из разрубленного до позвоночника горла.
У кровати сидела Илейда, цепляясь за руку Арлета. Ее лицо было очень белым, а глаза широко раскрыты. Она смотрела на свою мертвую сестру с ужасом, но я не мог сказать, чем он был вызван – видом смерти или тем, чем была Илида при жизни.
Но я мгновенно выбросил их обоих из головы, как только у меня нашлись силы, чтобы сдвинуться с кровати. Я скатился с нее и оказался на коленях возле Шута. Он не открыл глаз, но в хриплых вздохах мне послышалось «Фитц».
- Я здесь. Я все сделал, как ты сказал. Я здесь, - сказал я ему тоном, которым разговаривал с больными животными. Он судорожно вздохнул и вдруг подался мне навстречу. Я едва успел отодвинуться. Шут всхлипнул и рухнул обратно на пол. Я потер виски, пытаясь понять, что только что произошло. Это было подобно тому, как мы соединялись когда-то во время эксперимента со Скиллом; но теперь ощущение было намного сильнее, и в том, каким я ощущал сейчас Шута, было нечто чудовищное и болезненное. Я осторожно потянулся к нему Скиллом, а потом Уитом, но магия скользила по нему, не замечая – он был мне недоступен, как всегда.
Арлет все еще стоял над кроватью, беспомощно переводя взгляд с нас двоих на Илейду, рыдающую над телом сестры. Я видел, что он хочет быть сейчас с ней, увести, утешить, но долг требует от него помочь мне, хотя он не понимает, что я делаю и как. Я снова посмотрел на Шута. Он с трудом приподнял веки, всего на секунду, и под ними блеснул взгляд, полный той же муки, которую я испытал во время нашего контакта. Я решился.
- Досчитай до пяти дюжин, - быстро сказал я Арлету, - если я не приду в себя, оттолкни меня от него. – Не дожидаясь его ответа, я снова коснулся лба Шута.
На этот раз я был готов к тому, что почувствую, и все же это ощущение пронизало меня насквозь, так что несколько мгновений мне казалось, что я растворяюсь в нем. Но я собрался с силами и вцепился в образ себя самого, за который держался в потоке Скилла. То, что происходило со мной, отдаленно напоминало его, но было скорее водоворотом, втягивавшим меня в свои глубины. Он был полон страдания, но я не мог определить его источник. Потом я постепенно начал различать в этом водовороте Шута. Он был разорван, раздавлен, он кричал и звал на помощь – звал меня, вдруг понял я отчетливо, как никогда. А следом я понял и то, что вызывало его мучения. И меня охватил ужас.
Сущность человека, или любого другого существа, которую иногда называют душой, можно сравнить со Скиллом; у меня есть немало оснований полагать, что после смерти она переходит в него, вливается в этот бесконечный манящий поток. В то же время эта сущность бесплотна, и хотя содержится внутри плоти, но не связана с ней. То же, что я видел перед собой, было чудовищным искажением этого неизменного закона: сущность была связана с телом, втиснута в его рамки, как в оковы, и сплавлена с ним в единое целое. Она кричала от боли, потому что плоть сжимала ее, как тиски палача, и как будто переваривала в своем постоянном процессе обновления.
Я отшатнулся от этого зрелища в отвращении и страхе; но Шут узнал меня, и потянулся ко мне, и снова забился в тисках собственного тела.
Успокойся, - попытался сказать ему я, не уверенный, что он услышит. Я помогу тебе. Хотя я еще не знал, как. Но он не слышал, или не верил, и тянулся ко мне снова, и когда ему удалось зацепить меня – всего на мгновение – я почувствовал себя единым с собственным телом. Я чувствовал, как во мне течет кровь, как переваривается пища в желудке, как дыхание протискивается по горлу; я чувствовал, как к поту на моей коже прилипает грязь, и как забивает ноздри запах смерти от постели, и как моя рука горяча на моем лбу…
Я рванулся снова, разрывая ставшую слишком тесной связь, снова осознавая себя – собой. Шут потерянно застыл, отпуская меня. Я выдрался из утягивавшего меня обратно водоворота – и обнаружил, что опять лежу на полу и ловлю ртом воздух. И даже пока я лежал так несколько мгновений, Шут придвинулся ко мне, с трудом – даже дыхание давалось ему с трудом, теперь я знал это точно – но и с целеустремленностью, так что с каждым вздохом он оказывался ближе.
Я должен был помочь ему. Я еще не знал, как – но я был уверен, что найду способ, или умру, пытаясь это сделать. Ни один человек не должен пережимать подобное. Но я не мог делать это здесь, в башне, пропитанной тленом, разложением и смертью. Я чувствовал их всеми своими чувствами, человеческими и звериными; и я знал, что Шут тоже это чувствует, и что окружающие его гибельные флюиды только усиливают его боль.
Поднявшись на ноги, я сдернул с себя плащ и осторожно завернул в него Шута, стараясь не коснуться его кожи. Он не сопротивлялся, наоборот, подавался мне навстречу, что-то едва слышно бормоча. Я поднял его на руки и пошел к выходу, не обращая внимания на Арлета и на рыдающую девушку на кровати.

@темы: фики, Р. Хобб, Шут и Убийца

---

Весенний Слэшкон 2011

Update 1: регистрация открыта!
Update 2: начинает формироваться программа информационной части.
Update 3: видеошоу - презентация фандомов Лучше один раз увидеть.

Старое

Весенний Слэшкон 2011 состоится 8 мая в одном из московских клубов.
В этом году в программу Слэшкона входят семинары, выставки, презентации и многое другое днем, а также награждение победителей проводящегося на данный момент феста В когтях у сказки, конкурсы, игры, танцы и прочее - вечером.

Внимание! В этом году на Весеннем Слэшконе будет информационная часть:
- семинары, лекции, доклады по широко- и узкофандомным вопросам (хоть про историю слэша в руфандоме и в мире, хоть про правила пунктуации, хоть про специфику характеризации персонажей в отдельно взятом редком фандоме - на любую интересующую тему)
- дискуссии, круглые столы, локальные холивары в риал-тайм - опять же на любые темы
- мастер-классы (видео, фанарт, писательское мастерство, переводы, грим для людей и бжд - в общем, опять про что угодно)
- пофандомные минипосиделки (если у вас маленький, но гордый, или немаленький, но все равно гордый фандом, или кроссфандомный кружок по интересам, и вы хотите, скажем, посидеть час-два-три и обсудить какие-то вопросы в своем кругу, посмотреть видео и еще чем-нибудь совместным позаниматься - это можно организовать)
+ возможны презентации фандомов (и/или сайтов/сообществ/ресурсов).
Подробнее здесь.
Желающие провести мероприятие - обращайтесь, пожалуйста, на умыл Св.

запись создана: 28.03.2011 в 16:40

@темы: на правах рекламы