вопрос

Вам когда-нибудь попадались русские слэшные фики и ориджиналы, в которых затрагивались вопросы социального и правового положения гомо- и бисексуалов?
Дискриминация и анти-дискриминация, законы, общественное отношение, браки? Любые варианты - от общего разрешения на брак кого угодно с кем угодно в магической Британии до гомофобной реакции семьи и друзей на камин-аут.
Фандомы любые, ориджиналы тоже пойдут.

Желательно отвечать в виде ссылки и/или цитаты.

@темы: теория, опрос

---

Рецензия на фик Weight of the World

04.09.2009 в 22:41

Пишет  .molnija.:

Weight Of The World
По заявкам отсюда

I'm standing in the light
But you hide behind
The colour of the night

 Св. Weight Of The World ГП

Текст с высокой планкой для читателя, требует готовности не только идти за автором, но и работать, а это несколько необычно для фанфика. Над чем же предлагается поработать?

adults only

Свет цвета застиранной простыни...
Вау. Здесь и намек на "это" и отчетливо выраженный эмоциональный фон. Чертовски удачное начало - помимо сочности и запоминаемости оно еще и удачно характеризует всю дальнейшую атмосферу фика.
Спотыкается о сидящего на нем юношу, падает на пол, расплескивает невнятно очерченными лужами тени. Тень юноши на паркете; тень тяжелого письменного стола на слегка выцветшем ковре; тень изумрудно-фиолетовой чернильницы на желтоватых листах пергамента; тень движущегося по бумаге пера на бледной коже держащей его руки; тень пишущего мужчины.
Спотыкающийся свет по мне так вполне приемлем. с таким то цветом - да хоть еще с запахом виски, поверю. Обилие теней в одном абзаце перекорежит любого корректора, но я считаю уместным. Это условия вашей работы огласили списком теней.

Дальше поток распараллеливается, распадается на персонажи и роли, и мироощущения. Выделила навскидку для примера:
вор и насильник с жадными взглядами
законный муж или тайный любовник
Юноше виден двор замка, вытоптанный и пустой, стена, в которой не хватает нескольких камней, луг и лес. Мужчине – только серая как будущее но я сделаю все что в моих силах обещаю пелена облаков. И юноша.

Четыре потока завязываются узлом:
Упругие волоски «дьявольской дорожки»…
О. Вот оборот, который говорит не только месте на теле, но и о характере обладателя.
тело подчиняется иллюзии покорно наливаясь тяжестью удовольствия
Первое описание "у него встало", которое может похвастаться неизбитостью и внятностью одновременно.
я вхожу в него медленно чтобы не причинить боли он и так слишком часто ее испытывал
Это не просто секс, где медлят для растягивания удовольствия - это отношения, где не торопятся, заботясь о партнере, щадя его душевные раны... не умея слышать партнера, который на самое деле жаждет другого:
я хочу чтобы было немного больно но он всегда ласков .
Так хочет Гарри. А Северус, в свою очередь, молчит вот о чем:
мне больно гарри но тебе этого знать не надо я привык к боли

Такой текст лично я бы давала вместе со "Сказками 1000 и 1 ночи", потому что ничего такого нет, физиологическое искусно вписано в историю отношений. Реализовано очень интересно - вместо последовательности (он сначала сделал ему то, а второй сделал сё, а потом они одновременно...) даются слайды. И не просто стоп-кадры, а мини-нарезки, где с одной стороны достаточно конкретно, а с другой - вполне обтекаемо):
Руки с мозолями полированная рукоять метлы я так давно не летал на ладонях, с короткими, широкими, неровными ногтями комкают простыни, покорные движениям движущейся вверх-вниз я хочу чтобы тебе было хорошо головы.
Вот это "я хочу, чтобы тебе было хорошо" у меня вызывает сострадание и ужас. Потому что секс их не сближает, а разделяет:
Тени становятся четче и темнее.

Интересно, а имеет ли текст отношение к «Everything I am»?

Очень атмосферный фик. Рейтинг тут скорее за количество текста, отведенное "этому самому", чем за употребление специальных слов или развязных описаний. У автора есть умение писать очень прочувствованно и в то же время невинно.

@темы: Гарри Поттер, авторское, рецензии

---

слЭш

31.08.2009 в 16:37

Пишет  Хельга Винтер:

Не выдержала
Крик души. Вполь, практически.

Товарищи! Дорогие! Очень вас прошу! Просто Христом Богом (или в кого вы лично верите) заклинаю - не надо, НЕ НАДО писать слово "слэш" через "е" - "слеш". Этот звук на русский язык традиционно передаётся через "э оборотное".



Линк на источник: www.philosoft.ru/_subsites/tcportal/perevod/tr0...

Да, там речь идёт прежде всего об именах собственных, географических и прочих названиях - потому что именно они чаще всего передаются на русский транскрипцией или транслитерацией - но правила транскрибирования это не отменяет. И да, в русском языке есть устоявшиеся случаи, в которых пишется "е", а читается "э". По-моему, слово "слэш" к таковым не относится по вполне понятным причинам.

@темы: лингвофашизм

---

Волновая теория слэша

Частично перевод, частично пересказ с сокращениями. Основной источник: здесь.

Первая волна
Мы не геи, мы просто любим друг друга.
- Читатели/писатели обожают пейринг, он чудесный, уникальный и особенный. Канон существует в вакууме.
- В центре истории отношения между персонажами. Слэш - это средство сделать их еще интенсивнее.
- Автор старается как можно правдоподобнее объяснить, почему гетеросексуальные персонажи занимаются сексом друг с другом. Отношения не "гомосексуальные" с политической или социальной точки зрения, имеют мало отношения к жизни гомосексуальных мужчин в реальности.

Вторая волна
Мы любим друг друга. Наверное, мы геи...
- Читатели/писатели переносят канон из вакуума в реальный мир; они рассматривают реальные вопросы идентичности и силовой динамики в любимом пейринге (и во всем тексте).
- В центре истории слэшные отношения. Характеристики по-прежнему привязаны к каноническим, но авторы больше экстраполируют, не обращаясь за доказательством к канону. Некоторые аспекты характеризации первой волны принимаются наравне с каноническими материалами.
- Секс более реалистичен, потому что авторы, скорее всего, прочитали "Радости гомосексуального секса", но все равно ориентирован на женщину.

Третья волна
... совсем-совсем геи.
- Читатели/писатели помещают канон в группу подобных ему и интерпретирут согласно традициям, сформированным в предыдущих фандомах. Они ищут определенную динамику и вместе находят каноны, в которых есть (или в которые можно впихнуть) такая динамика.
- В центре истории сам факт слэшных отношений. Без них истории бы не было (хотя сюжет у нее есть).
- Автор не ставит задачу убедить читателя в том, что эти персонажи занимаются сексом. Характеризация основана на 1 и 2 волнах в той же, если не в большей, степени, чем на каноне.
- Сексуальные сцены более реалистично описывают реальные гомосексуальные практики. В таких историях у одного или обоих персонажей есть некоторый опыт однополого секса.

Четвертая волна
Как вам мои гейские штаны?
- На этом этапе работа фандома направлена не на канон, а на сам фандом. Читатели/писатели становятся фанатами друг друга, и выбранный ими канон - это просто сырье, из которого они черпают материалы для создания произведений друг для друга.
- Слэш охватывает все медийные жанры. Единственное условие слэшабельности персонажа - наличие у него пениса.
- Сексуальные сцены четвертой волны становятся сложнее. В части историй один или два персонажа би- или гомосексуальны.

@темы: переводы, мета, теория

---

03.07.2009 в 01:04

Пишет  Who-Kink:

Первый тур завершен, да здравствует второй тур!

Начинаем прием заявок на второй тур!

Заявки оставляются анонимно. Поставьте галочку Анонимно (гость) над полем комментария.

Формат заявки:
- персонажи и пейринги
- кинк
- дополнительные пожелания - по желанию
Форму выполнения - текст, рисунок или клип - указывать нельзя.

Нумеровать заявки не нужно! Организаторы сделают это сами.

Заявки первого тура можно найти здесь.

P.S.: Оставляя заявку, вы подтверждаете, что ознакомились и согласны с правилами феста.

---

Строго по правилам

Название: Строго по правилам
Фандом: Torchwood
Герои: Джек/Янто
Тип: PWP
Рейтинг: NC-17
Предупреждение: фистинг
Авторские примечания: Написано в рамках 1 тура Who-kink.

Утром Янто сидит за стойкой Туристического центра и сосредоточенно шлифует ногти. Он отвлекается только на то, чтобы приготовить кофе собравшейся команде. Джеку он дополнительно приносит стакан воды и бдительно следит, чтобы она была выпита.
- Графин с водой на столе, сэр, - негромко замечает он и многозначительно приподнимает бровь. Джек закатывает глаза и шарит в ящике в поисках печенья, которое всегда там было. В ответ на его разочарованный взгляд Янто кладет перед ним банан и пару яблок.
Глядя на фигуру, в которую сложились фрукты, Джек открывает рот.
- Вам звонит премьер-министр, сэр, - бесстрастно говорит Янто и нажимает мигающую кнопку на мини-АТС на столе Джека. И оставляет его наедине с премьер-министром и фруктовым членом.

Когда команда заказывает пиццу, Янто стоит над коробкой и внимательно наблюдает за Джеком сквозь стеклянное стекло кабинета. Джек так и не выходит оттуда, пока пицца не заканчивается, хотя не раз кидает вниз мечтательные взгляды. Гвен предлагает отнести ему кусочек, но Янто сообщает, что Джек заказал себе обед отдельно.
Он действительно относит ему обед, накрытый серебряной крышкой. И заодно конфискует запасы шоколадного печенья из стола.
- Янто, к чему все эти сложности? - соблазнительно улыбается Джек.
- Сэр, - сдержанно отвечает Янто, - позвольте мне хотя бы на этот раз сделать все как положено.
- Но...
Янто вздергивает уголки рта в сухой улыбке и покидает кабинет Джека.

После того, как команда расходится из Хаба, Янто приносит еще один поднос, повторно конфискует неположенную еду и уходит в архивы, оставив на уголке стола Джека коробку и записку. В записке говорится:
23:00, прозекторская. Без одежды.
В коробке новенькая клизма. Розовая.

Джек спускается в прозекторскую на пять минут раньше назначенного срока, но разумеется, все уже готово. Янто стоит у стола, накрытого белой тканью, и при виде Джека делает пометку в блокноте на боковом столе, придавленного секундомером. Он полностью одет, не считая пиджака, который аккуратно повешен на перила, и закатанных выше локтя рукавов. Джек более чем за сто лет на Земле так и не научился стесняться собственной наготы, но тем не менее, приятно ежится под пристальным взглядом, которым Янто окидывает его тело. Он уже возбужден, был возбужден весь день, от собственных мыслей, от долгой подготовки.
- Прошу вас, сэр, - говорит Янто, показывая на стол. Несмотря на обращение, фраза звучит как приказ. И Джек слушается - забирается на стол, встает на четвереньки, прогибается и потягивается, беззастенчиво демонстрируя себя... Янто не торопится подходить; вместо этого он задумчиво смотрит на часы.
- Эй, я здесь, - подмигивает через плечо Джек.
- Я знаю, сэр, - говорит Янто. Но только когда 22:59 сменяется на 23:00, он кладет руку Джеку на поясницу, гладит вдоль позвоночника, легко целует между лопаток.
- Вы готовы, сэр?
- О да! - ухмыляется Джек.
С бокового столика Янто берет латексную перчатку. Надевает ее под внимательным и горящим взглядом Джека на правую руку; звонко отпускает натянутый манжет. Джек содрогается всем телом и сладко жмурится. С тихим щелчком начинает тикать секундомер. Янто кладет открытую смазку между колен Джека и сжимает ему ягодицы. Джек вздыхает от контраста между обтянутой латексом рукой и шершавостью живой кожи и подается назад, навстречу.
- Не спеши, - ласково укоряет его Янто, гладя ему левой рукой спину и бедра, широкими сильными движениями. В прозекторской прохладно, но ладонь у Янто теплая, и Джек прикрывает глаза и опускает голову на скрещенные руки, погружаясь в ощущения.
После суток предвкушения ему точно не нужно долгой прелюдии, и Янто понимает это, прицельно проходясь по самым "горячим" точкам и не тратя времени зря. Он сосредоточен на своем занятии, и отвлекается только для того, чтобы сделать еще одну пометку в блокноте, прежде чем провести наконец скользкими обтянутыми латексом пальцами между ягодиц Джека. Джек стонет и раздвигает колени шире, подставляясь.
Кольцо ануса разжимается под первыми же прикосновениями, но Янто не торопится, аккуратно обводя его пальцами. Другая рука - у Джека между ног, играет с тяжелой мошонкой.
- Янто, - стонет Джек и толкается навстречу, пытаясь надеться на дразнящие пальцы.
- Я вас внимательно слушаю, сэр, - Янто пока удается сохранять ровные интонации, хотя его строгие брюки уже очевидно натянуты твердым членом.
- Пожа-алуйста, - протягивает Джек, и Янто одобрительно похлопывает его по ягодице, обильно смазывает два пальца и проталкивает внутрь. Джек умеет расслабляться и сейчас демонстрирует этот навык, но тем не менее, Янто предпочитает растянуть ласку, гладя его изнутри, погружаясь постепенно, раз за разом все дальше. Добавив третий палец, другой рукой он удерживает Джека за бедро, не позволяя подаваться навстречу.
Джек уже шепчет невнятные проклятия - некоторые весьма изобретательные - когда Янто добавляет еще один палец. Кольцо мышц жадно сжимается, втягивая его внутрь. Он ждет, пока Джек расслабится снова, прежде чем плавно повернуть ладонь.
- Черт возьми, Янто, я не чертов девственник! - сердито выстанывает Джек.
- Я знаю, сэр, - отзывается Янто, ни на секунду не ускоряя движения. Через минуту Джек перехватывает его руку.
- Что-то не так? - осведомляется Янто.
- Не так... - говорит Джек. - Я хочу лечь на спину.
Янто сводит брови и убирает руку; достает с нижней полки стола подушку.
- Всегда сама предусмотрительность, - смеется Джек, подкладывая ее под бедра и бесстыдно раздвигая ноги. Янто гладит его ладонью от колена к паху.
- Возможно, в нашей медицинской лаборатории найдется применение гинекологическому креслу, - комментирует он, добавляя на руку смазки, прежде чем вернуться к прерванному занятию.
Судя по выражению лица Джека, он всерьез заинтересовался этой мыслью.
Судя по действиям Янто, он намерен сделать все, что в его силах, чтобы Джек о ней забыл.
Когда Янто добавляет большой палец, Джек откидывает голову и хватается за край стола, но издаваемый им звук определенно выражает удовольствие. Янто прикусывает губу, бросает взгляд на секундомер и левой рукой берет карандаш - сделать еще одну пометку.
- Что ты там... пишешь? - бормочет Джек.
- Фиксирую ход... эксперимента, - отвечает Янто. Он осторожно пробует толкнуться рукой глубже, и тут же - обратно. У него раскраснелись щеки, а на лице выражение глубочайшей сосредоточенности.
- Вам стоило... надеть... белый халат... мистер Джонс... - выдыхает Джек в такт. Янто останавливается.
- Я очень надеюсь, сэр, что вы не собирались при этом фантазировать о мисс Джонс, - строго говорит он. Джек захлебывается вздохом, мотая головой.
- Я-анто...
- Я сочту это за ответ "нет", - хмыкает Янто, возобновляя ласку.
Плоть тесно обхватывает его руку, пульсируя и то сопротивляясь движению, то поддаваясь. Он продвигается медленно, с каждым толчком вперед добавляя лишь миллиметр глубины, слушая острые вздохи Джека и не замечая своего учащенного дыхания. Он хмурит брови и прикусывает нижнюю губу, и кидает пристальные взгляды на лицо Джека, следя за его реакцией. Когда растянутое кольцо сфинктера смыкается вокруг его запястья, он останавливается. Медленно покачивает ладонью, обжатой со всех сторон теплой плотью. А потом, еще медленнее, сжимает кулак.
Джек ловит его свободную руку и стискивает запястье так, что кисть немеет.
Янто тянет руку наружу, так что мышцы начинают чуть-чуть расходиться - и снова толкается внутрь, чуть сгибая запястье и прокатываясь костяшками по простате. Джек подвывает, запрокидывая голову, и разжимает пальцы. Янто пробует разные движения: чуть повращать, чуть надавить... у него вид не любовника, а ученого, и он действительно изучает сейчас свой постоянный объект - Джека.
Когда он находит лучший вариант - легко согнуть запястье в одну сторону, потом в другую - Джек издает безостановочный поток звуков, в котором стоны перемежаются с лишенными смысла словами и обрывками фраз. Янто не замечает, что гладит себя сквозь брюки. Он слишком занят любовником и их... "экспериментом".
Наклонившись, он проводит кончиком языка по члену Джека. Слизывает выступившие капли солоноватой влаги. Обычно Джек любит наблюдать за ним в такие моменты - тяжелым, туманным взглядом из-под ресниц. Но сейчас его глаза закрыты, дыхание срывается хрипом.
Обхватив губами головку, Янто начинает посасывать в такт движениям руки. Джек всхлипывает, и это значит, что осталось совсем немного. Вскоре Янто ощущает, как короткие спазмы прокатываются по мышцам, плотно обхватившим его руку, как усиливается пульсация толстой вены у него под языком, и Джек заходится гортанным криком в оргазме.
Янто дожидается, пока прокатится последняя судорога, и медленно, очень, очень медленно вытаскивает руку из расслабленного отверстия. Стряхивает испачканную перчатку в мусорную корзину. Ловит бессмысленный, расфокусированный взгляд Джека в стрелках мокрых ресниц, и легко гладит его по щеке, а потом обнимает, опуская голову на грудь и вдыхая густой пряный запах пота и секса. Левой рукой он расстегивает свои брюки и наконец дает волю давно накопившемуся напряжению.
Джек роняет тяжелую руку ему на плечо в неуклюжем усталом объятии, а другой дотягивается и обхватывает член Янто поверх его собственных пальцев. Нескольких быстрых грубых движений хватает, чтобы Янто кончил, выплескиваясь на их соединенные руки.
Несколько минут они лежат так: Джек - раскинувшись на прозекторском столе, Янто - неуклюже привалившись к нему сверху. Наконец Янто с глухим стоном приподнимается.
- М-м, - недовольно мычит Джек, не открывая глаз.
- В душ, - командует Янто, не заботясь вежливыми формулировками и чеканными обращениями. Джек качает головой, но садится на столе - неловко, боком, и все равно морщится. Янто подставляет ему плечо, помогая спуститься.
- Ты одетый, - ворчит Джек, губы у него шевелятся плохо. Янто игнорирует комментарий, придерживая любовника за талию и направляя к душевой. Она находится в удачной близости от прозекторской - медик в Торчвуде нередко оказывается с ног до головы покрыт самыми неожиданными веществами, и проектировщики это учитывали.
Джек, прислонившись к стенке душевой, дожидается, пока Янто разденется. Когда Янто присоединяется к нему под потоком воды, на лице у Джека сытая улыбка.
- Итак, мистер Джонс, - он раскатывает имя на языке, придавая ему какой-то неприличный оттенок, - эксперимент был удачным?
Янто хмурится, а потом качает головой.
- Я не успел зафиксировать итоговый результат, - сокрушенно говорит он.
- Это ис-клю-чи-тельно о-гор-чительно, - ухмыляется Джек. - Значит, эксперимент необходимо повторить.
- Может быть. - Янто запрокидывает лицо, и струи воды скрывают его выражение. - Может быть...

@темы: Whoniverse

---

Шут и Убийца, глава 17

Шут и Убийца
Фандом: Робин Хобб, "Сага о Шуте и Убийце"
Первые читатели:  origami и  Кларисса
Бета-читатели:  Helga и  origami
Объем: novel-length
Pairing: очевиден
Рейтинг: неторопливо нарастающий до R (а тем, кто любит погорячее, обещаю бонусом высокорейтинговые драбблы)
Summary: Прошло семь лет, и Фитц доволен своей жизнью. Но случай снова сводит его с Шутом. К чему приведет новая встреча Пророка и Изменяющего - и двух людей, чья близость преодолела даже смерть?
Эпиграфы: романы Робин Хобб в официальном переводе издательства ЭКСМО
Размещение: обсуждаемо, но только после того, как текст будет окончательно выложен здесь.

Ранее: Пролог 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 Эпилог

ГЛАВА 17. ТАНЕЦ НА СНЕГУ

Я взял кружку с бренди и обнаружил, что она пуста. Мне стало интересно, сколько я уже выпил, а потом решил, что для одного вечера достаточно.
– Завтра, Шут. Завтра. Дай мне хорошенько выспаться и решить, как лучше рассказать тебе о том, что произошло дальше.
Неожиданно его изящные пальцы сомкнулись вокруг моего запястья как и всегда, они были холодными.
– Подумай, Фитц. Но не забывай… – Казалось, он не знает, как лучше сказать то, что собирался. Он заглянул мне в глаза, и в его тихом голосе послышалась мольба. – Расскажи мне все, что сможешь, в подробностях, я ведь никогда не знаю, что мне необходимо услышать, пока не услышу это.
И снова его взволнованный взгляд проник мне в душу, вывел из равновесия.
– Загадки. – фыркнул я, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал легко и непринужденно, но получилось, что я лишь подтвердил слова Шута.
– Загадки, – согласился он. – Загадки, ответами на которые можем стать мы с тобой, если только сумеем узнать вопросы. – Он посмотрел на свои пальцы, сжимающие мое запястье, и разжал их. Потом грациозно, словно кошка, поднялся на ноги и потянулся, как будто пытаясь поставить на место все свои косточки и суставы, чтобы снова стать целостным. – Иди в постель, Фитц, – сказал он мне, точно ребенку. – Отдыхай, пока можешь. Я хочу еще немного подумать, а бренди ударило мне в голову.
– Мне тоже, – признался я, и Шут протянул мне руку, за которую я с благодарностью ухватился. Он легко поставил меня на ноги, я покачнулся, он подался вперед вслед за мной, схватил за локоть и помог сохранить равновесие. – Потанцуем? – предложил я, заикаясь.
– А мы и так танцуем, – с серьезным видом ответил Шут. Словно прощаясь с партнершей по танцу, он низко склонился над моей рукой, но я ее вырвал. – Надеюсь, я тебе приснюсь, – мелодраматичным тоном заявил он.
– Спокойной ночи, – ответил я, стоически не поддавшись на его подтрунивание.
Я направился к своей кровати, и волк с тихим стоном последовал за мной. Он редко спал дальше чем на расстоянии вытянутой руки от меня. Я сбросил одежду на пол, натянул ночную рубашку и повалился на кровать. Волк уже выбрал себе местечко на холодном полу неподалеку. Я закрыл глаза и, опустив руку, погладил его густую шерсть.
– Приятных тебе снов, Фитц, – проговорил Шут, и я открыл глаза. Он уселся в свое кресло у погасшего камина и, улыбаясь, смотрел на меня. – Я тебя покараулю, – с важным видом заявил он.
Я покачал головой и помахал ему рукой, а потом меня поглотил сон.


В казарме только и разговоров было, что о вчерашнем представлении. Драконы произвели впечатление на белоземцев, особенно после того, как я подтвердил, что они действительно выглядели так, как куклы в спектакле, и так же соотносились с людьми по размерам. Мне пришлось сказать, что я присутствовал при их прибытии в Баккип – как иначе я мог подтвердить свои слова? – и на меня немедленно набросились с расспросами о сражении. Но я сумел отговориться тем, что охранял королеву в замке, и потому не участвовал в сражении. Это несколько снизило мой авторитет – по мнению белоземцев, настоящий мужчина должен был стремиться в гущу сражения, а не отсиживаться в крепости возле женской юбки – но я добавил, что выполнял личный приказ моего короля, и набрал очки обратно. Я сделал мысленную заметку записать все это, чтобы проинформировать позже Розмари и Чейда, во избежание противоречий.
Удивительно, но я обнаружил, что мне не хватает Чейда. За годы владения Скиллом я привык время от времени переговариваться с ним, и обычно меня раздражало то, как он вламывался в мое сознание в любое время дня и ночи; однако сейчас, когда всем контактам препятствовала созданная отравой стена, я понял, что скучаю без него. Мне не хватало и других, особенно Неттл – о, как мне не хватало Неттл! Я старался не позволять себе переживать зря, но, вспоминая о трудностях перехода через горы, я не мог не страшиться опасностей, подстерегавших в пути мою дочь. Я волновался и за Молли, и за ее детей, и за Дьютифула – за всех, неожиданно для себя обнаруживая, сколько тревог может принести невозможность узнать что-то немедленно. Дни до прибытия посольства, которое должно было привезти новости, тянулись для меня невыносимо медленно.
Отправившись навещать Ластвилла в конюшне, я встретил Монетку. Она расчесывала длинную гриву маленькой белой лошадки. Я остановился возле стойла и подождал, пока она меня заметит.
Секунду она щурилась, разглядывая мое лицо в полумраке, а потом улыбнулась:
– А, господин, который любит швыряться деньгами!
Почему-то она была совсем не удивлена встретить меня здесь, за много миль от места нашего знакомства. Это было странно и тревожно; тем не менее, на ее улыбку невозможно было не ответить.
– Представление было великолепным, – сказал я искренне.
– Спасибо, – кивнула она и вдруг хихикнула: – Знаете, сколько людей начинают знакомство с этой фразы? Мне уже кажется, что это такое новое «здравствуйте»!
Я смутился, но она, заметив это, рассмеялась.
– Не обращайте внимания, я вечно говорю глупости. Так что, значит, вам понравилось? Мы добавили много новых шуток с тех пор, как показывали его в Бакке…
– Я не видел его полностью до вчерашнего дня, – сказал я. – Только финал. Так что сравнить я не смогу, но то, что я видел вчера, мне очень понравилось.
– Вот и чудно, – сказала она, выбирая белые волосы из гребня. – О! Не хотите ли прийти на сегодняшнее представление?
– Вечером, на пиру? Я и так там буду, – сказал я.
– Нет, не на пиру, – помотала она головой; две тугие толстые косы метнулись по плечам. – После полудня мы показываем другой спектакль, для королевы и ее двора. В женском крыле.
– С удовольствием, – ответил я. Я был рад любому развлечению; к тому же мне никак не удавалось познакомиться толком с королевой и ее фрейлинами – мы не встречались иначе как за ужином, и я не мог найти повод посетить женское крыло. Как я понимал, женщины в Белой Земле занимали положение куда ниже, чем в Шести Герцогствах, и никак не участвовали в политической жизни страны. (Это была одна из причин, по которой я не мог понять приверженности Шута женской личине в этой стране. Там, где лорд Голден или другой мужчина оказывался уважаемым человеком, Кофетри была лишена почти всех прав и возможностей.) Тем не менее, мне казалось необходимым составить хотя бы поверхностное впечатление о них.
– Вам, наверное, будет интересно, – продолжила Монетка. – Это новый спектакль, мы хотели сначала показать его на первом выступлении, но Кофетри нас отговорила. Она сказала, что король и его двор вряд ли оценят сюжет. Поэтому мы показали «Короля Верити». Я люблю этот спектакль, особенно драконов. Настоящие, должно быть, такие красивые!
Я пожал плечами.
– Жаль, что меня не было в Баккипе, когда они туда прилетали. И я никогда бы не подумала, что дракон может быть как кабан с крыльями. Но Кофетри говорит, что видела их вблизи, и вырезала в точности такими, какие они были – а значит, они такие и есть. Она очень похоже вырезает, я вас сразу узнала… – Монетка внезапно осеклась и осторожно посмотрела на меня, проверяя, заметил ли я ее оговорку или пропустил мимо ушей. Я решил не притворяться, что не заметил.
– Сразу узнала? Где же ты меня видела? – спросил я, внимательно глядя на нее. Она покусала нижнюю губу, явно очень раздосадованная своей оплошностью. Но я ждал ответа, и она наконец пробормотала:
– Обещаете никому не говорить, что я вам сказала? Я не должна была…
– Я не скажу, – заверил ее я.
Она выглядела не слишком уверенной, но все же ответила:
– У Кофетри была кукла с вашим лицом, только моложе – совсем мальчик. Она все время ее сажала где-нибудь рядом, когда работала. А когда спрашивали, кто это, улыбалась так… – Монетка живо изобразила грустную, загадочную и мечтательную улыбку. Мне легко было представить ее на лице Шута.
– Я никому не расскажу, – повторил я. Монетка отвернулась и погладила лошадь. – И приду на представление, – добавил я, пытаясь поднять ей настроение.
– Приходите, – кивнула она, но плечи у нее все еще были поникшими.

Впрочем, когда после полудня я отыскал Монетку в женском крыле, она снова уже была жизнерадостной и звонко смеялась. Я не сразу решился войти в комнату: довольно просторная, она все равно казалась маленькой для всех женщин, которые там собрались. Они встретили меня взглядами удивленными, непонимающими и даже испуганными.
Но Монетка замахала мне рукой:
– Проходите! Садитесь… ох, где место найдете. Я и не думала, что их здесь так много!
Женщины рассаживались на лавках, расставленных полукругом перед маленькой сценой кукольного театра, вознесенной на шесты. Она выглядела опасно наклоненной, но пройдя вдоль полукруга сидящих, я понял, что это для того, чтобы им удалось хоть что-нибудь разглядеть. Я поискал себе место; все женщины, увидев, что я смотрю на свободные места рядом с ними, отводили глаза и торопливо пододвигались, уступая. Это было неожиданно и неуютно. Но тут я увидел Кофетри. Она сидела рядом с Илидой, закутанной в неизменную яркую шаль, и так же, как остальные, отвела глаза. Я почувствовал, что снова начинаю сердиться; Шут решил опять избегать меня, даже сейчас? Я решительно занял место рядом с ним и только потом заметил, что по другую руку от меня оказалась сама королева. Она сидела прямо и смотрела ровно перед собой, и ничем не выдавала своего неудовольствия, но я был уверен, что совершил грубейшее нарушение этикета. Тем не менее, когда я попытался встать и уйти, то почувствовал крепкую хватку на запястье. Посмотрев, я увидел, что меня удерживает Кофетри. Взглядом она приказала мне сесть на место. Со стороны сцены дробно зазвенел бубен, и мне пришлось подчиниться: представление началось.
Для этого спектакля театр выбрал рассказ о сватовстве Дьютифула, в Шести Герцогствах уже превратившийся в легенду и разошедшийся по свету во множестве баллад. Кукла-Дьютифул оказалась похожа на оригинал как две капли воды и была явно той же работы, что куклы из «Драконов Верити». События в спектакле разворачивались куда стремительнее, чем я помнил: торжественный приезд нарчески (набитый придворными зал был нарисован на большом куске ткани, а часть фигур обклеены парчой и шелком, так что их одежды даже колыхались от ветра), помолвка и принесение клятв обеими сторонами, и отплытие кораблей. Эта сцена вызвала у меня воспоминания, которые я старался не трогать – как лорд Голден стоял на причале, и как я отводил от него глаза… Я предал тогда Шута, и хотя он простил мне это предательство, я сам не мог найти себе оправданий, несмотря на то, что действовал, как мне казалось, на его благо, пытаясь его защитить.
От этой мысли меня внезапно пробрало холодом. Я собирался тогда защитить его от смертельной опасности, но все равно привел прямиком на встречу с ней. Теперь я тоже хотел защитить его – но не получится ли, что мои действия окажутся бессмысленными, и от судьбы нельзя уйти? Хотя в прошлый раз мне ведь удалось отменить ее решение! Однако в последние дни я слишком старательно лелеял свою обиду на Шута и совершенно забыл об истинной цели своего приезда в Белую Землю. С другой стороны, сам Шут не верил мне и не подпускал меня близко, проводя все время с Илимом и белоземскими женщинами и не говоря мне ни слова о своих планах и предположениях. Как я мог действовать в такой ситуации?
За размышлениями я пропустил момент прибытия отряда на Аслевджал. Я не ожидал, что в спектакле появится Белый Пророк, хотя он упоминался в балладах. Но выступившая навстречу принцу фигура в белом плаще, закрывающем лицо, и с возвышенными речами ничем не напоминала лорда Голдена. Да и вся история мало была похожа на то, что я видел своими глазами; но в конце концов, это была баллада, а они всегда врут. «Башня острова Антлер» тоже мало походила на то, что вспоминалось мне. Тем не менее, этот спектакль еще больше, чем «Король Верити», заставлял меня воскрешать воспоминания, которые я хранил в дальних углах своей души, стараясь туда не заглядывать.
И вот наконец Айсфир положил голову к очагу нарчески-матери, и Эйлианна и Дьютифул слились в заключительном объятии. Финальный брачный танец Айсфира и Тинтальи изображали не куклы, а люди – Монетка и танцор, исполнявший прежде роль «сына Чивэла», наряженные в замысловатые костюмы, которые делали их действительно похожими на драконов; они чудом умещались на крохотном пятачке перед сценой. За ними наблюдали в полной тишине, а когда они тоже обняли друг друга, повторяя позу застывших кукольных фигурок, женщины дружно ахнули и заговорили наперебой, восхищаясь спектаклем.
Я же сидел словно между двух статуй. С одной стороны от меня была королева; за все время действия она не шевельнулась и даже сейчас не двигалась, все еще глядя на сцену, где стояли обнимающиеся фигурки. С другой была Кофетри. Она застыла на месте, невидяще глядя на сцену. Я вдруг понял, что не чувствую руки; она так и не отпустила ее, а я не заметил этого, и моя кисть занемела, стиснутая сильными пальцами. До меня запоздало дошло: если меня пробирал холод от воспоминаний об Аслевджале, что этот спектакль должен был сделать с Шутом?
Я осторожно коснулся другой рукой его плеча и позвал его: «Шут», как называл обычно, пользуясь тем, что здесь вряд ли кто-нибудь знал язык Шести Герцогств. Он вздрогнул и изумленно посмотрел на меня. Потом зажмурился и, разжав пальцы на моем запястье, потер лицо.
– Я… задумалась, – сказал он голосом Кофетри. Посмотрел прямо на меня и добавил: – Спасибо, Том.
– Не за что, – буркнул я, поднимаясь. – Тебе не стоило смотреть этот спектакль, раз уж тебе было известно его содержание.
Он покачал головой.
– Я не желаю бежать от того, что вызывает воспоминания, какими бы они ни были. Не желаю отказываться от воспоминаний. Мои воспоминания – это моя собственность, мое прошлое… все, что у меня осталось, – последние слова он произнес едва слышно, но меня словно окатило ледяной водой. Я сжал его плечо.
– О чем ты? – требовательно спросил я.
– О, не здесь же! – воскликнул он и светски улыбнулся. Я сообразил, что вокруг нас – двор королевы, и все женщины делают вид, что нисколько не обращают на нас внимания, но на самом деле пристально наблюдают. Я убрал руку и выпрямился, но продолжал выжидающе смотреть на Шута. Он сдвинул брови в размышлении.
– Сегодня ночью, – быстро проговорил он. – В лесу на запад от замка. Там у дороги три сросшихся дерева, за ними повернуть и прямо по тропинке. В полночь. Сможешь?
– Зачем… – начал я, озадаченный необходимостью ехать куда-то в зимний лес посреди ночи, но Шут покачал головой, отметая вопрос. – Хорошо, – сдался я.
– Я буду ждать, – пропел Шут голосом Кофетри, повернулся к Илиде и обратился к ней по-белоземски с вопросом о том, как ей понравился спектакль.

Хотя весь остаток дня я недоумевал, зачем нужно ехать в лес в такое время и в такую погоду, но за полчаса до полуночи мой конь тем не менее уже сворачивал по тропинке от трех сросшихся деревьев. Найти Шута оказалось несложно: я издалека заметил за деревьями теплый свет костра. Шут нетерпеливо поднялся мне навстречу. Едва я успел привязать Ластвилла, как он уже был рядом, протягивая мне маленький барабан, на которых играли здешние музыканты.
– Ты ведь сможешь отбить простой ритм, правда? – спросил он в ответ на мое удивление, пресекая всякие попытки задать вопрос.
– Думаю, да.
Уроки музыки, преподанные мне леди Пейшенс, дали понять, что чувство ритма у меня есть.
– Нужно бить вот так… – он показал мне, легко простучав пальцами по туго натянутой коже барабана. – Повтори.
Я повторил.
– Ты торопишься. Вот так, – он простучал ритм еще раз. Я повторил его снова, постаравшись быть как можно точнее. Ситуация казалась мне абсурдной – приехать за полночь в промерзший лес, чтобы стучать на барабане. Но Шут выглядел совершенно серьезным, так что я послушался его. Он заставил меня стучать, пока не был совершенно удовлетворен результатами. Потом он достал небольшой бубен и, велев мне продолжать, начал стучать в него кончиками пальцев, так что бубенцы тонко зазвенели. Они звучали в тон ритму, который отбивал я.
– Ты не собьешься с ритма из-за бубна? – спросил у меня Шут.
– Не думаю, – ответил я.
– Хорошо, – он кивнул так, словно я пообещал ему нечто важное. – Теперь слушай. Я сейчас буду танцевать, а ты играй. И ни за что – ни за что! – не останавливайся, пока не остановлюсь я.
– Что? – переспросил я, не поверив своим ушам. – Ты собираешься…
Шут только поднял палец, напоминая мне об обещании не задавать вопросов. Я замолчал, хотя слова так и рвались у меня с языка. Танцевать? Ночью, в заснеженном лесу? Ему не хватило танцев на пиру?
Шут скинул плащ и встал напротив меня, по другую сторону костра. Под плащом на нем был мужской костюм, а волосы туго заплетены в косу. Бубен тихо звякнул, когда он поднял его на уровень плеча.
– Не останавливайся, ни за что, – повторил он настойчиво.
– Я не остановлюсь, – неохотно буркнул я, хотя его требование начинало меня тревожить. Но Шут, похоже, был удовлетворен.
– Начинай, Фитц, – выдохнул он и прикрыл глаза.
Я начал отбивать показанный им ритм, все еще не понимая смысла происходящего и потому испытывая раздражение. Но спустя несколько ударов к звуку барабана присоединилось бренчание бубна, и мои сердитые мысли стали успокаиваться, словно расползаться – каждая обрывалась, не успев закончиться. А еще через минуту Шут покачнулся на месте и медленно пошел вокруг костра, ступая в такт нашему с ним ритму.
Я наблюдал за ним, отрешившись от всего остального, не думая уже о том, как мои пальцы стучат по барабану – они сами помнили, что им делать. Первые шаги Шута были осторожными, как будто даже неуверенными; но потом они ускорились, стали сложнее, как и ритм, выводимый бубном; потом он легко подпрыгнул, и бубен громко звякнул вместе с ним, и еще раз… Вскоре я уже не смог бы оторвать от него глаз, даже если бы захотел. Шут плясал вокруг костра замысловатый танец, в котором не было правил, не было фигур и па, но который был поразительно красив своей первобытной, стремительной силой. Бубен дрожал в его руках, подчеркивая каждое движение, и его звон казался мелодичнее свирели или лютни. Пламя костра, казалось, тоже плясало вместе с Шутом, и его тень металась по оранжевому от света огня снегу. Зрелище было завораживающее, прекрасное настолько, что становилось жутко. На секунду мне показалось, что я не имею права это видеть, никто не имеет, но ведь Шут не позвал бы меня, если бы это было так. Поэтому я позволил мысли ускользнуть вместе со всеми другими и продолжал ритм, которому, казалось, уже вторило даже мое сердце.


Иллюстрация Drake

Я не знал, сколько длился танец; но постепенно меня начала охватывать тревога. Хотя ритм не менялся, и Шут продолжал плясать, как и раньше, но теперь в представшем мне зрелище жуткого виделось больше, чем прекрасного. В движениях Шута мне померещилось, будто он бьется в огромных невидимых руках, а тень корчится на снегу, как раздавленный уродец. От ужаса мне перехватило горло, и я готов был прерваться, несмотря на предупреждения, но по-прежнему находился в своеобразном трансе, и чтобы выйти из него, нужно было приложить значительное усилие. Я вспомнил, как настойчиво Шут просил не останавливаться, и продолжил, хотя не мог быть уверен, что не совершаю тем самым серьезной ошибки. Наконец, когда моя тревога уже почти заставила меня поменять решение, я услышал долгое пронзительное трепетание бубна, который Шут держал в высоко поднятой руке – а потом бубен выпал из его пальцев на утоптанный снег, и Шут рухнул следом.
Я отшвырнул барабан и бросился к нему, внутренне холодея от мысли, что все же совершил ошибку, подчинившись его просьбе. Шут распростерся на земле ничком, его кожа блестела от пота, одежда прилипла к спине, одна рука легла в опасной близости от костра; но он дышал, часто и шумно. Я осторожно перевернул его и усадил, поддерживая за плечи. У него бешено колотилось сердце, выбившиеся из косы пряди прилипли ко лбу, он был даже не теплым, а горячим. Свободной рукой я ухватил горсть снега и стер с его лица пот. Шут застонал, протестуя, наверное, из-за холодного прикосновения, и внезапно открыл глаза. В первое мгновение у него был такой взгляд, словно он все еще видит что-то иное, чем поляну в лесу; потом он сосредоточился на мне, успокоенно вздохнул и чуть изогнул губы. Это трудно было назвать улыбкой, слишком легкой и в то же время серьезной она была; я никогда не видел подобного выражения на его лице; в нем сквозило нечто такое, отчего у меня сжалось сердце. Потом он моргнул, нахмурился, огляделся вокруг – и полуулыбка пропала. Он снова вздохнул, на этот раз устало, и хрипло попросил:
– Пить.
Я не знал, привез ли он с собой воду, и не думал, что он сейчас в состоянии мне объяснять, где она, поэтому просто вложил ему в полуоткрытые губы несколько комков снега, один за другим. Он проглотил их и слабо пошевелился, пытаясь подняться.
– Не двигайся, – сказал я, удерживая его на месте. Он был слаб как котенок.
– У меня в мешке, – проговорил он едва слышно. – Смена одежды и чай.
Прежде чем пойти за вещами, я одной рукой отстегнул свой плащ и уложил Шута на него, поближе к костру. Тем не менее, когда я вернулся со всем необходимым, он свернулся в клубок, обхватив себя руками за плечи, и дрожал, как в ознобе. Я набрал снег в обнаруженный в его мешке котелок и подвесил над огнем, а потом помог Шуту снять промокшую от пота одежду, вытереться насухо и надеть чистое. Он попытался проделать это сам, отослав меня, но я посчитал, что на этот раз могу пренебречь его стремлением к уединению, а он был слишком слаб, чтобы сопротивляться. К тому времени, как он был одет и надежно завернут в плащ, вода вскипела, и я заварил чай по его наставлениям. Потом я лег на плащ рядом.
– Нам нужно вернуться в замок до рассвета, – сказал Шут негромко.
– До рассвета еще далеко. Ты можешь немного поспать, – ответил я.
Он лежал лицом к костру, глядя в огонь; я вытянулся у него за спиной, стараясь не прижиматься слишком сильно, но так, чтобы поделиться с ним своим теплом. Мне казалось, что я задремал, но, видимо, все равно продолжал прислушиваться к его дыханию, потому что вскоре заметил, что в нем что-то не так. Приподнявшись, я посмотрел Шуту в лицо. Он попытался отвернуться, но недостаточно быстро; я увидел, что по его щекам текут слезы.
– В чем дело? – встревоженно спросил я. Память немедленно воскресила случаи в прошлом, когда я видел Шута плачущим, и они до сих пор наполняли меня страхом потери. Он помотал головой, но я не пожелал оставлять вопрос без ответа. Глубоко вздохнув, Шут отозвался почти нормальным голосом:
– Все в порядке, Фитц. Я просто… устал.
Его слова ничуть не убедили меня, но по его твердому взгляду я понял, что больше ничего не добьюсь, по крайней мере, сейчас. Я лег обратно. Шут дышал ровно, но мне казалось, что он делает это специально, чтобы не привлекать больше моего внимания. Спустя минуту я осторожно положил руку на его напряженное плечо. Оно напряглось еще сильнее, но я не убирал ладонь, а Шут не стал ее сбрасывать, и, подождав, я бережно обнял его и привлек ближе к себе. Он словно застыл в моих руках – а потом внезапно всхлипнул и расслабился.
Я обнимал его, пока он беззвучно плакал – и пока он дремал, усыпленный своими слезами. Когда звезды стали указывать на приближение утра, я разбудил его, погасил костер и собрал вещи. Почти всю дорогу до замка мы проделали в молчании, и только когда выехали на ее последний отрезок, Шут заговорил:
– Я всегда считал, что полагаюсь только на себя. Очень неприятно бывает обнаруживать свою ошибку, когда оказывается, что теперь-то полагаться больше не на что и не на кого.
Я не понял, о чем он говорит; но его слова вызвали у меня сочувствие той горечи, которая в них прозвучала, и в то же время задели.
– Ты всегда можешь положиться на меня, – сказал я. Шут, ехавший рядом, повернулся ко мне. В темноте я не мог разглядеть выражение его лица; а спустя несколько мгновений он послал Топаза вперед, обгоняя меня на пути к замку.

Мы въехали в замок через неприметную калитку, где стражник был предупрежден и ждал нас. Я проводил Шута, покачивающегося от усталости, до его покоев, но он молча скрылся за дверью своей спальни, и я не стал задерживаться, не желая встречаться с Илимом. Однако когда я добрался до своей кровати, то заснуть не смог, несмотря на бессонную ночь. Шут обещал мне, что этой ночью я получу ответы на свои вопросы, но вместо этого задал мне новые загадки. Тем не менее, я не мог на него сердиться. Ничего не объяснив, он все же раскрылся мне, и я вдруг увидел то, чего не замечал прежде – горечь, граничащую с обреченностью, которая, казалось, сквозила в каждом его жесте и слове. От этого у меня перехватывало горло, и я не мог найти покоя, ворочаясь с боку на бок. Страх нависшей над ним неведомой опасности вернулся ко мне с новой силой; мне хотелось немедленно встать и убедиться, что с ним все в порядке. Я был совершенно искренен, когда говорил, что он может на меня положиться, и теперь стремился подтвердить слова действием, потому что не был уверен, что Шут верит мне.
Едва дождавшись утра, я поднялся, переоделся и отправился на кухню. Я предполагал, что Шут может еще спать, приходя в себя после ночной прогулки, но ждать в комнате было выше моих сил. Без особого аппетита перекусив, я сидел в углу кухни, слушая болтовню кухарки и дожидаясь, когда пришлют слугу за завтраком для Кофетри. Но вместо него я дождался мальчика, отправленного за мной королем.
Вызов был настолько неожиданным, что, следуя за пажом по замку, я перебрал десятки вариантов его возможных причин и десятки же вариантов своих ответов на них. Меня привели в часть замка, в которой я еще не бывал; король ждал меня в небольшой жарко натопленной комнате, вместе с советником и притулившимся в углу писарем. Они выглядели встревоженными, но серьезной угрозы я не заметил. Король окинул меня взглядом и кивнул советнику; тот выступил вперед.
– Том Баджерлок, – начал он, вскинув голову; он был невысокого роста, узкоплечий и пухлый, и все время пытался казаться выше и крупнее, без особого успеха. – Каким образом ты ведешь переписку с людьми своей земли, которые едут сюда?
Я удивился. Вопрос был сформулирован странно: неужели меня подозревали в шпионаже? Подозрение было естественным, но я не видел для него серьезных причин – посольство все равно ехало в Белую Землю, и было очевидно, что не имеет смысла изыскивать способы отправлять письма приближающемуся через труднопроходимый перевал каравану. Или было что-то, что я упустил и о чем бы должен был сообщить Розмари?
– Я не веду с ними переписки, – ответил я вслух ровным тоном.
– А как должен был? – повысив голос, спросил советник.
Я пожал плечами:
– Никак. Я должен был дожидаться тут, подготовив все к их прибытию.
– Однако они ожидают от тебя сообщения! – обвинительным тоном заявил советник. Прежде чем я успел ответить, король жестом призвал к тишине.
– Плонад, ты все усложняешь, – добродушно сказал он советнику, а потом повернулся ко мне: – Не по мне все эти тонкие игры, Том. Видишь ли, люди твоей земли прибыли в Белую Землю, но остановились в дне пути отсюда. Наше посольство только что вернулось, но вместо гостей они привезли письмо, в котором говорится, что люди твоей земли потеряли связь с тобой и пока не убедятся, что все с тобой в порядке, не двинутся с места.
Я был поражен. Эта сторона моей потери магии не приходила мне в голову, однако сейчас, когда я задумался, казалась совершенно логичной. Неттл, потеряв со мной связь, должна была встревожиться и немедленно сообщить об этом Розмари; а так как потеря контакта вполне могла означать мою смерть или какой-то другой заговор, посольство, естественно, приняло предосторожности и не стало соваться в возможную ловушку. Плохо было то, что упоминание «связи» в письме вело к расспросам, а я не хотел рассказывать королю о Скилле. Но как еще мне было объяснить, каким образом я должен был обмениваться сообщениями с гостями из Шести Герцогств, если не через переписку?
Видя, что король ждет ответа, да и в глазах у советника мелькает подозрение, я попытался выкрутиться. Я знал, что хотя высшая магия Скилла здесь неизвестна, но белоземцы знакомы с низшими видами магий, в том числе и с прорицанием, хотя доверяют им мало.
– Ваше величество, – начал я, – моя дочь, которая едет в числе других гостей, немного владеет прорицанием с помощью чаши с водой. – Это было почти правдой, Чейд учил Неттл этому искусству, но безуспешно. – Мы договорились с лордом Лалвиком, что Неттл будет смотреть в воду по вечерам, смотреть на меня, и так мы будем поддерживать связь. Однако у меня нет никакой возможности убедиться, работает ли этот способ или нет. Возможно, прорицание ей не удалось; так часто случается, особенно в тяжелых условиях.
Советник по-прежнему всем видом выражал сомнение, но Арттар только покачал головой.
– Глупый способ. Нельзя полагаться на магию, это все сказки. Что ж, – он задумчиво пощипал бороду, – видно, гости до нас не доедут, пока не убедятся, что с тобой все в порядке. Советник поедет им навстречу; ты отправишься с ним. Если вы тронетесь в путь немедленно, то к ночи будете на месте.

Я так и не успел повидать Шута до отъезда; когда король Арттар говорил «немедленно», он именно это и имел в виду, поэтому мне едва дали время одеться потеплее. В деревушке, где остановились гости из Шести Герцогств, не было постоялого двора, и их разместили по домам жителей; староста уступил знати свое жилище, перебравшись на время к сыну. Мы прибыли затемно, но оставленный старостой слуга угодливо сообщил, что иноземные господа еще не спят, и проводил меня в зал. Сидевший во главе стола лорд Лалвик первый поприветствовал меня кивком. Его заметная приязнь, обычно вызывавшая у меня неловкость, сейчас заставила разлиться тепло в груди. Я слышал знакомую речь, видел знакомые лица и заново осознавал, как сильно соскучился по Шести Герцогствам.
Одна из девушек обернулась и бросилась ко мне, споткнувшись о скамью. Я едва успел раскрыть объятия ей навстречу – это была Неттл. Она порывисто прижалась ко мне, и я мог только обнять ее в ответ.
Через пару мгновений она отодвинулась. Увидев выражение ее лица, я мысленно сжался: у них с матерью было много общих талантов, и умение отчитывать так, что хотелось провалиться сквозь землю, входило в их число. Но хотя она набрала полную грудь воздуха, и я уже приготовился выслушать немало нелестного, Неттл вдруг выдохнула и пожала плечами.
– Ты и сам все знаешь, – сказала она сердито. – Я чуть с ума не сошла от беспокойства. Но с тобой все в порядке, – она сжала мою руку, словно лишний раз убеждаясь в этом. – Почему ты молчал все это время? Что случилось?
Я открыл рот, чтобы ответить, но посмотрел через ее плечо на накрытый стол и в ужасе перевел взгляд на нее.
– Ты что-нибудь здесь ела? – спросил я торопливо.
– Да, – сказала она, явно удивленная и встревоженная страхом в моем голосе.
– Как ты себя чувствуешь? – напряженно спросил я.
Она пожала плечами:
– Лучше, чем когда я сюда приехала.
Я не понимал, как такое возможно. А сидевшие за столом прислушивались к нашему разговору, и на их лицах недоумение сменялось тревогой. Лорд Лалвик уже закончил официальную часть знакомства с советником Плонадом и теперь развлекал его светской беседой, явно не рискуя говорить ни о чем серьезном, пока не прояснит ситуацию; он и без того проявлял излишнее терпение, позволяя мне поприветствовать дочь прежде, чем отчитаться перед ним, поймал мой взгляд и кивком приказал подойти ближе. Давно моя личина стражника не была настолько неудобной. Я был вынужден оставить Неттл.
– Как я вижу, с вами все в порядке, Том, – мягко сказал лорд Лалвик, жестом приглашая меня сесть рядом.
Я не принял приглашения.
– Да, сэр, – ответил я. – Если позволите, я хотел бы поговорить с вами позже, – взглядом я нашел сидевшую рядом Розмари, давая понять, что мне важнее пообщаться с ней.
– Разумеется, – кивнул Лалвик. – Но вы только что прибыли; теперь, когда ваше благополучие не вызывает у нас тревоги, и если вы не имеете сообщить что-то, что может стать новой причиной для нее – не имеете? Прекрасно… так вот, я не вижу смысла торопиться. Поешьте, отдохните, а потом мы побеседуем.
Я сел на скамью, но не притронулся к предложенной еде. В ответ на вежливый вопрос Лалвика я сказал:
– Едва прибыв сюда, я обнаружил, что местные пряности очень своеобразны и не идут мне на пользу. Они вызвали у меня легкое недомогание, которое, возможно, и стало причиной того, что вы не могли связаться со мной.
Покосившись на Неттл, я поймал ее вопросительный взгляд и незаметно кивнул. Вернувшись с Аслевджала, Чейд описал – с моих слов – производимый эльфовой корой эффект; должно быть, она читала эти свитки.
– Это крайне огорчительно, – покачал головой Лалвик. – Своеобразие местной кухни ее, тем не менее, не портит, в отличие от кухни Внешних островов, о которой мне рассказывали и которую я даже по рассказам нахожу малоаппетитной. Но среди нас только немногие успели пока что ее оценить; мы не стали злоупотреблять гостеприимством хозяев, и хотя староста приглашал к обеду нас всех, но, учитывая его невеликое богатство и тесноту дома, который он вынужден сейчас занимать, мы сочли за лучшее не посещать его всей компанией. Так что попробовать местные пряности довелось только мне с супругой. Все, что вы видите на столе, прислано белоземцами и куплено у них, но готовили наши собственные слуги, так что пряности здесь только из Шести Герцогств.
Я не смог сдержать вздох облегчения. Меньше всего я желал Неттл на себе действие местных приправ. Слова лорда Лалвика успокоили меня, и я понял, что очень голоден; знакомый вкус еды разжег мой голод еще сильнее, и я едва заметил, как съел большую порцию, запивая ее крепким вином из Фарроу, разведенным водой. Лалвик вернулся к беседе с Плонадом и не обращал более на меня внимания.
Мне предстояло спать в общей зале, на скамьях, как одному из мелких дворянчиков, которому не нашлось места в комнатах, и нескольким стражникам. Однако не успел я прилечь, как паж Розмари потряс меня за плечо; я поднялся и последовал за ним.
Розмари ждала меня в отведенной им с мужем хозяйской спальне, сидя на кровати и кутаясь в теплый бархатный халат. Лорда Лалвика не было; паж тоже исчез, закрыв за собой дверь. Я сел на низкую скамью, единственное свободное сиденье, и начал отчитываться, как перед Чейдом. Розмари перебила меня почти сразу.
– Сначала объясни мне, почему ты поехал сюда один! – потребовала она.
У меня не было ни малейшего желания рассказывать ей про Шута.
– У меня были на то свои причины. Личного характера, – ровно сообщил я и встретил ее сердитый взгляд, не отводя глаз.
Она выпрямилась:
– Личные причины? Ты нарушил приказ короля из-за личных причин?
– Король приказал мне отправляться в Белую Землю, присоединиться к гостям из Шести Герцогств и помогать им, – ответил я тем же тоном. – Я ни в чем не нарушал его волю.
– Ты должен был ехать с нами!
– Я поехал вперед, и очень удачно. Я собрал немало данных, которые будут вам полезны; а главное, я один попробовал местные специи, и теперь мы не лишимся владеющих Скиллом совсем, потому что Неттл не будет их есть и не отравится, как я.
Розмари поджала губы. Она не желала со мной соглашаться, но в то же время не могла не признать мою правоту. Наконец она отвернулась и повелительно взмахнула ухоженной рукой.
– Рассказывай.
Глядя на ее профиль, я принялся рассказывать; но из-за неприязни, которую она у меня вызывала, казалось, нарочно, я не мог заставить себя преодолевать усталость и рассказывать все подробно. Я не упомянул о спектакле для женщин и о странной Илиде; о Шуте я вообще не собирался говорить. Чейд мог еще обратиться к нему за помощью, вспомнив прошлое, хотя бы в память о Шрюде; но Розмари не имела такого права, а значит, ей не следовало знать, кто такой Шут. Я лишь заметил, что у сына советника, Илима, гостит иностранка, моя давняя знакомая, и сумел ускользнуть от прямого ответа на расспросы Розмари о нашем знакомстве, создав у нее впечатление, что оно состоялось, когда я путешествовал вдали от Шести Герцогств. Я специально оставил это сообщение под конец моего рассказа, когда она уже начала зевать и потому не проявила достаточно внимания к моему сообщению. Чейд никогда бы себе такого не позволил; я отметил это и испытал одновременно мрачное удовлетворение и сожаление.

Мы выехали ранним утром. За ночь резко похолодало, и разговаривать в дороге было почти невозможно: морозный воздух жег горло, и хотя я ехал рядом с Неттл, но едва обменялся с ней несколькими словами. Даже ее лица я почти не видел, так сильно оно было закутано шарфом. Приехав в замок уже в темноте, никто не был расположен к общению больше, чем в пути: передав усталых животных на попечение местным слугам, все разбрелись по приготовленным комнатам.
Первой, кого я увидел, спустившись поутру на кухню, оказалась Маркед, потягивавшая местный пряный горячий напиток, который мне по очевидным причинам так и не довелось попробовать. Она оскалилась в знак приветствия, продемонстрировав черные редкие зубы.
– Ну-ка, мальчик, – проговорила она и поманила меня к себе пальцем с желтым толстым ногтем и распухшими суставами. Я сел напротив нее, и кухарка поставила передо мной мой обычный завтрак. Я развязал мешочек, переданный Шутом, и принялся посыпать еду приправами. Маркед цепким взглядом впилась в мешочек, а потом снова оскалилась.
– Заботится она о тебе, а, парень?
Я едва не поперхнулся.
– Что, удачно ты ее догнал? – как ни в чем не бывало продолжила она. – Или все-таки не стоило? Не пойму я вас что-то, а она все молчит да отшучивается. Так хоть ты мне объясни…
– Что объяснить? – переспросил я, не понимая, о чем Маркед говорит.
– Все, мальчик, – неожиданно мягко сказала она. – Я-то думала – догонишь ты ее, и она забудет про своего белобрысого. Ну, или не забудет, и ты пойдешь домой несолоно хлебавши. А выходит, что и ты тут, и белобрысый – а глаза у нее грустные.
Я понял, что она говорит о Кофетри, но не сразу осознал, что она подразумевает. А когда осознал, то замотал головой.
– Нет, вы не поняли, – сказал я торопливо. – Это не… такие отношения.
– А какие? – живо переспросила она. – Никак иноземное что или новомодное? Слыхала я, сейчас все не по-людски делают…
Я почувствовал, что краснею. Хотя в этот раз то, как окружающие воспринимали наши с Кофетри отношения, не выглядело так неестественно, как сплетни обо мне и лорде Голдене, но все равно эти предположения вызывали у меня смущение – не сами по себе, а из-за того, что люди позволяли себе вмешиваться в то, что их совершенно не касалось.
– Да нет же, – настойчиво повторил я. – Мы с Кофетри друзья. Я ехал, чтобы повидаться с ней. А здесь я по делам.
Маркед презрительно фыркнула.
– Друзья? Ну-ну, – она скептически поджала губы. – А с Илимом они тоже друзья?
Меня начало возмущать это назойливое вмешательство в личную жизнь.
– Это их дело, – сказал я резко, прямо намекая, что не желаю продолжать разговор на эту тему. Но Маркед не поняла или не захотела понять. Вместо этого она быстрым жестом наклонилась ко мне через стол, пронзительно глядя в глаза.
– Твое это дело, мальчик – друг она тебе или кто там. Ты мне вот что скажи: та девица, с которой ты вчера приехал рука об руку – она тебе кто?
– Дочь, – сквозь зубы проговорил я, все сильнее уставая от этого разговора.
– О! – Маркед откинулась на спинку стула и прищурилась: – Так ты вдовец?
– Я женат, – сказал я и поднялся, оставляя завтрак недоеденным.
Но Маркед вскочила тоже и через стол поймала меня за грудки.
– Женат? Так что ж ты ей голову морочишь? – прошипела она, присвистывая щелью между передними зубами. – Да если б я знала, я бы ни слова тебе в прошлый раз не сказала!
– Я никому ничего не морочу! – воскликнул я, пытаясь стряхнуть ее руки, но держала она крепко.
Приблизив свое лицо к моему, она проговорила, обдавая мне щеки дыханием с запахом местных пряностей:
– Чтоб духу твоего возле нее не было, паршивец! И ей я скажу… – не договорив, она оттолкнула меня так, что я шлепнулся обратно на лавку, и широкими шагами покинула кухню.

По дороге обратно в свою комнату я размышлял о том, как удивительно мало меня волнует то, чем кажутся наши с Кофетри отношения для посторонних глаз. Я перестал задумываться о том, что воображают себе окружающие, еще на Аслевджале, и сейчас мне тоже было довольно безразлично, за исключением того, что мне не нравилась назойливость Маркед. В конце концов, Шут оказался прав, как оказывался почти всегда: мы сами знали, что значим друг для друга. По крайней мере, я знал, что значит для меня он; что же касается его чувств, мне не следовало сомневаться, что он любит меня, ведь я чувствовал его любовь изнутри. И он никогда не попросил бы у меня того, что я сам не был готов ему предложить.
Открыв дверь в комнату, я застыл на пороге, и моя рука невольно метнулась к кинжалу, висевшему на поясе: в комнате был человек. Но в следующую секунду я узнал его. Шут – именно Шут, а не Кофетри, хотя одежда была женской – сидел на краю моей кровати, вытянув длинные ноги и просматривая мои заметки.
Он повернулся ко мне и сказал:
– Закрой дверь, пожалуйста.
Я закрыл дверь и остановился возле нее. Шут аккуратно сложил свитки и спрятал в кожаный футляр, где я их хранил.
– Очень интересно, хотя большую часть я не смог прочесть, – с легкой улыбкой сказал он. Я пожал плечами: большая часть записей была зашифрована, я писал открыто только некоторые наблюдения о традициях и обычаях. – Ты видишь многое иначе, чем я. Или то, чего я не могу увидеть, – он легким жестом указал на свое платье, которое мешало ему наблюдать за жизнью мужской половины белоземского двора. Очевидное замечание уже было готово соскользнуть с моего языка, но это неминуемо привело бы к очередной ссоре, а мне ее не хотелось. Шут, казалось, забыл нашу предыдущую размолвку или сделал вид, что забыл, и я не желал о ней напоминать. Я сел на кровать рядом с ним. Шут сцепил пальцы в замок на коленях и глянул на меня через плечо.
– Мне кажется, что я ужасно давно не видел тебя, Фитц, – сказал он с ноткой грусти.
– Мне тоже, – ответил я в тон, и это была чистая правда. Не считая ночи, проведенной в лесу, я все время видел только Кофетри, и то в основном издалека. А ночь в лесу была слишком своеобразным опытом, чтобы считать ее полноценной встречей с другом.
– Жаль, что так получается, – вздохнул он и надолго замолчал.
Я смотрел на его спину, на тонкий профиль и переплетенные пальцы. Я не знал, зачем он тут – так неожиданно; не знал, каким образом вошел в мою комнату; у меня в голове крутились десятки вопросов к нему. Но в молчании был покой – странный, как затишье перед порывом ветра, хрупкий и обещающий отдых, и я не стал его нарушать. Мы словно вернулись в дом в предгорьях, и я был почти готов, повернув голову, увидеть покрытые резьбой бревенчатые стены вместо каменной кладки.
– Фитци-Фитц, – широко ухмыльнувшись, спросил вдруг Шут дурашливым тоном, – почему ты никогда не танцуешь после пира?
– Спроси у Неттл, и она скажет тебе, что мне лучше не пытаться, иначе я подорву дипломатический статус Шести Герцогств, оттоптав ноги сливкам белоземского общества, – ответил я с невольной улыбкой.
– Ах, как это печально, – промурлыкал Шут, нисколько не опечаленный, – а я-то все собирался потанцевать с тобой. Знаешь, как здесь танцуют? – он вскочил и сделал несколько па, прыжков и подскоков, которые выглядели тяжеловесно у большинства белоземцев, но он словно взлетал. Ничуть не запыхавшись, он крутанулся, взметнув юбками пыль, и остановился передо мной. – Хочешь, я научу тебя? – спросил он, склонив голову набок, и протянул мне руки.
Но я только покачал головой:
– Здесь едва хватает места для твоих прыжков, что уж мне пытаться.
Лихо развернувшись, он снова бухнулся на кровать рядом со мной и загадочно приложил палец к губам, будто что-то замышлял. Я удивлялся его внезапному веселью; но он вдруг посерьезнел, словно выключив веселье, и отвернулся.
– Почему ты не спрашиваешь меня, зачем я танцевал в ту ночь? – сказал он тихо.
– Потому что я жду, что ты сам мне расскажешь, – ответил я, – как обычно, загадаешь пару загадок и оставишь додумываться самостоятельно.
– А если я не стану рассказывать? – спросил Шут, все так же глядя в сторону.
– Значит, мне не следует этого знать, по твоему мнению – и может, ты прав, а может, и нет, но судьба разберется, – сказал я, пытаясь понять, к чему идет этот странный разговор.
– Судьба! – фыркнул Шут. – Именно до нее я и пытался достучаться, Фитц. Но она больше не желает видеть меня, – он поднял голову и заговорил глубоким плавным голосом: – На далеком севере и на жарком юге известны танцы, которые приводят танцора пред очи Судьбы, и если партнер по танцу ей понравится, она расскажет ему то, что неведомо и сокрыто, и он сможет увидеть прошлое и будущее, потому что там, где танцует Судьба, нет ни того, ни другого, и время одно, – уже другим, обычным голосом он горько добавил: – Только со мной Судьба не пожелала танцевать.
Я заметил, что его пальцы снова сплелись и сжимаются все сильнее. Я осторожно накрыл их своей рукой; Шут напрягся, но не отдернулся.
– Хочешь узнать, что я видел, Фитц? – спросил он со странной улыбкой. И тут же покачал головой: – Нет, не хочешь. И не нужно, – он резко вскочил, сбросив мою руку.
– Но я хочу знать! – воскликнул я, поднимаясь следом.
– Нет, Фитц, – сказал Шут, и я заметил горькую складку у его губ. – Мне показали всего лишь воспоминания и мои собственные грезы. Мелочи, которые я храню в памяти, как скопидом. Как волна бьется между причалом и бортом корабля, как пахнут подснежники, как ты разливаешь зелье по пузырькам – синее стекло, синие блики у тебя на лице, – он улыбнулся уголками губ. Я молчал, не зная, что сказать. Шут опустил голову: – Мне не следует задерживаться, иначе слуги начнут шептаться о том, что я делаю в твоей комнате.
От такого завершения разговора у меня свело скулы. Кому какое дело? Или Шут боится за репутацию Кофетри? Даже мне было все равно – но если его это заботило, хотя никогда не заботило прежде…
– Кому какое дело до того, в чьих комнатах ты проводишь время? – спросил я, подчеркнув «кому», словно уже знал ответ.
Шут вскинул бровь.
– В замке и так достаточно предположений о том, как ты реализуешь свое право арэладна. Не понадобится много времени, чтобы они дошли до посольства.
– Плевал я на посольство,– сквозь зубы сказал я, рассерженный тем, что Шут все испортил, мгновенно разрушив то взаимопонимание, которое, как мне казалось, снова установилось между нами.
– И на Неттл? – тихо спросил он.
– Неттл знает меня. Она сумеет отличить слухи от ерунды, – сказал я убежденно. В Неттл я не сомневался.
Однако Шут выглядел не убежденным.
– Разве тебя не волнует все, что о тебе думают? – с мягкой усмешкой поинтересовался он. Он смотрел на меня в упор, словно ожидая ответного удара.
– Мы знаем, какие отношения нас связывают, Шут. Меня не волнует то, что думают посторонние люди, – твердо сказал я.
Шут изогнул темную бровь, и в его глазах мелькнуло изумление. Он внимательно всмотрелся в мое лицо, словно увидев там нечто новое.
– Ты изменился, Изменяющий, – проговорил он словно про себя. Потом встряхнул головой, словно отгоняя мысли, и расправил плечи. – Но мне действительно нужно идти, – он улыбнулся, ласково и искренне, и положил руку на дверную ручку. Но в последний момент вдруг порывисто подался ко мне и крепко обнял. Я нерешительно положил руки ему на плечи. Через мгновение он отстранился, скользнул по моему лицу непроницаемым взглядом и выскользнул за дверь прежде, чем я успел его остановить.

@темы: фики, Р. Хобб, Шут и Убийца

---

28.05.2009 в 18:17

Пишет  Who Party:

объявление
Возникла идея организовать собрание поклонников Doctor Who и Torchwood. Хочется чего-то более интересного, чем просто сбор в кафе и разговоры, и чего-то более легкомысленного, чем конвент. Поэтому мы хотим устроить

Whoniverse Dancing Party

Что мы планируем?
- клуб, где можно как просто пообщаться за рюмочкой чая/кофе, так и потанцевать под музыку из сериала и связанную с ней (и мы постараемся сделать так, чтобы одно не мешало другому)
- показ клипов по Doctor Who и Torchwood
- конкурсы: косплея, сценок, танца
- тематические игры и викторины (например, Слабое Звено)
- квест для участников
И многое другое - мы еще думаем над программой и открыты любым предложениям!
Если у вас есть идеи, или если вы хотите помочь в организации, пишите нам на умыл, пожалуйста.

Ориентировочные сроки - начало-середина сентября.

Нам нужно знать, сколько человек заинтересовано в этом мероприятии, поэтому если вам оно интересно, отметьтесь, пожалуйста, в опросе на нашем сообществе.


Распространение объявления приветствуется!

@темы: Whoniverse, на правах рекламы

---

Who-Kink!

правила сообщества || альтернативные баннеры || заявиться на 1 тур

запись создана: 18.05.2009 в 00:02

@темы: Whoniverse, на правах рекламы

---

Фанфик 100

P.S.: я заявилась на участие!

@темы: на правах рекламы

---

флэшмоб для фикрайтеров

Что должен успеть уважающий себя фикрайтер за свою творческую жизнь

1. Написать макси.
В процессе.
Эм... знаете, я до сих пор считаю, что пишу исключительно миди А потом вспоминаю про "Двое" и "Ставки", и очень удивляюсь...
2. Собрать ссылки на все свои фики в одну тему
Не сделано.
Раньше у меня для этого был сайт, но сейчас я ленюсь его обновлять. Я даже тэги в дайри допроставить ленюсь А если я соберу все ссылки на все фики... это будет очень, очень длинный список
3. Рассказать о том, как я пишу.
Где-то было. В ГПшный период преимущественно.
4. Придти в темку с каким-нибудь фиком и после обмена парой реплик дать ссылку на свой под эгидой "вот как надо писать".
Никогда.
Зато я предлагала свои тексты для разбора в Приюте Антислэшера Получилось смИшно.
5. Закрыть запись с фиком и предложить постучаться всем, кто захочет его почитать.
Нет, но если я возьмусь за один из ближайших проектов, то так и будет.
6. Написать пвп.
Кажется, в прошлом у меня случались фики, являющиеся технически ПВП, не помню уже. Но только сейчас я пишу чистое, не замутненное ничем, даже обоснуем, ПВП.
7. Написать в соавторстве.
Было неоднократно.
8. Начать представление своего фика со слов типа "а сейчас вы прочитаете нечто невъебенное".
Надо как-нибудь попробовать.
9. Спросить, почему так мало отзывов.
Только у "своих".
10. Устроить голосование на свой любимый фик.
Не было, кажется. Хм, а может, попробовать?

@темы: флэшмоб, авторское

---

Шут и Убийца, глава 16

Шут и Убийца
Фандом: Робин Хобб, "Сага о Шуте и Убийце"
Первые читатели:  origami и  Кларисса
Бета-читатели:  Helga и  origami
Объем: novel-length
Pairing: очевиден
Рейтинг: неторопливо нарастающий до R (а тем, кто любит погорячее, обещаю бонусом высокорейтинговые драбблы)
Summary: Прошло семь лет, и Фитц доволен своей жизнью. Но случай снова сводит его с Шутом. К чему приведет новая встреча Пророка и Изменяющего - и двух людей, чья близость преодолела даже смерть?
Эпиграфы: романы Робин Хобб в официальном переводе издательства ЭКСМО
Размещение: обсуждаемо, но только после того, как текст будет окончательно выложен здесь.

Ранее: Пролог 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 Эпилог

ГЛАВА 16. ПРЕДСТАВЛЕНИЕ

…Появилась шумная компания. Это была труппа кукольников в ярко раскрашенном фургоне, запряженном пестрыми лошадьми. На боку фургона было окошко для представлений и навес, который они раскатывали, когда использовали марионеток покрупнее. Главного кукольника звали Делл. С ним были три помощника и менестрель, присоединившаяся к Деллу на время путешествия. Они не стали разводить огонь, но принесли оживление в маленький дом женщины, наполнив его песнями и стуком марионеток, после того как осушили несколько кружек эля.

Следующие несколько дней я провел, подготавливая комнаты к приезду посольства. Этим я занимался не столько из необходимости, сколько ради того, чтобы заполнить дни и в то же время объяснить свой ранний приезд. Заодно я составил меню для себя и Неттл, дабы избежать опасности нового отравления местными «специями». Я разобрался в их составе и нашел в нем эльфову кору, но действие большей части остальных трав было мне незнакомо. Я расспрашивал кухарку и слуг и многое узнал, однако это мало проливало свет на влияние трав на магию. Судя по всему, ни Скилл, ни Уит в Белой Земле не были известны.
Без магий я чувствовал себя глухонемым. В прошлый раз после отравления мой Скилл восстанавливался много дней, и, помня об этом, я заставлял себя проявлять терпение и не тревожиться впустую; но тогда у меня оставался Уит, и хотя в тот момент я был не склонен уделять ему много внимания, потому что тосковал по Ночному Волку, однако сейчас, оставшись и без него, я понял, как много он мне давал. Если без Скилла мне казалось, что я перестал слышать неизменно звучащую вокруг музыку, то без Уита я чувствовал себя так, словно меня обернули ватой и заткнули рот. В дневное время я находил себе занятия, чтобы отвлечься от мрачных мыслей, но по вечерам, оставаясь в пустой темноте комнаты, не мог справиться с отчаянием и страхом, что магия оставила меня навсегда.
Магическая глухота была еще мучительнее от того, что обостряла чувство одиночества. За последние годы я, как оказалось, отвык быть чужаком, которым был почти всю свою жизнь. Бастард, слишком высокородный для слуг и слишком низкий для аристократов; владеющий Уитом среди обычных людей и чересчур близкий простым людям для Древней Крови; шпион, обманщик, полукровка – я никогда не находил себе места, ровни и семьи. Но в последние несколько лет у меня была Молли, и дети, и мой король и моя королева; более того – у меня были имя и статус. Я впервые чувствовал себя «своим», но осознал это только сейчас, вновь лишившись этого чувства в чужой стране. А оглохнув для Уита, напоминавшего мне о раскинувшейся вокруг паутине жизни, и Скилла, неизменно напевавшего мне на ухо чужие мысли, я ощущал себя еще более потерянным, и никакие разговоры и встречи не могли избавить от этого чувства и едва могли отвлечь от него.
Я разговаривал с прислугой и стражей не только о магии, но обо всем, что представляло какой-либо интерес для посольства и Шести Герцогств – то есть практически обо всем. Я узнал кое-что об обычаях и нравах этой холодной страны, об истории королевской семьи и о том, как к ней относятся простые обитатели замка. Хотя мне, как чужестранцу, могли многого не говорить, но даже с учетом недомолвок впечатление о короле Арттаре складывалось довольно благоприятное. Хотя он взошел на трон совсем недавно, но его знали как хорошего воина и правую руку своего брата. О короле Арсане вспоминали тоже с добром, хотя он был куда дальше от народа, чем младший брат. А вот сын покойного короля вызывал совсем не такие лестные отзывы.
Принц Арлет, судя по тому, как говорили о нем в замке, лет до двенадцати рос обычным мальчишкой. А потом его словно подменили. Он стал капризничать, перечить отцу, отказывался от боевой подготовки, часами закрываясь в библиотеке, и даже угроза наказаний его не смущала. Вокруг него собралась компания мальчишек, в основном постарше, к которой периодически присоединялись полоумные дочери королевского советника Плонада Илида и Илейда. Хотя с одиннадцати лет девочкам в Белой Земле запрещалось играть с мальчиками, но двойняшкам никто был не указ, кроме того, в компании присутствовал их уже совершеннолетний брат Илим, так что за ними по крайней мере присматривали. В конце концов, сразу после своего совершеннолетия, которое в Белой Земле наступало в тринадцать лет, принц отправился в путешествие, взяв с собой троих приятелей. Обитатели замка надеялись, что проведенные на чужбине годы дадут ему перебеситься и закалят характер; однако возвращение принца разбило их надежды. Он перенял у иноземцев все худшие привычки: манерность, высокомерие, любовь к роскоши – и как будто сам стал иноземцем в собственной стране. Слуги говорили, что из вернувшихся из дальних краев только нарад Илим остался разумным и заслуживающим уважения юношей – но он и в путь отправился не зеленым юнцом, а уже почти взрослым мужчиной, в семнадцать лет. Впрочем, об Илиме при мне говорили мало, и причиной этого была Кофетри. Как я понял, отношения арэладна и нэфиры не подлежали обсуждению, их как будто не существовало – однако сплетничать про Кофетри при мне не осмеливались. Я не знал, огорчаться этому или радоваться: мне в свое время хватило сплетен про лорда Голдена, но я рисковал пропустить что-нибудь важное.
Саму Кофетри я видел редко. Большую часть времени она проводила в женской части замка, в обществе королевы и женского двора. Я однажды забрел туда, заблудившись в незнакомых переходах, и увидел, как Кофетри сидит в кружке женщин над ворохом цветных лоскутов и меха, в котором смутно угадывались очертания будущего камзола, и неспешно рассказывает что-то на белоземском, которым она, в отличие от меня, владела уже практически в совершенстве. При виде меня женщины смутились и замолчали, а Кофетри вопросительно склонила голову. Я поспешил ретироваться. В остальное время я встречал ее только за ужином в пиршественной зале, где за ее стол подсаживался теперь не только Илим, но и многие другие молодые придворные; порой к ним присоединялся даже король.
В конце концов я решил навестить Шута в его покоях, отправившись туда рано утром в надежде, что он еще не успел уйти. Я предполагал, что застану там и Илима, но был готов к этому. Однако мне повезло: Кофетри завтракала одна. Она удивленно вскинула брови, открывая мне дверь.
– Том. Ты уже завтракал? – спросила она, возвращаясь на свое место за столом.
Я покачал головой.
– На твоем столе нет ничего, что подошло бы мне для завтрака. Я поем позже, на кухне, – я помолчал секунду. – Я так и не успел поблагодарить тебя…
Кофетри взмахнула рукой.
– Не стоит благодарности. Как тебе местная кухня без приправ? – она улыбнулась светской улыбкой.
– Пресновато, но съедобно, – ответил я, чувствуя досаду. Шут вел себя так, словно мы были придворными знакомцами, не более. Отчего он так держался? Поблизости никого не было, и он мог бы сбросить маску Кофетри хотя бы на время. Или он все еще сердился на меня? Я вспомнил, что так и не поговорил с ним о своем неудачном поступке во время отравления. Сам я старался не думать об этом, занимая себя делами – довольно бессмысленными, потому что покои, приготовленные для посольства, и без меня снабдили всем необходимым (ничего сверх необходимого в них не было; белоземцы обставляли комнаты очень скупо и функционально, и роскошь покоев Илима и Кофетри была исключением, а не правилом, потаканием вкусам владельцев). Однако этот поступок был из числа тех, которые могут долго стоять между людьми, если не найти им объяснения, а я не хотел снова переживать период, когда Шут скрывался от меня за маской, как было с лордом Голденом. Поэтому я, замявшись, начал:
– Я также не успел извиниться перед тобой…
Эту фразу мне тоже не удалось договорить; Шут поставил на стол кубок, который поднес было к губам, и издал короткий нервный смешок. Потом он вскочил и отошел к камину, повернувшись ко мне спиной.
– Не стоит извинений! – воскликнул он, но в его голосе мне почудилось тщательно скрываемое напряжение.
– Я был не в себе, – предпринял я новую попытку объясниться, но едва слова слетели с языка, как я понял, что она оказалась еще менее удачной.
Шут пожал плечами
– Это очевидно, – он обернулся, но на лице его не было никакого выражения, которое раскрыло бы мне его мысли. – Фитц, – серьезно добавил он, – ты снова пытаешься сказать мне что-то, что лучше было бы оставить несказанным.
– Мне так не кажется, – начал сердиться я. – По-моему, это как раз то, что оставлять несказанным нельзя, во избежание…
– Во избежание неправильного толкования? – перебил он. – Но мне казалось, что мы уже давно выяснили, кто мы и что мы друг для друга. Почему один невинный поцелуй больного человека должен что-то изменить? – он произнес это небрежно, как бы между прочим, но мне почудилось, что слова даются ему с трудом. – Закончим этот разговор, Фитц. Закончим и забудем. Ты ведь не за этим сюда пришел, верно?
Я понял, что переубедить его невозможно. Мне не понравилось то, как он отмел все мои попытки объясниться, но переспорить Шута мне не удавалось никогда. Подчинившись, я неохотно сказал:
– Не только за этим.
– Ага! – воскликнул он и прошелся от камина к столу и обратно. – Что же на самом деле привело тебя сюда?
Я сердился все сильнее. Он как будто не рад был меня видеть. Мне многое хотелось с ним обсудить, и я собирался это сделать, но сейчас это желание пропало, и я предпочел бы уйти поскорее. Однако оставался один вопрос, который я обязан был задать.
– Скажи мне, Шут, – спросил я с нажимом, – как твоя картина? Уже сложилась? Или ты все еще гадаешь на кофейной гуще?
– О, и на ней тоже, – жизнерадостно воскликнул он, скрещивая руки на груди. – Но дело все еще темное. Я жонглирую шерстью, ножницами и ткацкими станками, но все никак не пойму, что из них сложится – саван для покойника или пеленки для младенца.
– Значит, ты все еще не собираешься рассказать мне, зачем ты приехал в Белую Землю? – мрачно спросил я.
– О, по тысяче разных причин! – ответил он. – Какую из них ты бы предпочел? Жажда приключений? Желание развеяться? Или стремление остыть и прохлаждаться в чудесном северном климате? Может быть, официальную версию – что меня привела сюда любовь?
Я стиснул зубы. Я знал, кем считают Кофетри при дворе, но не желал слышать это еще и от Шута, поэтому резко встал.
– Я готов слушать твои загадки, если в них кроется ответ, но если в них есть только отказ от ответа, оставь их при себе, – сказал я, шагая к двери.
– Ах, знал бы это я сам! – пробормотал Шут себе под нос, когда я уже выходил, но я предпочел этого не услышать.

Я понимал, что сердиться на Шута бесполезно, однако перестать не мог. Как будто мало было нашего неприятного разговора, вечером за ужином слуга передал мне небольшой мешочек; развязав его, я обнаружил несколько мешочков поменьше, в них оказались соль и те пряности, которыми сдабривал еду Шут. Я попытался поймать взгляд Кофетри, но она не поворачивалась ко мне, а когда я сам решился дойти до женского стола, ускользнула танцевать раньше, чем я успел ее догнать. Я рассердился еще сильнее, чем прежде: несмотря на неприятный и странный разговор, я все еще хотел увидеться с Шутом снова, поговорить по-настоящему. Мне не хватало дружеского понимания, которое обычно находил в его обществе. Хотя воины принимали меня в свой круг, но некоторые разговоры при мне замолкали, а другие были непонятны. А единственный, при ком не нужно было просчитывать каждый шаг, отвернулся от меня, играя в свою игру, в которой мне, видимо, не было места.
В конце концов я нашел способ снять напряжение – тренировку. Таргарх, рыжебородый воин, сидевший со мной за одним столом – капитан замковой стражи – заинтересовался тем, как я владею оружием, и мы проводили тренировочные бои, когда находили время. Его топор выглядел раза в два больше и тяжелее моего, но сам он был куда неповоротливее; проиграв в первой схватке, я разогрелся и сумел дважды достать противника. По сумме результатов наши силы были примерно равны; но поединки с Таргархом отнимали много сил, и после них я оказывался вымотан подчистую, настолько, что вряд ли смог бы думать о чем-либо. Время от времени я дрался и с другими стражниками, но они были либо заметно слабее меня, либо слишком сильными, чтобы наши поединки доставляли удовольствие.
Однако сегодня у меня неожиданно появился новый партнер. Еще во время очередной схватки с Таргархом я заметил краем глаза яркое пятно в кругу зрителей. Когда же мы закончили бой – на этот раз вничью – и я отошел в сторону, отлепляя от спины насквозь промокшую рубаху, то увидел, что ярким пятном был принц Арлет со свитой. Он наблюдал за мной с нечитаемым выражением на раскрашенном лице, изящно склонившись к шептавшему ему что-то на ухо Стерену.
На площадке сошлись двое с мечами, а я пока отдыхал. Таргарх подошел ко мне и попросил показать прием, которым я достал его в последний раз. Пока мы занимались этим, бой закончился.
– Том Баджерлок! – окликнули меня, и я обернулся. Круг зрителей притих. Принц стоял на площадке без камзола, в одной рубашке, его длинные пепельные локоны были связаны лентой. Он держал в руках боевой топор, меньше и легче моего, и я даже отсюда видел качество работы – оружие выглядело просто, но знаток понимал, что это вещь, ценная и по стоимости, и помимо нее.
– Ты хорошо дерешься, Том, – сказал принц без обычной манерности. – У меня давно не было славного противника. Сразишься со мной?
Я окинул его оценивающим взглядом, надеясь, что это не сочтут наглостью. Принц еще не лишился юношеской нескладности, но под своими роскошными нарядами оказался жилистым и мускулистым, с широкими плечами и ладонями. Искоса я осмотрел зрителей, пытаясь понять, что происходит. Я не знал, насколько принято в Белой Земле представителям королевского дома драться с кем попало, пусть даже и в тренировочном бою; одной случайной – или намеренной – ошибки было бы достаточно, чтобы принц не поднялся с пола площадки. Однако в лицах зрителей я не увидел ничего, кроме интереса одних бойцов к схватке двух других бойцов. Я перехватил свой топор поудобнее.
– Хорошо, нарад Арлет, – кивнул я, становясь напротив него.
Честно говоря, я не ожидал от принца такой ловкости и силы. Мне казалось, что он будет неплохим бойцом, но не выше среднего; однако пришлось попотеть, чтобы просто выдержать его яростный напор. На его стороне была энергия молодости и свежесть сил; я мог противопоставить ему только опыт и искусство. Наш бой затянулся надолго, и я почувствовал, как теряю силы. Принц ухмыльнулся и провел обманный удар, который я не сумел отследить и который швырнул меня на землю; падая, я дотянулся обмотанным тряпьем лезвием своего топора до ноги принца, и тот рухнул на одно колено.
Вокруг одобрительно зашумели. Арлет поднялся первым; он не подавал руку, чтобы мне помочь – здесь это было не принято – но когда я встал и отряхнулся, он протянул мне ладонь и широко улыбнулся. Рукопожатие у него было крепким и надежным, без лишней силы, которой обычно пытаются продемонстрировать свое главенство.
Воины провожали принца сдержанной похвалой, с заметной долей удивления. Однако на выходе с площадки его свита расступилась, пропуская королеву, которая охнула и принялась громким шепотом выговаривать принцу и пытаться осмотреть его ногу. Я видел, как он отстранил ее, и как мужчины из его свиты осторожно оттеснили королеву в сторону; однако к этому времени на губах у многих воинов появилась скептическая усмешка, а другие отвернулись. Я мысленно покачал головой: ни одной другой женщине в Белой Земле не позволили бы так ворковать над сыном, но статус королевы давал ей больше прав, чем другим женщинам. Арлет недовольно поморщился и изящным жестом распустил ленту, так что локоны рассыпались по плечам. Жеманно откинув прядь со щеки, принц удалился вместе со своим кружком.

Через пару дней, когда я шел по галерее вдоль стены замка, мое внимание привлек шум у ворот. Когда я обнаружил его причину, то не мог не удивиться: в замок приехал кукольный театр Маркед. Со стены я наблюдал за тем, как вводят в ворота своих тяжело груженых мулов, и как суетятся актеры и слуги, а Маркед, возвышаясь среди них, неподвижная, как скала, отдает приказания на смеси из двух языков – Шести Герцогств и Белой Земли.
Позже, пока я переодевался к ужину, в дверь робко постучали. Оказавшийся на пороге мальчишка-паж робко поинтересовался, не у меня ли нара Кофетри. Кажется, я рявкнул «Нет!» слишком резко, потому что он побледнел и немедленно испарился.
Выйдя из комнаты, я все еще размышлял о том, почему кто-то вздумал искать Кофетри в моих покоях, и, наверное, из-за этого заблудился. Свернув не туда, вместо пиршественного зала я вышел во внутренний двор, где искрился на солнце снег. Проще всего было пересечь его; но я заметил два силуэта, слившихся в один, и остановился в тени колонны. Я узнал сразу обоих: это были принц и Илейда. Илейда прижималась к принцу, как ко мне при нашей злополучной встрече в галерее; шаль сползла к ее ногам. Принц осторожно придерживал ее за плечи и что-то едва слышно шептал. Она отвечала, иногда начиная говорить громче, и тогда он отчаянно уговаривал ее снизить голос – я не разбирал слов, но это и так было понятно.
Потом от теней на другой стороне двора отделился еще один силуэт: Кофетри. Она торопливо зашагала по скрипучему снегу к этим двоим. Подхватив шаль с земли, она накинула ее на плечи Илейде и тоже что-то зашептала. Илейда внезапно поникла, уже знакомым мне птичьим жестом склонила голову и отступила от принца. Кофетри получше укутала ее в шаль и повела прочь, не переставая успокаивающе говорить на ухо. Принц еще с минуту стоял на месте, отвернувшись, неловко опустив руки и голову. Потом он расправил плечи, накрутил развившуюся прядь на палец и легко зашагал к пиршественному залу.
В зале произошли изменения: столы рядом с королевским были сдвинуты, и на их месте настелили помост, а на помосте возвышалась уже знакомая мне конструкция – палатка на длинных шестах. Вокруг нее еще суетились актеры. Я сел на свое место: зал гудел в предвкушении представления, и воины за моим столом не могли говорить ни о чем другом.
Наконец вошел король, актеры скрылись с глаз, и слуги принялись разносить еду. Только после второй перемены блюд, когда первый голод был утолен, Арттар приказал начинать представление. Хотя я ожидал кукольного спектакля, но начали вовсе не с него. На высоком табурете, предназначенном для музыкантов, уселся менестрель, перебрал струны лютни, привлекая внимание, и начал играть. Я уже по проигрышу понял, что за баллада прозвучит, и у меня свело зубы. К лютне добавились флейта, на которой играл высокий худой мужчина, и бубен Монетки, а потом менестрель начал «Башню острова Антлер». Потом я увидел новинку, внесенную театром Маркед в представление – несколько актеров, одетых кто как пираты, кто как баккипские солдаты, выскочили на помост и закружились в танце, изображающем драку. Так содержание песни сразу стало понятно тем, кто не знал языка, на котором она пелась. Изображение получилось весьма достоверное, и белоземцы, похоже, были с этим согласны: вскоре победным строкам припева о «сыне Чивэла, чьи глаза горели огнем, и в чьих жилах текла королевская кровь» вторили хлопки и топот белоземских воинов. Сам «сын Чивэла» в исполнении танцора размахивал топором явно со знанием дела, но выглядел куда более грозно, чем я – хотя, вероятно, в тот день я был именно таким свирепым зверем. После окончания песни Монетка звонким чистым голосом пересказала ее содержание на белоземском, чем вызвала новый хор одобрительных голосов. Менестрель с музыкантами исполнил еще несколько песен, таких же боевых и триумфальных, посвященных победам королей Шести Герцогств и славе воинов королевства. Танцоры больше не появлялись, но Монетка каждый раз пересказывала сюжеты песен. Некоторое время музыканты просто играли, а потом, когда в зале хруст костей и чавканье сменились разговорами, слуги пригасили факелы, и начался кукольный спектакль.
Как только раздвинулся занавес на высокой сцене, я понял, что теперь мне удастся посмотреть с начала тот спектакль, финал которого я застал прежде, о Верити, драконах и войне с красными кораблями. Он начинался с того, что стареющий король Шрюд называл наследником принца Верити и ставил его во главе флота, сражавшегося с красными кораблями. Я невольно отмечал отличия от настоящей истории, какой я ее знал. Регал не пытался интриговать против брата и отца; это соответствовало принятой Чейдом политике, по которой Регала представляли бесталанным правителем, но отнюдь не злоумышленником. Таким он и был в пьесе – щеголем, который говорил глупости из лучших побуждений и то и дело влипал в смешные ситуации. Хотя тот, кто придумывал сюжет, явно обладал немалым остроумием, мне было трудно воспринимать Регала как комического персонажа и смеяться над его неудачами. Король Шрюд выглядел хотя и старым, но здоровым и проницательным – вовсе не разбитый болезнью и одурманенный дымом старик, которого я помнил. Зато Кетриккен и Верити ничем не отличались от себя настоящих. Себя я в спектакле не увидел, и неудивительно: «бастард, наделенный Уитом» был слишком сомнительной фигурой. Зато там был королевский шут, который комментировал происходящее и заполнял паузы, необходимые для смены декораций. Но хотя остальные куклы были как две капли воды похожи на своих прототипов, в лице этой фигурки я, сколько ни искал, не находил ничего общего с тем Шутом, которого знал и помнил.
Финал пьесы, в котором Верити пробуждал драконов своей кровью и летел на них сражаться с красными кораблями, сопровождался одобрительным гулом в зале. По окончании пьесы сам король поднялся, громко хлопая; принц Арлет сдержанно поаплодировал, и его лицо выразило удовольствие.
Я сам находился под глубоким впечатлением от спектакля – великолепного, даже если не учитывать то, что он пробудил во мне немало воспоминаний и переживаний, которые я как будто давно похоронил. Но как раз из-за них мое впечатление было двойственным: удовольствие мешалось с напомнившей о себе болью, со страхами и потерями тех дней. И с чувством одержанной победы, конечно – но оно было слишком щедро приправлено горечью.

@темы: фики, Р. Хобб, Шут и Убийца

---

Шут и Убийца, глава 15

Шут и Убийца
Фандом: Робин Хобб, "Сага о Шуте и Убийце"
Первые читатели:  origami и  Кларисса
Бета-читатели:  Helga и  origami
Объем: novel-length
Pairing: очевиден
Рейтинг: неторопливо нарастающий до R (а тем, кто любит погорячее, обещаю бонусом высокорейтинговые драбблы)
Summary: Прошло семь лет, и Фитц доволен своей жизнью. Но случай снова сводит его с Шутом. К чему приведет новая встреча Пророка и Изменяющего - и двух людей, чья близость преодолела даже смерть?
Эпиграфы: романы Робин Хобб в официальном переводе издательства ЭКСМО
Размещение: обсуждаемо, но только после того, как текст будет окончательно выложен здесь.

Ранее: Пролог 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 Эпилог

ГЛАВА 15. БЕЛАЯ ЗЕМЛЯ

Тут был свет, и цветы, и изобилие красок. В углу стоял ткацкий станок и корзины с прекрасными тонкими нитками разных ярких цветов. Сотканное покрывало на постели и драпировки на открытых окнах были не похожи ни на что, виденное мною, — они были покрыты геометрическими узорами, из которых каким то образом получались покрытые цветами поля под синим небом. В широкой глиняной миске с большими водяными цветами среди стеблей плавал изящный серебряный лебедь. Дно миски было засыпано яркими камешками. Я пытался вообразить бесцветного циничного шута среди этих красок и искусно сделанных вещей. Я сделал еще шаг в комнату и увидел нечто, отчего мое сердце упало.
Некоторое время я бродил по замку, но настороженные и любопытные взгляды скоро заставили меня искать убежища. Мне не хотелось возвращаться в комнаты Шута, но и идти в отведенную мне келейку не было никакого желания. Я продолжил свои блуждания по замку, решив, что если зайду в неположенное мне место, всегда смогу сказать, что заплутал.

Во мне кипели два чувства: злость и стыд. Я злился на Шута – за то, что тот держался так отстраненно, что не предупредил меня вовремя и что не давал ответов ни на один из моих вопросов, хотя знал, как мучает меня неведение и как неприятны его загадки. И в то же время я стыдился собственной злости, особенно после того, как Шут столько времени провел, ухаживая за мной; и стыдился того, что наговорил или мог ему наговорить; и стыдился своего порыва, о котором не желал вспоминать, но и перестать думать не мог. В результате я сердился еще и на себя. Это был замкнутый круг из эмоций, разраставшийся с новым витком, и вскоре я почти не видел, куда иду, погруженный в их бурление.
Несколько узких коридоров и галерей привели меня к подножию винтовой лестницы, уходившей вверх в темноту. Я не был уверен, следует ли мне туда идти, но хотя в углах ступеней скопилась пыль, лестница выглядела так, словно по ней ходят регулярно. Рядом с горевшим у ее подножия факелом был запасной; я зажег его и начал осторожно подниматься.
Лестница оказалась очень длинной – я попытался прикинуть, в какой из башен нахожусь, но снаружи замок я видел слишком недолго, чтобы вспомнить. До самого верха – ни одной площадки, ни одного ответвления, ни одной двери, не было даже бойниц в стенах. Единственная дверь в башне обнаружилась в конце многочисленных ступеней. Она открылась беззвучно, легко провернувшись на хорошо смазанных петлях.
И мне в глаза ударил золотой свет заката – такой яркий, что пришлось моргать, смахивая выступившие слезы. А когда я проморгался и разглядел место, в котором оказался, то словно остолбенел. Комната утопала в цветах, заполнявших огромные вазы; с ткацкого станка свисали разноцветные нити, и холодный камень стен был скрыт под гобеленами, на которых замысловатые узоры загадочным образом складывались в красочные рисунки. Таким же было тканое покрывало на большой кровати, полускрытой гирляндами из цветов и листьев. Я невольно сделал шаг вперед, ожидая в любую минуту увидеть колыбель с глиняным младенцем; и в то же время я почувствовал внутри неприятный холодок, ощущение опасности, что буду пойман с поличным. Эта комната была удивительно похожа на комнату Шута в башне Баккипа.
Пораженный при первом впечатлении подобным сходством, только спустя какое-то время я увидел, что различий гораздо больше. Узоры на ткани были совершенно не такими, какие любил Шут, а резкими, льдисто-колючими, напоминавшими те, которые я видел на одежде местных жителей. Цветы при ближайшем рассмотрении оказались искусно сделанными из лоскутков – неудивительно, учитывая белоземские холода. Вместо рыбок в низких широких сосудах здесь обитали зябко нахохлившиеся птички в клетках.
Рассматривая убранство комнаты, я незаметно для самого себя шаг за шагом заходил все глубже. Я был уверен, что в ней никого нет; даже когда я стоял вплотную к кровати, мне сперва показалось, что она просто не совсем ровно застелена. И лишь когда я заглянул под низко свесившуюся цветочную гроздь, то увидел обитателя комнаты, которого в первый момент принял за восковую куклу. Желто-серое лицо – череп, обтянутый пергаментной кожей, с запавшими закрытыми глазами и узким провалом рта, в окружении сухих ломких волос, изначальный цвет которых невозможно было определить. Только едва заметное колебание прилипшей к губам паутинной пряди говорило о том, что лежащий в постели человек – живой.
Я стоял над ним долго, ошеломленный своей находкой; потом меня охватило жуткое чувство, словно я стою над разрытой могилой, в которой ворочается мертвец и взывает ко мне, прося помочь выбраться. Я бросился прочь из комнаты, насколько мог быстро и бесшумно, и бежал по лестнице до самого конца ступеней. Выскочив за дверь башни, я не сразу сумел отдышаться, но почти не дал себе времени передохнуть, спеша оказаться подальше как можно быстрее.
Вероятно, из-за пережитого волнения я пропустил какой-то поворот, и мне не удалось найти обратную дорогу. Я плутал по замку, пока не наткнулся на очередного мальчишку-слугу, который спешил куда-то, но послушно повел меня к моей комнате. Едва я успел расстегнуть камзол, как в дверь постучали. Это был другой слуга, который был прислан проводить меня на пир.

В пиршественный зал я шел с комком в горле. Я не представлял, как буду есть местную пищу. Я не знал, каким будет немедленный эффект, если я съем ее так скоро после предыдущего отравления; но самое главное – я боялся воздействия, которое местные приправы могли оказать на мою магию. Однако я понимал, что не могу позволить себе отказаться от угощения, этим я нанесу оскорбление своим хозяевам. По дороге я искал оправдания тому, что не ем, но все они казались мне не слишком убедительными.
Пиршественный зал напомнил мне Баккип времен короля Шрюда: просторный и почти без украшений, не считая гербов, флагов и звериных голов на стенах. За простыми столами люди сидели на широких лавках, под ногами вертелись псы и кошки, огрызаясь друг на друга, и вокруг царила грубоватая и незамысловатая атмосфера, больше напоминавшая казарму, чем двор.
Меня усадили неожиданно близко к королевскому столу. Оглядевшись, я заметил, что пирующие распределяются не совсем так, как принято в Баккипе. Как и у нас, здесь ближе к столу короля сидели люди, выглядевшие более богатыми и, видимо, с более высокими титулами, чем у тех, кто сидел дальше; однако что-то показалось мне странным, хотя я не сразу понял, что. За верхними столами не было женщин. Они все сидели в другом конце зала, за отдельными столами. Прищурившись, я сумел рассмотреть Кофетри за одним из ближайших женских столов; она оживленно разговаривала с соседками, бурно жестикулируя.
Повернувшись обратно, я встретился взглядом с Илимом, который сидел почти у самого королевского стола и тоже пристально наблюдал за Кофетри. Поймав мой взгляд, он нахмурился и порывисто отвернулся.
Загудели гнусавые рога, и открылись двери за троном. Все разом поднялись на ноги; я последовал их примеру.
Король Арттар оказался широкоплечим мужчиной, с грудной клеткой, как бочка, и увесистыми кулаками. У него была короткая аккуратная борода, грива светлых волос, спадавшая на плечи, обветренные щеки и ярко-синие глаза со строгим прищуром. Он обвел зал взглядом, кивнул и сел в высокое кресло, служившее троном.
По правую руку от него сидел молодой человек, которого я уже видел во время путешествия следом за Кофетри, Арлет. По левую – полноватый мужчина с мягкими руками, давно не державшими меча. Я удивился, потому что полагал, что одно из этих мест предназначено для королевы – статной и очень красивой женщины с короной светлых волос, живо напомнившей мне Кетриккен. Но она терпеливо дождалась, пока мужчины займут свои места, стоя у края стола. Когда все устроились, она подошла к королю и наполнила вином кубок ему, а затем Арлету. Это послужило сигналом: по залу засновали слуги, разливая вино и принося еду. А королева, не обращая внимания на суету, спустилась с возвышения и села во главе одного из женских столов.
Передо мной неожиданно поставили отдельную тарелку, где было понемногу от разных блюд, и высокий кувшин. Я удивленно обернулся к слуге, который их принес, но он уже исчез.
Я был очень голоден, и запахи пищи заставили мой желудок ворчать, а голову – кружиться; но я не мог заставить себя взять в рот ни кусочка, помня об отраве. Я понимал, что должен поесть, если не для того, чтобы насытиться, то для того, чтобы белоземцы не решили, будто я брезгую их пищей. На меня уже кидали косые взгляды, и я потянулся к кувшину, чтобы наполнить кубок, но не представлял, как буду пить.
Неожиданно за столом стало странно тихо. Я поднял голову, пытаясь понять, в чем дело, но тут мне через плечо протянулась рука в перчатке с двумя расписными деревянными палочками, и сквозь густой запах мяса и вина пробился тонкий аромат цветочных духов. Я обернулся и оказался лицом к лицу с Кофетри, так что пряди ее распущенных волос защекотали мне ухо, и мне пришлось отодвинуться. Кофетри ловко подцепила палочками кусочек еды с моей тарелки и поднесла ко рту. Задумчиво прожевав, она сказала:
– Здесь нет пряностей, как я и просила. Ни крошки.
Так же неторопливо она плеснула вина в мой кубок и сделала глоток. Поморщившись, она тем не менее одобрительно кивнула:
– Обычное горячее вино, только ужасно кислое. С пряностями гораздо вкуснее.
Я заметил, с какими потрясенными лицами на нее смотрят воины, не только за моим столом, но и за соседними. Немного наклонившись, я увидел, что даже король наблюдает за нами, и выражение его лица мне не понравилось. Потом он перевел хмурый взгляд на Илима, который выглядел шокированным поведением Кофетри. Но она просто поставила кубок на место и выпрямилась.
– Все в порядке. Эту пищу ты можешь есть спокойно, арэладн, – сказала она и пошла обратно на свое место.
Последнее слово, которое многие расслышали в установившемся напряженном молчании, словно все объяснило. На Кофетри немедленно перестали обращать внимание, и воины продолжили разговоры, будто ничего и не случилось.
Не зная, что мне теперь делать и как реагировать, я уставился в свою тарелку и сунул в рот кусок мяса. Оно было пресным, даже без соли, но зато я не почувствовал ни крошки эльфовой коры. Я запил его вином и едва удержался, чтобы не сморщиться – оно было горячим и очень кислым, как и сказала Кофетри. Некоторое время я молча ел, искоса поглядывая на своих соседей по столу. Я слушал их разговор, понимая не все, но большую часть – темы разговоров воинов не менялись никогда, и я даже мог бы поучаствовать в беседе, но не был уверен, следует ли встревать в нее, пока ко мне не обратились. Однако рослый воин с перебитым носом решил эту проблему за меня, обратившись ко мне с вопросом о том, откуда я и где нос сломали мне. Хотя мне пришлось солгать, сказав, что это результат сражения с «перекованными», зато вскоре меня слушал весь стол. Я успел заметить, что здесь принято рассказывать о боях и успехах еще более цветисто, чем у нас, и, несмотря на свой ломаный белоземский, постарался подражать местным обычаям. Мне нужно было заслужить уважение воинов.
Я действительно добился некоторых успехов, но уважение сопровождалось подливанием вина, и через пару часов я был уже изрядно пьян. Мне еще хватало самоконтроля, чтобы следить за тем, откуда мне подливают вино – из моего кувшина или других, и разговаривать более-менее внятно. Белоземцы, у которых не было причин себя сдерживать, разошлись не на шутку: вино лилось рекой, и строгий порядок за столами давно сгинул. В проходах показывали боевые приемы – с оружием в зал не пускали, но все равно казалось, что у движущихся фигур в руках мечи и топоры. В дальнем конце зала гудели рожки и брякал бубен, и кто-то уже лихо отплясывал.
Мне не было видно королеву с моего места, но за королевским столом я наблюдал весь вечер. Король Арттар мало чем отличался от своих воинов – рослый мужчина с громким смехом и жестким прищуром опытного бойца. Он разговаривал с воинами так, словно был одним из них, громко смеялся их грубоватым шуткам и пил много вина. Принц Арлет вел себя совсем по-другому. Он был еще очень молод, скорее жилистый, чем мускулистый, и рядом с дядей казался мальчишкой. В отличие от короля, простоватого, но прямого, он демонстрировал утонченные манеры, в которых проскальзывало немало джамелийского – нарочито изящные взмахи рук, чуть высокомерное остроумие. Он тоже много разговаривал, но совсем иначе, и часто морщил аристократический нос, слыша реплики собеседников короля, хотя в адрес самого короля ничего подобного не позволял. По сравнению с белоземскими кожей и мехами он был одет одновременно и роскошно, и непрактично – в бархат и парчу, а из многочисленных прорезей в рукавах его узкого камзола выглядывали складки блестящей шелковой ткани. Его волосы были аккуратно расчесаны и напомажены, косицы вместо кожаных шнуров обвиты вышитыми лентами с драгоценными бусинами на концах. На пальцах блестели тяжелые перстни. Он выглядел бесполезной яркой птицей среди бойцовых псов.
Я не смотрел на Илима, но, как выяснилось, постоянно держал его в поле зрения, поэтому заметил, когда он поднялся и отправился в женский конец зала. Проследив за ним, я увидел, как он садится за стол Кофетри; он был не первым, там уже сидело несколько мужчин. Осмотревшись повнимательнее, я понял, что за верхними столами пустует немало мест, а за женскими стало тесно. Судя по цветам и гербам на нарядах, многие мужчины присоединялись к своим женам и родственницам, а некоторые – к невестам и знакомым. Вели они себя не слишком сдержанно, по меркам двора Шести Герцогств – развязно: обнимали женщин, а за столами пониже и вовсе усаживали их на колени. Илим, правда, не позволял себе подобного.
Спустя некоторое время музыканты заиграли громче, и из-за столов стали подниматься пары. Я был не силен в танцах, поэтому остался сидеть, наблюдая за ними. Белоземские танцы были проще придворных танцев Шести Герцогств, скорее напоминая народные пляски со множеством скачков и притопов. Их танцевали все вместе – и благородные, и слуги; даже король прервал разговор и вместе с королевой встал в круг танцующих.
Я не знаю, почему так удивился, когда увидел в том же кругу высокую фигуру в коричневом с золотом. Я никогда не видел Шута танцующим с тех пор, как он перестал быть королевским скоморохом, хотя знал, что лорд Голден танцевать умеет и любит. Но утонченного джамелийского аристократа трудно было бы представить отплясывающим среди белоземцев. А Кофетри смотрелась среди них непринужденно и естественно. Рядом с высокими широкоплечими мужчинами она выглядела изящной, хотя сама была слишком высокой и широкоплечей для женщины. Верхнюю накидку из тяжелой шерсти с меховой опушкой она оставила на лавке, и теперь ее платье из многочисленных слоев тонкой ткани кружилось и вилось вокруг щиколоток. Она быстро запомнила несложные движения танцев и двигалась так грациозно и уверенно, словно всю жизнь только их и танцевала. Я заметил, что она добавляет свои элементы – например, в конце шага ее руки легко взлетали, завершая движение хлопком, и вскоре некоторые из танцующих женщин начали ей подражать.
Я понял, что уже долго смотрю на нее, забыв о разговоре, и поспешил отвернуться. Налив себе вина, я попытался вернуться к беседе, которая без меня обрела новое направление. Музыка сменилась на более быструю и веселую, и до меня донесся знакомый мелодичный смех. Я посмотрел туда снова: Илим, подхватив Кофетри за талию, ловко переставлял ее с места на место в одной из фигур танца, и она смеялась, запрокинув голову. Я сделал глоток из кубка и поморщился: местное вино было отвратительно кислым.
С пира я ушел поздно, нетвердой походкой и с тяжелой головой. Я был измучен и всерьез жалел, что увязался следом за Шутом, а не поехал вместе с посольством. На самом деле я вообще жалел, что поехал в Белую Землю, хотя это и было необходимо. За годы спокойной жизни я привык быть уверенным в своей еде, спутниках и завтрашнем дне; Чейд сказал бы, что я размяк. Но я действительно предпочел бы возвращаться в теплую постель к Молли, а не в пустую келью, где к тому же оказалось ужасно холодно. Или, по крайней мере, я хотел бы, чтобы кроме меня здесь были другие люди из Шести Герцогств, с которыми можно было бы поговорить о знакомых вещах и не опасаться каждым словом нечаянно пробудить их ярость или пропустить намеренное оскорбление в их речах. Отправляясь сюда, я, сам не замечая, рассчитывал на то, что эту роль возьмет на себя Шут. Несмотря на его манеру говорить загадками, он всегда был надежен, я мог доверить ему что угодно… по крайней мере, раньше. Но сейчас я уже не мог быть так уверен. Я едва видел его вне общества Илима, и даже когда мне удавалось остаться с Шутом наедине, он ускользал от всех ответов. Я не знал, какую игру он ведет. Вернее – какой танец танцует; так он, кажется, говорил о своей жизни? И с каждым партнером меняется ритм… Я, вероятно, был теперь не слишком подходящим партнером для него – с моей-то неуклюжестью. Теперь он предпочитал танцевать с Илимом, который, как я сегодня убедился, танцевал ловко и прекрасно подходил Кофетри. Я ощутил горечь, подступающую к горлу, но уснул, не успев понять, в чем ее причина – в обиде или изжоге.

Утром головная боль и жажда напомнили мне, что я выпил на пиру слишком много вина. В комнате не нашлось ни капли воды, поэтому мне пришлось отправиться за ней на кухню. Я напился, но на еду смотреть не мог. Зато я вспомнил, что с нашего приезда не видел Ластвилла. Баррич меня убил бы за такое пренебрежение конем, поэтому я поспешил исправиться.
Как выяснилось, переживал я зря: Ластвиллу отвели стойло из лучших, он был вычищен до блеска и выглядел по-королевски. При виде меня он фыркнул с долей обиды. На улице было пасмурно, но сухо и морозно, и я решил вывести его на прогулку. Мне самому хотелось размяться. Однако прогулка оказалась короче, чем я предполагал: когда мы выехали за стены замка, в окружающее его поле, покрытое снегом, я всем телом прочувствовал, чем здешние зимы отличаются от зим в Шести Герцогствах. Ветер носился над полем и пробирался под одежду, как бы старательно я не кутался. Ластвилл тоже быстро замерз, и я поспешил повернуть его обратно к замку.
– Какой красавец! – раздалось у меня за спиной на белоземском, когда я заводил Ластвилла в стойло.
Обернувшись, я увидел короля Арттара.
– Ваше величество, – я поспешил отвесить поклон, но он только отмахнулся.
– Без церемоний, гость. Как тебя зовут?
– Том Баджерлок.
Король оценивающе осмотрел меня.
– Ты, должно быть, хороший воин. И конь тебе под стать, – он подошел ближе и похлопал Ластвилла по шее; но конь почему-то шарахнулся в сторону и тревожно фыркнул, и мне пришлось его успокаивать. Однако Арттара это ничуть не смутило: – Наши кони хороши для Белой Земли, но с твоим не сравнятся.
Белоземские кони были тяжелее и выносливее, но медленнее. Впрочем, для местного климата и местных всадников, рослых и мускулистых, они подходили как нельзя лучше. Я сказал об этом, постаравшись сформулировать как можно изящнее на своем ломаном белоземском; получилось вроде «Ваши кони такие же богатыри, как ваши воины». Король довольно расхохотался.
– Ты прав, Том, – сказал он, отсмеявшись, – под нашими воинами такой конь, как у тебя, глядишь, сломается. И все же я хочу купить несколько иноземных лошадок. Откуда твой конь?
– С конюшни моего пасынка, – сказал я, думая, что если переговоры пройдут успешно, то такая покупка, несомненно, порадует Чивэла, а значит, и Молли.
– Пасынка? Ты, никак, тоже взял себе женщину мертвеца? – ухмыльнулся король. Я едва сдержался, чтобы не вздрогнуть от этих слов, но вспомнил, что в Белой Земле так называют вдов.
– Да, Ваше величество.
– Ха! Нам надо будет как-нибудь крепко выпить за это, Том, – он хлопнул меня по плечу, и у меня чуть не подогнулись колени от его силы. – Крепко выпьем, Том, за то, что берешь себе женщину, а в придачу получаешь сына! – он снова расхохотался, и я засмеялся вместе с ним, хотя не понял шутки. Королю подвели коня, а я занялся Ластвиллом.

Конюшня соединялась с замком узкой темной галереей, там было холодно, и по стенам расползались узоры инея. Я зашагал быстрее, спеша вернуться в относительное тепло замка, но в конце перехода навстречу мне из тени выступила невысокая фигура. Это была девушка, закутанная в плотную шерстяную накидку с необычайно ярким и каким-то тревожным узором, очень подходившим владелице. У нее была бледная даже для Белой Земли кожа, копна мелко вьющихся огненно-рыжих волос, казавшаяся слишком тяжелой для тонкой шеи, и огромные дымчато-серые глаза, смотревшие как будто сквозь меня. Черты ее лица были слишком острыми и неправильными, чтобы назвать их красивыми, но я не мог отвести от нее глаз, хотя не знал, чего в ней больше – привлекательного или пугающего. Она по-птичьи склонила голову к плечу, и ее взгляд неожиданно сосредоточился на мне, такой пристальный, что мне показалось, словно он пригвоздил меня к стене.
– Я тебя раньше не видела, – сказала она по-белоземски негромким низким голосом. – У тебя темные волосы. Ты чужестранец?
– Я из Шести Герцогств, – ответил я.
– Где это? – спросила она, делая шаг ближе.
– За горами, – сказал я, поежившись под ее взглядом.
Она казалась завороженной моей внешностью, особенно волосами. Наверное, я действительно выглядел для нее диковинкой – смуглый и черноволосый человек среди светлых белоземцев. Но такое внимание было для меня непривычным.
– За горами? – у нее вспыхнули глаза, и она подошла еще ближе, теперь глядя на меня снизу вверх. – Расскажи мне, как там за горами! Там все такие, как ты?
– Нет, там бывают разные люди… – начал я, но она не дослушала.
Протянув руку, она помяла в пальцах прядь моих волос.
– Мягкие, – прошептала девушка и зажмурилась, как довольная кошка: – Я думала, они будут как проволока, – быстрее, чем я успел отстраниться, она уверенным и очень женским жестом запустила руку мне в волосы. – Жестче, чем у моего брата – но мягкие. Мне нравится…
Я не понимал, что происходит, хотя мне становилось все тревожнее. Девушка была намного ниже ростом, и чтобы дотянуться до моих волос, встала ко мне вплотную, а теперь и вовсе прижималась всем телом, и вырывавшееся белым паром дыхание от ее шепота щекотало мне шею. Я попытался отодвинуться, но она не дала мне, а отталкивать ее я боялся. Она подняла вторую руку и прижала ладонь к моей щеке.
– И кожа мягкая, – удивленно сказала она, – мягче, чем у брата. Ты мне нравишься, – прямолинейно заявила она и толкнула меня к стене. От неожиданности я не удержался и впечатался спиной в холодные камни, а она тотчас же прильнула сильнее, припала к моей груди и принялась гладить мое лицо и перебирать волосы. Я не знал, что делать; мои попытки ее отодвинуть не увенчались успехом, хотя она выглядела хрупкой и легкой, а прикладывать большую силу я не смел из опасения причинить ей боль. К моему стыду, тело мое отреагировало именно так, как может отреагировать мужское тело на прижимающееся к нему женское.
– Нара! – воскликнул я, надеясь привести ее в чувство. – Нара, подождите…
– Илейда! – из дальнего конца галереи раздался возглас, разнесшийся по ней эхом. Девушка отпрянула от меня, словно кошка, которую облили водой. Накидка слетела с ее плеч, и она осталась стоять у противоположной стены, обхватив себя руками; ее платье было покрыто такими же странными узорами, яркими и тревожными, показавшимися мне смутно знакомыми.
Неловкость, которую я уже испытывал, усилилась многократно, когда я увидел, что человеком, окликнувшим девушку, был Илим. Он размашисто шагал к нам с каменным выражением лица. Я понял, что у меня пылают щеки, и, наверное, я представлял собой жалкое зрелище. Более того, я не знал, как он истолкует увиденное, но имел все причины полагать, что толкование может быть не в мою пользу. Я выпрямился, постаравшись принять по возможности достойный вид и приготовить объяснение, хотя сам хотел бы знать, как объяснить произошедшее. Однако Илим только смерил меня крайне презрительным взглядом и прошел мимо.
– Илейда, – тихо сказал он, остановившись напротив девушки. Она подняла к нему лицо; нижняя губа у нее дрожала, как у обиженного ребенка. Илим аккуратно взял ее за плечи и развернул к выходу из галереи. Она задрожала, не знаю, от обиды или от холода. Я поднял с пола упавшую накидку и протянул им. Илим выхватил ее у меня из рук, снова хлестнув взглядом, но не дал мне даже рта открыть. Он закутал плечи девушки, она мгновенно перестала дрожать и выпрямилась. Оглядевшись вокруг, она секунду смотрела на меня, снова словно насквозь. Потом она подчинилась руке Илима, мягко подталкивавшей ее к выходу. Они ушли, оставив меня стоять в промерзшей галерее в глубоком недоумении.

За ужином я краем глаза присматривался к женским столам, пытаясь разглядеть тут Илейду, но не увидел ее. Я был уверен, что не мог бы ее пропустить. Зато Илим был на своем обычном месте, и его взгляд, который я поймал, не сулил мне ничего хорошего. Дождавшись, пока было выпито достаточно вина и разговор зашел о женщинах, я решился упомянуть встреченную мной девушку. Результат был одновременно загадочным и красноречивым: мои собеседники переглянулись и замолчали. Я прикусил язык.
Неуютное молчание разрешилось самым неожиданным образом: рядом со мной на стол грохнулся тяжелый серебряный кубок, и мой сосед торопливо вскочил, освобождая место на лавке. Обернувшись, я увидел Арттара.
– Я обещал выпить с тобой, Том, – ухмыльнулся он.
– Да, Ваше величество, – кивнул я, покосившись на соседей по столу и пытаясь понять, как следует себя вести. Но, похоже, присутствие короля их мало смущало; они продолжали пить и есть, словно к ним подсел такой же воин. Впрочем, Арттар действительно был воином, и неплохим, об этом говорило его сложение и все повадки. Он сам налил себе вина из общего кувшина и подмигнул мне.
– За женщин мертвецов, Том!
Я поднял кубок, принимая тост. Арттар выпил вино до дна, и мне пришлось последовать его примеру.
– Скажи-ка, – сказал король, утирая усы, – кем был прежний мужчина твоей женщины?
Вопрос застал меня врасплох. Я не знал, что сказать. Баррич был слишком многим, но мало о чем я мог говорить вслух. К тому же у меня шумело в голове от выпитого, и я не сразу сумел вспомнить нужные слова чужого языка.
– Он был славным воином, – сказал я наконец. – Сильным и верным до конца. И умер в бою.
– Настоящий мужчина! – сказал Арттар громко. Его щеки над бородой были красными, и глаза блестели от выпитого. – От такого не зазорно принять женщину. Слыхал ты такую поговорку: «От славного воина возьми меч, женщину и сердце»?
– Нет, не слыхал, – я покачал головой.
– Так вот запомни ее! – Арттар хлопнул меня по плечу, на котором еще оставался синяк после нашей утренней встречи. – Что, славен был король Арсан? – обратился он к воинам. Те согласно закивали. – Выпьем его память! – Арттар снова наполнил кубок, так, что вино перелилось через край. Воины подняли кубки, и мне снова пришлось выпить больше, чем я бы хотел. Не успели кубки коснуться стола, как рыжий малый, сидевший напротив меня, рявкнул:
– Славен и король Арттар – выпьем его славу!
У белоземцев были луженые глотки и желудки. Я очень жалел, что на мне нарядный камзол, а не моя обычная одежда – в широкие темные рукава можно было бы вылить вино, но сейчас этот номер не прошел бы. Еще один-два королевских тоста, и я мог не надеяться вернуться сегодня в свою кровать; не то чтобы здесь это кого-нибудь удивляло – немало пирующих заканчивали вечер прямо на лавках или под ними. Но Арттар, допив вино, поднялся и отправился в женскую часть зала. Я видел, как он сел рядом с королевой, обхватив ее за талию, и наклонился к ее уху. Я сунул в рот кусок мяса, пытаясь удержать сознание ясным.
– Хороший у вас король, – сказал я, прожевав. В ответ раздались одобрительные возгласы и согласное хмыканье, в которых не было фальши. Это говорило о многом: короля Арттара любили воины, это я успел понять и по прежним их разговорам. То, как они говорили о нынешнем и прежнем королях, напоминало мне пересуды в казармах времен моего детства: тогда нередко сравнивали Чивэла и Верити, первого – блестящего дипломата, и второго – солдата и охотника. Арттар был мало похож на Верити манерами, но его люди отзывались о нем так же: как о хорошем воине, надежном и простом, как они сами.
– Скажи, нарад Том, хороших сыновей родила твоя женщина? – спросил рыжий. Я кивнул, про себя поморщившись: прямолинейность вопроса меня покоробила, но я уже понял, что в Белой Земле нравы были в чем-то проще и грубее.
– Твоя удача, – сказал мой сосед по столу, вернувшийся на свое место.
– Да уж, – хмыкнул седой воин, сидевший рядом с ним. – Хорошо бы Труда родила Арттару сыновей получше, чем Арсану.
Я невольно покосился на принца Арлета. Рыжий проследил мой взгляд и скривил рот.
– Арлет был неплохим парнишкой, но Арсан его разбаловал, – сказал он сурово. – Нельзя давать щенку столько воли, сколько он ему давал. И чужие земли не помогли, только хуже стало. Посмотрите на него – жеманится как баба! – он сплюнул и одним глотком ополовинил кубок.
– Ты не бреши, – пробурчал мой сосед, поглаживая бороду, но я не услышал в его голосе особого протеста, скорее недовольство тем, что рыжий ругает своего принца при чужаке. Я мог понять их: лощеный внешний вид и джамелийские манеры Арлета выглядели неестественно среди суровых белоземцев. Здесь ценили воинскую доблесть и силу и лучшими украшениями считали шрамы, а лучшим нарядом – доспехи; только небольшой кружок молодежи разделял вкусы Арлета. Среди последних мной были замечены Кранец и Стерен, спутники принца по путешествию. Как ни странно, Илим держался поодаль; большую часть ужина он беседовал с несколькими пожилыми аристократами за одним из верхних столов, а потом ушел к Кофетри, лишь ненадолго задержавшись за столом принца. Я подмечал все это, планируя вечером записать и передать потом Розмари. В который раз я поймал себя на сожалении о том, что служу лишней парой глаз и ушей не Чейду, а его ученице; даже при составлении отчетов мне приходилось постоянно помнить об этом, потому что порой я не был уверен, поймет ли Розмари то, что Чейд понимал мгновенно. Хотя старик не сомневался в своей ставленнице, меня сомнения одолевали часто. Тем не менее, я напомнил себе, что Чейд не отправил бы ее сюда, не считай он ее готовой к работе, и что у Чейда было опыта в подобных делах намного больше, чем у меня, а значит, все сомнения нужно гнать прочь.

@темы: фики, Р. Хобб, Шут и Убийца

---

Шут и Убийца, глава 14

Шут и Убийца
Фандом: Робин Хобб, "Сага о Шуте и Убийце"
Первые читатели:  origami и  Кларисса
Бета-читатели:  Helga и  origami
Объем: novel-length
Pairing: очевиден
Рейтинг: неторопливо нарастающий до R (а тем, кто любит погорячее, обещаю бонусом высокорейтинговые драбблы)
Summary: Прошло семь лет, и Фитц доволен своей жизнью. Но случай снова сводит его с Шутом. К чему приведет новая встреча Пророка и Изменяющего - и двух людей, чья близость преодолела даже смерть?
Эпиграфы: романы Робин Хобб в официальном переводе издательства ЭКСМО
Размещение: обсуждаемо, но только после того, как текст будет окончательно выложен здесь.

Ранее: Пролог 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 Эпилог

ГЛАВА 14. ХЛЕБ-СОЛЬ

На щеках у девушки проступил румянец. Казалось, она сделала вдох. Я был ошеломлен. В следующее мгновение ее глаза открылись, и они оказались такими же зелеными, как чешуя дракона. Она даже не взглянула на меня, а повернулась, чтобы посмотреть на Шута, который все еще стоял у нее за спиной. Она протянула руку и коснулась его лица. Их взгляды встретились. Шут наклонился ближе к ней. Затем ее рука легла на его затылок, и она притянула Шута к себе. Их губы слились в поцелуе.
Поцелуй получился долгим. Я увидел страсть, которую она разделила с Шутом. И все же это не было похоже на благодарность, поцелуй все длился, и мне показалось, что Шут давно бы его прервал, если бы мог. Он застыл, я видел, как напряглись мышцы его шеи. Он так и не обнял девушку, его локти были широко разведены в стороны, сжатые в кулаки руки лежали на груди. А она продолжала его целовать, и я испугался, что Шут сольется с ней или превратится в ее объятиях в камень.

Едва мы въехали в ворота замка, как нас окружили слуги. Я не хотел разлучаться с Кофетри, но она только сказала: «Увидимся, Том!», и исчезла вместе с Илимом. Никто из окружающих не выглядел враждебно, и хотя все мои чувства были обострены до предела, я не чувствовал серьезной опасности, только естественную для ситуации легкую настороженность. Добродушного вида малый предложил мне следовать за ним и провел по коридорам в комнату, которую, как я понял, мне отвели.
Я давно не чувствовал себя настолько усталым, чтобы заснуть, едва опустившись на кровать. Похоже, последние годы меня избаловали: раньше я бы не позволил себе такого, зная, что нахожусь в незнакомом месте, среди чужих людей. Но, по крайней мере, я проснулся сразу же, как только тело восстановило необходимый минимум сил. Я все еще чувствовал себя усталым, но считал, что теперь важнее осмотреться, чем отдыхать.
Из узкого, расположенного высоко над полом окна комнаты, в которой я находился, открывался вид во двор замка. Сама комната оказалась небольшой и очень скромно обставленной: кровать, стул и туалетный столик. Единственными предметами роскоши были толстые ковры на полу и стене над кроватью и покрывало из роскошного густого лисьего меха. Хотя здесь это не было роскошью, скорее необходимостью: я чувствовал сырой холод, которым тянуло от стен. Мои вещи лежали на полу у входа; но прежде, чем коснуться их, я проверил дверь. Она легко открылась. Успокоенный, я разобрал мешки и убедился, что ничего не тронуто. Умывшись и переодевшись, я отправился на поиски Шута и кухни – мой желудок весьма настойчиво давал о себе знать.
После нескольких минут блуждания по коридорам, которые казались мне одинаковыми, я встретил мальчишку-слугу. Уроки языка Белой Земли пришлись кстати, хотя пришлось сопровождать свои слова жестами и знаками, пока он не понял, что мне нужно, а я – что он отвечает. Но я все же выяснил, где поселили Шута («темную женщину»), и где находится кухня. Кухня в этот момент интересовала меня гораздо больше.
Там слова, знаки и жесты не потребовались: кухарке и без того было понятно, чего я хочу. Передо мной мгновенно появились ломоть хлеба, кусок мяса и кружка с пряно пахнущим горячим напитком. Я сразу откусил столько, что едва мог прожевать, и жадно хлебнул напиток. Вкус еды показался мне знакомым, и знакомым неприятно, и когда я понял, что это, кусок застрял у меня в горле – но было уже поздно. Мир умер вокруг меня, и в наступившей оглушительной тишине, не имевшей ничего общего с глухотой, я острее ощутил вкус эльфовой коры на языке.
Я медленно поднялся из-за стола. Хлеб и мясо я прихватил с собой: не стоило выдавать причину моего поспешного бегства, пока сам не разберусь в том, кто подсунул мне эту отраву. Я еще помнил объяснения мальчишки и быстрым шагом пошел по замку, моля всех богов, чтобы они не дали мне заблудиться – снова найти дорогу мне бы уже не удалось.
В коридорах у покоев Шута на стенах были бронзовые светильники и гобелены, но мне некогда было в них всматриваться. Я толкнул нужную дверь, чувствуя знакомое головокружение, и почти ввалился в комнату.
– Шут, я… – проговорил я и остановился.
– Ты действительно похож на шута, – невозмутимо заметила Кофетри, отставив чашку с таким же напитком, который наливали мне в кухне. Сидевший напротив нее за столом Илим изумленно перевел взгляд с меня на нее и обратно и нахмурился. Я застыл у двери, глядя на них обоих. Почему Илим был здесь? Почему это выглядело как завтрак любовников? Почему Шут все еще носил это дурацкое платье? Почему… Усилием воли я заставил себя вернуться к тому, что было по-настоящему важно.
– Да, – сказал я медленно, стараясь контролировать свою речь и свои мысли. – Особенно когда начинаю говорить все, что приходит мне в голову – а мысли у меня так и скачут с одного на другое, – я надеялся, что Шут поймет, о чем я говорю. И он понял – его глаза на секунду расширились.
– Да ты настоящий скоморох, – сказал он голосом Кофетри с улыбкой. – Нарад Илим, вы не оставите меня на время в обществе этого шутника? Мой арэладн не хочет беспокоить нас и поэтому не говорит, что желает побеседовать со мной наедине, хотя таковы его намерения. У него своеобразные представления о тактичности.
Илим ошарашенно посмотрел на нее и поднялся, оставив недоеденный завтрак на тарелке. Едва за ним захлопнулась дверь, я рухнул на его стул и застонал.
– Эльфова кора! – сообщил я Шуту, бросая хлеб и мясо, которые все еще сжимал в руке, на стол. – Откуда они знали про мой Скилл? Кто пытался меня отравить?
Шут вздохнул и покачал головой.
– Боюсь, это не намеренная попытка отравления, – сказал он. – Эльфова кора здесь используется в качестве специй. Ее добавляют во всю еду.
– Что? – я ошеломленно уставился на него. – И ты не сказал мне?
– Я узнал об этом, только когда попробовал здешнюю пищу – несколько минут назад. Я надеялся, что ты еще не проснулся… Ох, Фитц, – он переплел пальцы. – Прости.
Я разозлился на него, хотя это было бессмысленно – он действительно вряд ли успел бы меня предупредить. Но слова рвались у меня с языка:
– Ты мог бы сказать мне – сразу! – а не сидеть тут с этим типом. Что он вообще тут делал? Почему ты все время разговариваешь с ним, секретничаешь с ним и ничего не говоришь мне? Всю дорогу ни словечка… ты так и не составил картину? Когда ты собираешься мне все объяснить? – пока я говорил, мой голос становился громче, а лицо Шута вытягивалось, но он не пытался меня остановить. И я продолжал: – Ты снова играешь в загадки со мной? Что теперь ты от меня ждешь? Ты не звал меня сюда, я сам поехал – что, я нарушил твою игру? Изменил не то и не там?
– Перестань, – сказал Шут тихо и отвернулся.
Это отрезвило меня ненадолго:
– Прости. Это эльфова кора. Тебе лучше запереть меня в комнате и не слушать. Это будет очень… неприятно. В прошлый раз я перечислял все свои грехи. Чейду. И Дьютифулу. И даже рассказал ему про Молли. Все в подробностях. Начиная с первого раза. Когда я залез к ней в окно…
– Избавь меня от этого, прошу тебя, – сказал Шут жалобно.
– Я постараюсь. Но это кора. Она так действует, я говорю и не могу остановиться…
– Давай для начала ты ляжешь в постель, а потом продолжишь? – предложил Шут.
Я послушно поднялся, но это не помешало мне разговаривать.
– Знаешь, если ты засунешь мне в рот кляп, я пойму. Мне кажется, в прошлый раз Чейд под конец обдумывал такую возможность. Если бы не Дьютифул, он бы, наверное, так и сделал. Ради моего же блага. Чейд всегда печется о моем благе, если это не мешает благу Шести Герцогств. Когда мы с ним в последний раз разговаривали, он тоже обо мне заботился, – это я сказал, уже лежа в кровати в соседней комнате (покои Кофетри были куда просторнее моих); Шут сидел на краю, сняв обруч и прижимая пальцы к вискам. – Он очень заботливо поинтересовался, не возникли ли у нас с Молли проблемы. И очень заботливо спросил, не сбежал ли я с тобой. И очень заботливо сказал, что понимает такой порыв, хотя это и неразумно…
– Чейд это сказал? – перебил меня Шут, изумленно повернувшись ко мне.
– Да. И еще, что по твоему поведению можно было предположить, что ты хочешь быть моим любовником – и не могу сказать, что он неправ, но я знаю, что это не так, что ты никогда не хотел. Твоя любовь не знает границ, я помню, я знаю, но все иначе… – бормоча, я коснулся его руки: – Он думает, что мы любовники, представляешь? Как будто я мог бы…
– Да, ты не мог бы, – сказал Шут ровным тоном и поднялся: – Я принесу тебе воды.
Пока его не было, мои мысли убрели далеко, и к его возвращению я уже перебирал вслух все то, за что я не любил Розмари. Но Розмари была ученицей Чейда, и Кетриккен заботилась и доверяла ей, и я чувствовал себя виноватым за то, что не разделял их чувств. Поэтому я перешел на то, в чем еще был виноват перед этими двоими, а потом перед Дьютифулом, и Неттл, и Молли… Шут сидел в ногах кровати, массируя виски и страдальчески глядя в сторону, и время от времени пытался отвлечь меня, подавая воду или спрашивая, как я себя чувствую, но чем дальше, тем труднее было сбить меня с мысли. Я думаю, он рад был бы уйти, но когда он выходил, я порывался идти следом: мне был необходим собеседник, и хотя отрава заставила мои ноги заплетаться, но я сумел бы выползти в коридор и двинуться дальше.
Спустя несколько часов, как мне показалось, зашел Илим: я слышал его голос, когда Шут разговаривал с ним в соседней комнате. Потом оттуда же донесся лай собаки, и я удивился, не почувствовав пса, хотя должен был, эльфова кора действовала на Скилл, но не на Уит. Я потянулся Уитом, но не ощутил ничего. Это испугало меня еще больше, чем потеря Скилла – она уже была мне знакома, но Уита я не лишался никогда. Я вскочил, упал, поднялся и упал снова; пока я добрался до двери комнаты, Шут успел выставить Илима и встретил меня на пороге.
– Уит! – прохрипел я и по притолоке сполз на колени. Он опустился передо мной, так что мы стояли лицом к лицу.
– Что, Фитц? – напряженно спросил он.
– Уит… его тоже нет. Как и Скилла. Отрава… – я покачал головой, Шут поджал губы, что-то обдумывая. – Ничего не чувствую. С Илимом была собака?
– Да, местной породы…
– Я не почувствовал. Пока не услышал лай. Я потянулся к ней, но ничего не почувствовал…
Я вспомнил, как пытался проверить действие Скилла с ним, когда меня отравили так впервые. Вспомнил, что Ночной Волк называл связь между нами похожей скорее на Уит, чем на Скилл. И потянулся к его правой руке.
– Нет, Фитц! – воскликнул Шут, убирая руку за спину. – Это не поможет, ты же знаешь. Мы уже пробовали. Теперь связи нет…
– Потому что ты ее разорвал, – кивнул я горько. – Решил – и разорвал, не спросив меня. Зачем, Шут? Я не понимаю…
Он покачал головой.
– Я объяснял тебе тогда и не буду повторять этого сейчас. Тем более – пока ты в таком состоянии.
Я наблюдал, как движутся его губы, прямо передо мной. Мне вспомнилось, как он передавал мне воспоминания – как Девушка-на-Драконе передавала их ему. Почему поцелуем? Не прикосновением? Может быть, поцелуй помогает Скиллу? Может быть, так я смогу почувствовать…
Я потянулся к нему, и он повернулся боком, пряча от меня правую руку; но мне была нужна не она. Я положил руку ему на затылок, притягивая к себе, и неуклюже прижался ртом к его рту, неуклюже, попав на край. Он рванулся, но мои пальцы запутались в его длинных волосах, я подался вперед и принялся целовать его сомкнутые губы, пытаясь раздвинуть их и в то же время толкаясь навстречу и Скиллом, и Уитом одновременно.
Наконец его рот смягчился и разжался; я почувствовал, что он тоже целует меня, очень нежно, и его ладони легли мне на затылок… Это продолжалось всего секунду, а потом его пальцы нажали мне на шею у основания черепа, я ощутил мгновенную острую боль – и наступила темнота, в которой не было ничего.

Не знаю, сколько времени я пробыл в небытии, прежде чем вернуться в лихорадочные грезы, сопровождающиеся острой жалостью и одновременно ненавистью к себе. В этом унизительном состоянии я пролежал до вечера следующего дня; Шут все время был рядом со мной, его темное лицо не выдавало никаких эмоций, пока я рассказывал ему обо всех своих грехах и печалях. Он подавал мне воду и решительно укладывал обратно в постель, когда я порывался встать; все это он делал молча.
Пару раз, как мне показалось, в комнате появлялся Илим. Я не могу быть уверенным в этом, потому что на сей раз отрава делала нечто странное с моим восприятием реальности – все плыло, время текло то быстро, то медленно, и мое тело то полнилось силой, то становилось слабым, как у новорожденного. Под конец слабость взяла верх, и я заснул.
Когда я снова открыл глаза, Шут сидел в ногах моей кровати в неловкой позе; присмотревшись, я понял, что он спит. Мне стало стыдно: он еще не совсем оправился после своей лихорадки, а тут был вынужден ухаживать за мной и выслушивать мой мрачный бред. Я постарался сесть на кровати как можно тише, но едва покрывала зашелестели, как он вздрогнул и посмотрел на меня ясным взглядом, без тени сна.
– Как ты… – хрипло начал он и облизнул пересохшие губы, прежде чем продолжить: – Как ты себя чувствуешь, Фитц?
Его губы влажно блестели в полумраке спальни. Я почему-то не мог перестать смотреть на них. Потом я вспомнил – ясно, как будто это только что произошло – свою попытку пробиться к нему магией, и меня обожгло стыдом.
– Фитц? – настойчиво переспросил он, выпрямляясь. Я прислушался к своим ощущениям: Скилл и Уит были мне по-прежнему недоступны, тело покрыто липким неприятным потом, в желудке пусто, а в голове мутно – но в целом я мог честно сказать, что чувствую себя неплохо, что и сделал.
Шут внимательно осмотрел меня, словно убеждаясь самостоятельно, а потом поднялся с кровати.
– В таком случае я прикажу слугам принести воду для умывания и еду. Не беспокойся, – предупредил он мои слова, – я скажу им, чтобы в еду не добавляли специи. Это местные приправы так на тебя подействовали. Здесь очень… своеобразная кухня.
– Понятно, – сумрачно кивнул я. Мое знакомство с Белой Землей складывалось не лучшим образом.
– Твоя одежда на спинке кровати, – ровным тоном сказал Шут, на мгновение замер у двери, а потом выскользнул из комнаты, так и не оглянувшись.
Я уставился на то место, где он стоял. Мне не понравился его тон: так он разговаривал со мной, когда сердился. Вполне вероятно, что он действительно был рассержен, и я догадывался, почему. Я сделал страшную глупость – Шут вряд ли понял, что я пытался дотянуться до него Скиллом или Уитом, и подумал… а что именно он подумал?
Я согнулся пополам на постели, упираясь локтями в колени и спрятав голову в ладони. Как Шут расценил мой поступок? Почему он разговаривает со мной так холодно? Если он понял, что это был неразумный порыв, что я не отвечал за свои действия, то у него нет для этого причин, разве что я еще наговорил что-нибудь в бреду… но сколько я ни напрягался, я не мог вспомнить, что именно нес. А если он подумал, что я сделал это искренне? Вряд ли, тогда он не был бы таким отстраненным. Разве что теперь его это не интересует? Это вполне вероятно, ведь я недвусмысленно отверг его, и он мог избавиться от тех чувств, которые испытывал ко мне, мог найти для них новый объект.
Эти размышления вызывали у меня неприятное чувство стыда и досады, и я постарался прогнать их, но это было непросто сделать. Мне удалось избавиться от них, и то не до конца, только когда слуга принес воду и таз для умывания. Я с наслаждением смыл липкий слой пота, покрывавший мое тело, и взял оставленную мне одежду. Из того, что я привез собой, в стопке была только рубашка; все остальное было сшито явно в Шести Герцогствах, но гораздо богаче и элегантнее моего походного гардероба, и яркие цвета выбирал точно не я. Однако когда я нерешительно оделся, все село на меня как влитое. В углу спальни тускло блестело зеркало: подойдя к нему, я удивился своему отражению. Так хорошо я одевался только по праздникам, когда Пейшенс и Молли заставляли меня принарядиться. В обычные дни, даже находясь в Баккипе, я предпочитал простые камзолы, хотя и лучшего качества и из лучших тканей, чем те, которые носил в молодости. Этот камзол невольно напомнил мне лорда Голдена и его стремление разрядить меня в пух и прах.
Слуга появился снова, на этот раз с полным подносом еды. Я подозрительно обнюхивал и пробовал кончиком языка каждый кусочек, пока не убедился, что нигде нет и следа той дряни, которая стала причиной моей болезни, а после этого жадностью набросился на еду.
Утолив голод, я выглянул за дверь в поисках Шута. Мне было неловко и дальше злоупотреблять его гостеприимством; с другой стороны, у меня накопилось к нему много вопросов. Дверь вела в гостиную, и Шут сидел в низком кресле у камина, почти спиной ко мне. А в кресле напротив расположился Илим.
Я поджал губы и вышел из спальни, стараясь выглядеть как можно увереннее. Илим поднял на меня мрачный взгляд.
– Я хотел бы поговорить с нарой Кофетри, – сказал я вежливо, но жестко.
Илим дернул уголком рта.
– Я не имею права тебе возражать, арэладн, но лучше бы тебе выбрать для этого другое время, – сказал он приглушенным голосом.
Я почувствовал, что начинаю сердиться.
– Почему бы это? – поинтересовался я.
Вместо ответа он жестом указал мне на Шута, который не пошевелился за все время нашего обмена репликами. Обойдя кресло, я увидел, что он спит, уронив голову на плечо; под глазами залегли глубокие тени, и я не сразу понял, что не освещение виновато – это следы усталости. Я замер, ощущая, как чувство вины, пережитое мной во время бреда, и испытанный по пробуждении стыд возвращаются ко мне снова.
– Ты позволишь ей поспать? – сухо спросил Илим, и я обернулся к нему, пораженный и возмущенный постановкой вопроса. Но он не издевался, я видел это по его взгляду.
– Разумеется! – вполголоса воскликнул я.
– Тогда я отнесу ее в постель, а тебе лучше отправляться к себе, – бросил Илим, поднимаясь. Он легко и бережно поднял Кофетри на руки и перекатил ее голову к себе на плечо.
– Куда ты ее несешь? – рявкнул я, когда он направился к двери, противоположной двери в спальню. Он остановился и покосился на меня через плечо.
– В ее спальне нужно менять постель. Я положу ее в своей, – не дожидаясь моего ответа, он ловким движением открыл дверь и плотно прикрыл за собой.
Я стоял посреди комнаты, пораженный. Похоже, мои предположения оказывались верны, иначе почему бы Кофетри и Илим жили в смежных покоях, и почему Илим вел себя так уверенно.
Наконец я опомнился и вышел, почти выбежал из комнаты.

@темы: фики, Р. Хобб, Шут и Убийца

---

02.04.2009 в 10:47

Пишет  Abyss de Lynx:

ОТКРЫТИЕ РЕГИСТРАЦИИ

Дорогие друзья!

Регистрация на весенний Slash-Non-Kon, который пройдет в Москве 09 мая 2009 года, объявляется открытой.
В этом году тематика весеннего {нон}кона - комиксы и их экранизации (разумеется, это не исключает и других фэндомов).

Страница регистрации.
Также...
Каждую весну мы награждаем авторов лучших текстов, размещенных за предыдущий год. Победителей определяет голосование. Кто голосует? Вы! В этом году мы для Вашего удобства представляем список произведений, которые уже набрали достаточное количество голосов на сайте, чтобы побороться за первое место. Читайте и голосуйте!
Следите за новостями.

С уважением,
Оргиекомитет

будем благодарны за помощь в распространении

Мы приносим свои извинения за имевшую место быть дезинформацию относительно другой даты, а также просим прощения у иногородних гостей, которым это причинит неудобства.
Очень просим всех, кто уже продублировал мессагу, внести в нее изменение даты. Заранее спасибо!

@темы: на правах рекламы

---

оргмомент

Дорогие читатели "Шута и Убийцы",

чтобы вас не пугало мое долгое молчание, сообщаю:
- Фик дописан до 22 главы из запланированных 25-26. Главы с 14 и далее находятся в бета-ридинге.
- Главы с 23 по эпилог существуют в черновиках разного объема и в виде подробного плана. Они будут дописаны.
- Ряд событий в реале не позволяет мне дописать недописанное, а бетам - добетить недобеченное. Как только мы найдем на это время, все будет доделано и вывешено.

@темы: оргмомент, Шут и Убийца

---

Драбблы по Whoniverse

Три драббла, которые технически являются записанными в относительно художественной форме plot bunny - завязками для сюжета. Развивать сюжет я не буду, но если кто-то захочет взять кролика себе и продолжить, мы можем это обсудить

Драббл первый
Кроссовер Torchwood/Doctor Who
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Десятый Доктор, Джон Харт, Джек Харкнесс
Таймлайн: после всех вышедших на текущий момент выпусков обоих сериалов.

Площадь Роальда Даля. Полдень. Двадцать первый век.

Площадь Роальда Даля. Полдень.
- Кардифф, двадцать первый век. Лучшего места для отдыха не найти, - говорит через плечо человек, выходящий из синей полицейской будки, которой несколько секунд назад здесь еще не было. - О, привет! - машет он кому-то рукой.
- Не начинай, - закатывает глаза второй, оставшийся в дверях будки.
- Я только поздоровался!
- В твоем исполнении считается за флирт. И с кем ты здоровался?
- Вон с той крошкой.
- Это пудель.
- Он милый. И не закатывай на меня глаза.
- Ты стоишь ко мне спиной.
- Я все равно знаю, что ты это делаешь. И сейчас тоже. Привет, детка!
- Ты назвал деткой полицейского.
- Да, и что?
- По-моему, ему это не понравилось.
Полицейский подходит, помахивая дубинкой.
- Эй, приятель, - хмурится он. - Ты ошибся адресом, тебе на Чарльз-стрит (*). Хотя я не слыхал, чтобы там был день исторического костюма. - Приглядевшись, он скалится: - По-моему, на тебе что-то лишнее.
- Хочешь меня раздеть, детка? - подмигивает нарушитель спокойствия.
- Нет, мне не нравятся твои пушки. И хватит строить мне глазки, - дубинка начинает покачиваться по опасной амплитуде.
- Кардифф, двадцать первый век. Не понимаю, как ты терпишь эту узость взглядов, - обращается нарушитель спокойствия к своему спутнику, игнорируя полицейского.
- Не понимаю, как ты умудряешься создавать неприятности на ровном месте. Это всегда было моей прерогативой. Кстати об узости взглядов: Джек, если я смотрю прямо сквозь тебя, это не значит, что фильтр восприятия на меня действует.
Полицейский подпрыгивает на месте, когда как будто из воздуха появляется еще один человек, в серой шинели. Он прожигает взглядом парня в гусарском доломане, который ухмыляется так, словно у него случилось внеплановое Рождество.
- В Тардис. И ты, Доктор, - добавляет он, покосившись на того, кто так и стоит в дверях полицейской будки, и, явно не рассчитывая на послушание, впихивает туда обоих, не дожидаясь, пока они войдут сами.
- Какого... - начинает полицейский.
- Это дело Торчвуда, и убери свою руку с моей задницы, Джон, - слышит он, прежде чем дверь будки закрывается, оставляя его гадать, как трое мужчин там поместились и чем они там занимаются.
- Чертов Торчвуд, - ворчит он и отправляется штрафовать хозяйку только что нагадившего на площади пуделя.

* Чарльз-стрит - гей-квартал в Кардиффе.


Драббл второй
Кроссовер Torchwood/Doctor Who
Рейтинг: PG
Персонажи: Донна, Торчвуд-Кардифф
Таймлайн: после всех вышедших на текущий момент выпусков обоих сериалов.

Для того, чтобы устроиться на работу в отделение Института Торчвуд в Кардиффе, нужно было найти его, войти в него...

Для того, чтобы устроиться на работу в отделение Института Торчвуд в Кардиффе, нужно было найти его, войти в него, отыскать капитана Джека Харкнесса и доказать ему свою полезность организации (или капитану лично).
Донна не знала об этом, и более того, не имела ни малейшего понятия о том, что собирается устраиваться на работу. Но лицо красавчика в старомодной шинели, встретившегося ей как-то вечером, показалось ей знакомым - неожиданно знакомым в совершенно чужом и непривычном городе, хотя припомнить, откуда, не удавалось - и она решила его отыскать. (То, что красавчик расстрелял в упор нечто, выглядевшее как гибрид гигантского таракана со стиральной машиной, и свалился вместе с ним под колеса внушительного черного джипа с надписьмю ТОРЧВУД на борту, после чего встал, отряхнулся и укатил на том же джипе раньше, чем она успела закрыть рот и вспомнить номер скорой, ее в конечном счете не слишком удивило. В Уэльсе все странные, это она успела понять за несколько месяцев, прошедших с переезда.)
Наверное, стоило поговорить об этом с дедушкой; но Донну не оставляло отчетливое чувство, что это приведет всего лишь к очередному взгляду, полному сочувствия, и молчанию, как бывало каждый раз, когда она делилась с дедом тем странным, что буквально сыпалось на нее с тех пор, как она пришла в себя после аварии. Это выводило из себя больше, чем мамины сочувственные взгляды и неожиданно мягкое обхождение. Она не знала, что там произошло во время катастрофы, вызвавшей ее амнезию; но что нечто большее, чем ей рассказывали, было бы очевидно даже человеку, никогда не смотревшему мыльные оперы.
Ей вряд ли удалось бы угнаться за джипом на своей маленькой машинке, но от места встречи до площади Роальда Даля, где джип, судя по всему, растаял в воздухе, было недалеко. Остальное было делом техники: разузнать, какие организации есть поблизости; выяснить, что ни одна из них не называется "Торчвуд"; обойти окрестные забегаловки, торгующие на вынос, и в китайском фаст-фуде обнаружить в числе заказчиков знакомое название.
Нагруженная пакетами с коробочками, источающими пряный запах, Донна вошла в мрачноватое маленькое помещение Туристического Информационного Центра. Молодой человек в полосатом костюме поднялся ей навстречу.
- Ваш заказ, сэр, - Донна обезоруживающе улыбнулась. - На имя Торчвуд?
Молодой человек окинул ее загадочным взглядом.
- На имя Торчвуд. Замечательно. Прошу, - он нажал что-то, и в стене открылась еще одна дверь. Молодой человек прошел в нее и сделал приглашающий жест в сторону Донны. - Я провожу.
"Я как чертова Алиса в чертовой кроличьей норе", - мелькнуло у Донны в голове при виде темноватых коридоров. Молодой человек, правда, не выказывал никакой спешки, свойственной Белому Кролику - напротив, шагал нарочито неторопливо, словно давая ей возможность все рассмотреть. А когда их путь закончился огромным помещением, наполненным множеством вещей, которые нельзя было назвать иначе как странными, все мысли и вовсе испарились у нее из головы; она даже не заметила, как молодой человек исчез куда-то, слишком увлеченная разглядыванием.
- Кто на этот раз заказывал еду на имя Торчвуда? - донеслось до нее откуда-то сверху еле слышно. Говоривший пытался сделать интонации строгими, но веселье в его голосе было очевидно.
- Я, сэр. Прошу прощения, сэр, - молодой человек с ресепшн и не собирался извиняться. - Я подумал, что нам может пригодиться пополнение в кадрах, сэр.
- Янто Джонс! - начальственно возмутился первый голос. - Ладно. Я разберусь с тобой позже. - А вот эти интонации совершенно точно следовало расценивать как харрасмент.
Впрочем, задуматься об этом она не успела; дверь кабинета наверху открылась, и на галерею вышел искомый красавчик, с выражением лица суровым и сосредоточенным. Она приветствовала его своей лучшей улыбкой.
- Донна Ноубл! - суровость с лица красавчика как рукой сняло. Он сбежал по ступенькам ей навстречу. - Какая неожиданность!
Судя по всему, для двух других присутствующих это было не меньшей неожиданностью. Как и для нее самой. Донна неосознанно выставила коробки с едой перед собой, как щит.
- Мы знакомы?

Драббл третий
Фэндом: Torchwood
Рейтинг: PG
Персонажи: Торчвуд-Кардифф, Торчвуд-Глазго
Таймлайн: после всех вышедших на текущий момент выпусков обоих сериалов.

Проблема в Лондоне

- Нам разве не налево? - Гвен перевела взгляд с GPS-навигатора на сидевшего за рулем Янто.
- Так будет быстрее, - встрял Джек прежде, чем Янто успел что-нибудь ответить, и поймал его взгляд в зеркале заднего вида. На самом деле так они проигрывали пару минут; но дорога, уходившая налево, вела мимо Кэнэри-Уорф. Они - особенно Янто - и без того не нуждались в напоминаниях о причине, по которой, вместо того, чтобы сидеть в Кардиффе, мчались по Лондону разбираться с образовавшейся - даже не на Рождество! - Проблемой инопланетного происхождения. Лондонского Торчвуда не было.
А Доктор не явился вовремя.
Как обычно, пара минут оказалась принципиальной - в том смысле, что когда они, распугав полицейское оцепление и голубей, выехали на Трафальгарскую площадь, где обосновалась Проблема, там уже стояла группа людей в форменных куртках с эмблемой Торчвуда (форменных! куртках! с эмблемой!) и держала Проблему на прицеле.
- Торчвуд-Глазго, - сквозь зубы пробормотал Джек, выпрыгивая из машины и шагая к Проблеме демонстративно героической походкой. Шинель стелилась по ветру, придавая его облику внушительность. Гвен и Янто, чеканно шагающие следом с пистолетами наизготовку, дополняли образ Бесстрашного Лидера.
- Торчвуд-Кардифф, - пропел Очень Странный Парень, не оборачиваясь. - Вы не торопились.
Джек очень выразительно его проигнорировал. Проблема колыхнулась, видимо, в знак приветствия.
- Торчвуд-Кардифф? - в тон Очень Странному Парню произнес человек, стоявший ближе всех к Проблеме. Но в отличие от Очень Странного Парня, он обернулся.
Три снятых предохранителя щелкнули совершенно синхронно.
- И вам доброго дня, - вздохнул в ответ сменивший доломан на куртку Торчвуда Джон Харт, без особого волнения глядя в дула пистолетов Торчвуда-Кардифф.
- Почему вы целитесь в моего сотрудника? - поинтересовался Очень Странный Парень, все так же не оборачиваясь.
- Вашего сотрудника? - выдохнула Гвен. Янто нахмурился. Джек глухо застонал.
- Джек когда-нибудь говорил вам, что я могу влезть куда угодно без смазки? Так вот, речь шла не только о сексе, - ухмыльнулся Харт.

@темы: Whoniverse, драбблы

---

Пишет  tes3m:

Ладно, хватит печатать то, что пишут о слэше у нас, буду переводить...
"Когда я пытаюсь объяснить cлэш тем, кто не является его поклонником, я часто ссылаюсь на один момент в "Star Trek: The Wrath of Khan "("Звездный Путь II. Гнев Хана"): когда Спок умирает и там стоит Кирк, двух давних друзей разделяет стеклянная стена. Они оба тянутся друг к другу, их руки давят на стекло, пытаясь установить физический контакт. У них обоих так много того,что они хотят сказать, и так мало времени, чтобы сказать это. Спок называет Кирка своим другом, это самое полное выражение их чувств во всех сериях. Почти все, кто наблюдает эту сцену, чувствуют страсть, которую разделяют эти двое мужчин, жажду чего-то большего, чем то, что им позволено. И я говорю моим слушателям- неслэшерам, что слэш - это то, что случается, когда вы убираете стекло. Стеклянная стена,как я понимаю, чаще социальная, а не физическая; стеклянная стена представляет те аспекты традиционной мужественности, которые мешают эмоциональной выразительности или физической близости между мужчинами,те аспекты, которые блокируют возможность истинной мужской дружбы. Слэш - то, что случается, когда вы убираете эти барьеры и воображаете то, на что мог бы быть похожим новый вид мужской дружбы. Одна из самых захватывающих вещей в слэше - то, что он учит нас, как различить признаки эмоциональной заботы под всеми масками, которыми традиционная мужская культура пытается подавить или скрыть эти чувства."

Генри Дженкинс " Признания мужчины-поклонника слэша." SBF, 1 мая 1993

@темы: теория, цитаты

---

AU-фест: опрос

26.02.2009 в 07:55

Пишет  Abyss de Lynx:

ОПРОС. Если вам это понравится, мы сделаем это!
Как насчет феста AU?
Основная идея - что, если все пошло чуть-чуть иначе? Например, Эль Драко не пошел к Патриции, или Пассионарио ничего не предсказывал Эльвире и Кире, или, например, Валента вернулась из боя с драконом? А Эйрел Форкосиган убил Форратьера во время пытки Элен, да и вообще - вдруг он Джеса не бросил в свое время? Майлз как-то решил-таки уступить безмолвной просьбе своего капитана, и что из этого вышло? Или Дикон таки отравил Алву. Или, наоборот, НЕ отравил. А что, если Эгмонт Окделл отказался участвовать в восстании... или вообще - не женился на Мирабелле?.. Да и вообще - мало ли можно придумать?
Если Шульдих родился пророком, а Кроуфорд - телепатом? Да и вообще, Шуичи Такатори женился-таки на своей возлюбленной?
А что, если родителей Брюса Уэйна не убили?..
В общем, простор полный. И тут любопытен и джен, и гет, и слэш, и фем. Ксено- и прочие морфы, надеюсь, тоже найдут, чем порадовать. Мультифандом!
НО!!! Внимание! Имеются в виду именно что ветви основного текста, ни в коем разе не что-то вроде "среднеамериканская школа и герои там". Отбор будет вестись строго. Увижу хоть один такой текст - безо всякой жалости сниму с феста.
Кому идея нравится? Будете принимать участие? Если будете, мы сделаем его =)
Посодействуйте, хотелось бы побольше народа собрать.

В исходном посте есть голосование. Поучаствуйте!

---

знаки препинания

Очень полезная для всия фэндома и всия дайри ссылка:

Правила расстановки знаков препинания.

Кросспост приветствуется.

@темы: ссылки, лингвофашизм