Абрикосовый бренди распутает узел гортани (c) chtez
Шут и Убийца
Фандом: Робин Хобб, "Сага о Шуте и Убийце"
Первые читатели: origami и Кларисса
Бета-читатели: Helga и origami
Объем: novel-length
Pairing: очевиден
Рейтинг: неторопливо нарастающий до R (а тем, кто любит погорячее, обещаю бонусом высокорейтинговые драбблы)
Summary: Прошло семь лет, и Фитц доволен своей жизнью. Но случай снова сводит его с Шутом. К чему приведет новая встреча Пророка и Изменяющего - и двух людей, чья близость преодолела даже смерть?
Эпиграфы: романы Робин Хобб в официальном переводе издательства ЭКСМО
Размещение: обсуждаемо, но только после того, как текст будет окончательно выложен здесь.
Ранее: Пролог 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 Эпилог
Тут был свет, и цветы, и изобилие красок. В углу стоял ткацкий станок и корзины с прекрасными тонкими нитками разных ярких цветов. Сотканное покрывало на постели и драпировки на открытых окнах были не похожи ни на что, виденное мною, — они были покрыты геометрическими узорами, из которых каким то образом получались покрытые цветами поля под синим небом. В широкой глиняной миске с большими водяными цветами среди стеблей плавал изящный серебряный лебедь. Дно миски было засыпано яркими камешками. Я пытался вообразить бесцветного циничного шута среди этих красок и искусно сделанных вещей. Я сделал еще шаг в комнату и увидел нечто, отчего мое сердце упало.
Некоторое время я бродил по замку, но настороженные и любопытные взгляды скоро заставили меня искать убежища. Мне не хотелось возвращаться в комнаты Шута, но и идти в отведенную мне келейку не было никакого желания. Я продолжил свои блуждания по замку, решив, что если зайду в неположенное мне место, всегда смогу сказать, что заплутал.
читать дальшеВо мне кипели два чувства: злость и стыд. Я злился на Шута – за то, что тот держался так отстраненно, что не предупредил меня вовремя и что не давал ответов ни на один из моих вопросов, хотя знал, как мучает меня неведение и как неприятны его загадки. И в то же время я стыдился собственной злости, особенно после того, как Шут столько времени провел, ухаживая за мной; и стыдился того, что наговорил или мог ему наговорить; и стыдился своего порыва, о котором не желал вспоминать, но и перестать думать не мог. В результате я сердился еще и на себя. Это был замкнутый круг из эмоций, разраставшийся с новым витком, и вскоре я почти не видел, куда иду, погруженный в их бурление.
Несколько узких коридоров и галерей привели меня к подножию винтовой лестницы, уходившей вверх в темноту. Я не был уверен, следует ли мне туда идти, но хотя в углах ступеней скопилась пыль, лестница выглядела так, словно по ней ходят регулярно. Рядом с горевшим у ее подножия факелом был запасной; я зажег его и начал осторожно подниматься.
Лестница оказалась очень длинной – я попытался прикинуть, в какой из башен нахожусь, но снаружи замок я видел слишком недолго, чтобы вспомнить. До самого верха – ни одной площадки, ни одного ответвления, ни одной двери, не было даже бойниц в стенах. Единственная дверь в башне обнаружилась в конце многочисленных ступеней. Она открылась беззвучно, легко провернувшись на хорошо смазанных петлях.
И мне в глаза ударил золотой свет заката – такой яркий, что пришлось моргать, смахивая выступившие слезы. А когда я проморгался и разглядел место, в котором оказался, то словно остолбенел. Комната утопала в цветах, заполнявших огромные вазы; с ткацкого станка свисали разноцветные нити, и холодный камень стен был скрыт под гобеленами, на которых замысловатые узоры загадочным образом складывались в красочные рисунки. Таким же было тканое покрывало на большой кровати, полускрытой гирляндами из цветов и листьев. Я невольно сделал шаг вперед, ожидая в любую минуту увидеть колыбель с глиняным младенцем; и в то же время я почувствовал внутри неприятный холодок, ощущение опасности, что буду пойман с поличным. Эта комната была удивительно похожа на комнату Шута в башне Баккипа.
Пораженный при первом впечатлении подобным сходством, только спустя какое-то время я увидел, что различий гораздо больше. Узоры на ткани были совершенно не такими, какие любил Шут, а резкими, льдисто-колючими, напоминавшими те, которые я видел на одежде местных жителей. Цветы при ближайшем рассмотрении оказались искусно сделанными из лоскутков – неудивительно, учитывая белоземские холода. Вместо рыбок в низких широких сосудах здесь обитали зябко нахохлившиеся птички в клетках.
Рассматривая убранство комнаты, я незаметно для самого себя шаг за шагом заходил все глубже. Я был уверен, что в ней никого нет; даже когда я стоял вплотную к кровати, мне сперва показалось, что она просто не совсем ровно застелена. И лишь когда я заглянул под низко свесившуюся цветочную гроздь, то увидел обитателя комнаты, которого в первый момент принял за восковую куклу. Желто-серое лицо – череп, обтянутый пергаментной кожей, с запавшими закрытыми глазами и узким провалом рта, в окружении сухих ломких волос, изначальный цвет которых невозможно было определить. Только едва заметное колебание прилипшей к губам паутинной пряди говорило о том, что лежащий в постели человек – живой.
Я стоял над ним долго, ошеломленный своей находкой; потом меня охватило жуткое чувство, словно я стою над разрытой могилой, в которой ворочается мертвец и взывает ко мне, прося помочь выбраться. Я бросился прочь из комнаты, насколько мог быстро и бесшумно, и бежал по лестнице до самого конца ступеней. Выскочив за дверь башни, я не сразу сумел отдышаться, но почти не дал себе времени передохнуть, спеша оказаться подальше как можно быстрее.
Вероятно, из-за пережитого волнения я пропустил какой-то поворот, и мне не удалось найти обратную дорогу. Я плутал по замку, пока не наткнулся на очередного мальчишку-слугу, который спешил куда-то, но послушно повел меня к моей комнате. Едва я успел расстегнуть камзол, как в дверь постучали. Это был другой слуга, который был прислан проводить меня на пир.
В пиршественный зал я шел с комком в горле. Я не представлял, как буду есть местную пищу. Я не знал, каким будет немедленный эффект, если я съем ее так скоро после предыдущего отравления; но самое главное – я боялся воздействия, которое местные приправы могли оказать на мою магию. Однако я понимал, что не могу позволить себе отказаться от угощения, этим я нанесу оскорбление своим хозяевам. По дороге я искал оправдания тому, что не ем, но все они казались мне не слишком убедительными.
Пиршественный зал напомнил мне Баккип времен короля Шрюда: просторный и почти без украшений, не считая гербов, флагов и звериных голов на стенах. За простыми столами люди сидели на широких лавках, под ногами вертелись псы и кошки, огрызаясь друг на друга, и вокруг царила грубоватая и незамысловатая атмосфера, больше напоминавшая казарму, чем двор.
Меня усадили неожиданно близко к королевскому столу. Оглядевшись, я заметил, что пирующие распределяются не совсем так, как принято в Баккипе. Как и у нас, здесь ближе к столу короля сидели люди, выглядевшие более богатыми и, видимо, с более высокими титулами, чем у тех, кто сидел дальше; однако что-то показалось мне странным, хотя я не сразу понял, что. За верхними столами не было женщин. Они все сидели в другом конце зала, за отдельными столами. Прищурившись, я сумел рассмотреть Кофетри за одним из ближайших женских столов; она оживленно разговаривала с соседками, бурно жестикулируя.
Повернувшись обратно, я встретился взглядом с Илимом, который сидел почти у самого королевского стола и тоже пристально наблюдал за Кофетри. Поймав мой взгляд, он нахмурился и порывисто отвернулся.
Загудели гнусавые рога, и открылись двери за троном. Все разом поднялись на ноги; я последовал их примеру.
Король Арттар оказался широкоплечим мужчиной, с грудной клеткой, как бочка, и увесистыми кулаками. У него была короткая аккуратная борода, грива светлых волос, спадавшая на плечи, обветренные щеки и ярко-синие глаза со строгим прищуром. Он обвел зал взглядом, кивнул и сел в высокое кресло, служившее троном.
По правую руку от него сидел молодой человек, которого я уже видел во время путешествия следом за Кофетри, Арлет. По левую – полноватый мужчина с мягкими руками, давно не державшими меча. Я удивился, потому что полагал, что одно из этих мест предназначено для королевы – статной и очень красивой женщины с короной светлых волос, живо напомнившей мне Кетриккен. Но она терпеливо дождалась, пока мужчины займут свои места, стоя у края стола. Когда все устроились, она подошла к королю и наполнила вином кубок ему, а затем Арлету. Это послужило сигналом: по залу засновали слуги, разливая вино и принося еду. А королева, не обращая внимания на суету, спустилась с возвышения и села во главе одного из женских столов.
Передо мной неожиданно поставили отдельную тарелку, где было понемногу от разных блюд, и высокий кувшин. Я удивленно обернулся к слуге, который их принес, но он уже исчез.
Я был очень голоден, и запахи пищи заставили мой желудок ворчать, а голову – кружиться; но я не мог заставить себя взять в рот ни кусочка, помня об отраве. Я понимал, что должен поесть, если не для того, чтобы насытиться, то для того, чтобы белоземцы не решили, будто я брезгую их пищей. На меня уже кидали косые взгляды, и я потянулся к кувшину, чтобы наполнить кубок, но не представлял, как буду пить.
Неожиданно за столом стало странно тихо. Я поднял голову, пытаясь понять, в чем дело, но тут мне через плечо протянулась рука в перчатке с двумя расписными деревянными палочками, и сквозь густой запах мяса и вина пробился тонкий аромат цветочных духов. Я обернулся и оказался лицом к лицу с Кофетри, так что пряди ее распущенных волос защекотали мне ухо, и мне пришлось отодвинуться. Кофетри ловко подцепила палочками кусочек еды с моей тарелки и поднесла ко рту. Задумчиво прожевав, она сказала:
– Здесь нет пряностей, как я и просила. Ни крошки.
Так же неторопливо она плеснула вина в мой кубок и сделала глоток. Поморщившись, она тем не менее одобрительно кивнула:
– Обычное горячее вино, только ужасно кислое. С пряностями гораздо вкуснее.
Я заметил, с какими потрясенными лицами на нее смотрят воины, не только за моим столом, но и за соседними. Немного наклонившись, я увидел, что даже король наблюдает за нами, и выражение его лица мне не понравилось. Потом он перевел хмурый взгляд на Илима, который выглядел шокированным поведением Кофетри. Но она просто поставила кубок на место и выпрямилась.
– Все в порядке. Эту пищу ты можешь есть спокойно, арэладн, – сказала она и пошла обратно на свое место.
Последнее слово, которое многие расслышали в установившемся напряженном молчании, словно все объяснило. На Кофетри немедленно перестали обращать внимание, и воины продолжили разговоры, будто ничего и не случилось.
Не зная, что мне теперь делать и как реагировать, я уставился в свою тарелку и сунул в рот кусок мяса. Оно было пресным, даже без соли, но зато я не почувствовал ни крошки эльфовой коры. Я запил его вином и едва удержался, чтобы не сморщиться – оно было горячим и очень кислым, как и сказала Кофетри. Некоторое время я молча ел, искоса поглядывая на своих соседей по столу. Я слушал их разговор, понимая не все, но большую часть – темы разговоров воинов не менялись никогда, и я даже мог бы поучаствовать в беседе, но не был уверен, следует ли встревать в нее, пока ко мне не обратились. Однако рослый воин с перебитым носом решил эту проблему за меня, обратившись ко мне с вопросом о том, откуда я и где нос сломали мне. Хотя мне пришлось солгать, сказав, что это результат сражения с «перекованными», зато вскоре меня слушал весь стол. Я успел заметить, что здесь принято рассказывать о боях и успехах еще более цветисто, чем у нас, и, несмотря на свой ломаный белоземский, постарался подражать местным обычаям. Мне нужно было заслужить уважение воинов.
Я действительно добился некоторых успехов, но уважение сопровождалось подливанием вина, и через пару часов я был уже изрядно пьян. Мне еще хватало самоконтроля, чтобы следить за тем, откуда мне подливают вино – из моего кувшина или других, и разговаривать более-менее внятно. Белоземцы, у которых не было причин себя сдерживать, разошлись не на шутку: вино лилось рекой, и строгий порядок за столами давно сгинул. В проходах показывали боевые приемы – с оружием в зал не пускали, но все равно казалось, что у движущихся фигур в руках мечи и топоры. В дальнем конце зала гудели рожки и брякал бубен, и кто-то уже лихо отплясывал.
Мне не было видно королеву с моего места, но за королевским столом я наблюдал весь вечер. Король Арттар мало чем отличался от своих воинов – рослый мужчина с громким смехом и жестким прищуром опытного бойца. Он разговаривал с воинами так, словно был одним из них, громко смеялся их грубоватым шуткам и пил много вина. Принц Арлет вел себя совсем по-другому. Он был еще очень молод, скорее жилистый, чем мускулистый, и рядом с дядей казался мальчишкой. В отличие от короля, простоватого, но прямого, он демонстрировал утонченные манеры, в которых проскальзывало немало джамелийского – нарочито изящные взмахи рук, чуть высокомерное остроумие. Он тоже много разговаривал, но совсем иначе, и часто морщил аристократический нос, слыша реплики собеседников короля, хотя в адрес самого короля ничего подобного не позволял. По сравнению с белоземскими кожей и мехами он был одет одновременно и роскошно, и непрактично – в бархат и парчу, а из многочисленных прорезей в рукавах его узкого камзола выглядывали складки блестящей шелковой ткани. Его волосы были аккуратно расчесаны и напомажены, косицы вместо кожаных шнуров обвиты вышитыми лентами с драгоценными бусинами на концах. На пальцах блестели тяжелые перстни. Он выглядел бесполезной яркой птицей среди бойцовых псов.
Я не смотрел на Илима, но, как выяснилось, постоянно держал его в поле зрения, поэтому заметил, когда он поднялся и отправился в женский конец зала. Проследив за ним, я увидел, как он садится за стол Кофетри; он был не первым, там уже сидело несколько мужчин. Осмотревшись повнимательнее, я понял, что за верхними столами пустует немало мест, а за женскими стало тесно. Судя по цветам и гербам на нарядах, многие мужчины присоединялись к своим женам и родственницам, а некоторые – к невестам и знакомым. Вели они себя не слишком сдержанно, по меркам двора Шести Герцогств – развязно: обнимали женщин, а за столами пониже и вовсе усаживали их на колени. Илим, правда, не позволял себе подобного.
Спустя некоторое время музыканты заиграли громче, и из-за столов стали подниматься пары. Я был не силен в танцах, поэтому остался сидеть, наблюдая за ними. Белоземские танцы были проще придворных танцев Шести Герцогств, скорее напоминая народные пляски со множеством скачков и притопов. Их танцевали все вместе – и благородные, и слуги; даже король прервал разговор и вместе с королевой встал в круг танцующих.
Я не знаю, почему так удивился, когда увидел в том же кругу высокую фигуру в коричневом с золотом. Я никогда не видел Шута танцующим с тех пор, как он перестал быть королевским скоморохом, хотя знал, что лорд Голден танцевать умеет и любит. Но утонченного джамелийского аристократа трудно было бы представить отплясывающим среди белоземцев. А Кофетри смотрелась среди них непринужденно и естественно. Рядом с высокими широкоплечими мужчинами она выглядела изящной, хотя сама была слишком высокой и широкоплечей для женщины. Верхнюю накидку из тяжелой шерсти с меховой опушкой она оставила на лавке, и теперь ее платье из многочисленных слоев тонкой ткани кружилось и вилось вокруг щиколоток. Она быстро запомнила несложные движения танцев и двигалась так грациозно и уверенно, словно всю жизнь только их и танцевала. Я заметил, что она добавляет свои элементы – например, в конце шага ее руки легко взлетали, завершая движение хлопком, и вскоре некоторые из танцующих женщин начали ей подражать.
Я понял, что уже долго смотрю на нее, забыв о разговоре, и поспешил отвернуться. Налив себе вина, я попытался вернуться к беседе, которая без меня обрела новое направление. Музыка сменилась на более быструю и веселую, и до меня донесся знакомый мелодичный смех. Я посмотрел туда снова: Илим, подхватив Кофетри за талию, ловко переставлял ее с места на место в одной из фигур танца, и она смеялась, запрокинув голову. Я сделал глоток из кубка и поморщился: местное вино было отвратительно кислым.
С пира я ушел поздно, нетвердой походкой и с тяжелой головой. Я был измучен и всерьез жалел, что увязался следом за Шутом, а не поехал вместе с посольством. На самом деле я вообще жалел, что поехал в Белую Землю, хотя это и было необходимо. За годы спокойной жизни я привык быть уверенным в своей еде, спутниках и завтрашнем дне; Чейд сказал бы, что я размяк. Но я действительно предпочел бы возвращаться в теплую постель к Молли, а не в пустую келью, где к тому же оказалось ужасно холодно. Или, по крайней мере, я хотел бы, чтобы кроме меня здесь были другие люди из Шести Герцогств, с которыми можно было бы поговорить о знакомых вещах и не опасаться каждым словом нечаянно пробудить их ярость или пропустить намеренное оскорбление в их речах. Отправляясь сюда, я, сам не замечая, рассчитывал на то, что эту роль возьмет на себя Шут. Несмотря на его манеру говорить загадками, он всегда был надежен, я мог доверить ему что угодно… по крайней мере, раньше. Но сейчас я уже не мог быть так уверен. Я едва видел его вне общества Илима, и даже когда мне удавалось остаться с Шутом наедине, он ускользал от всех ответов. Я не знал, какую игру он ведет. Вернее – какой танец танцует; так он, кажется, говорил о своей жизни? И с каждым партнером меняется ритм… Я, вероятно, был теперь не слишком подходящим партнером для него – с моей-то неуклюжестью. Теперь он предпочитал танцевать с Илимом, который, как я сегодня убедился, танцевал ловко и прекрасно подходил Кофетри. Я ощутил горечь, подступающую к горлу, но уснул, не успев понять, в чем ее причина – в обиде или изжоге.
Утром головная боль и жажда напомнили мне, что я выпил на пиру слишком много вина. В комнате не нашлось ни капли воды, поэтому мне пришлось отправиться за ней на кухню. Я напился, но на еду смотреть не мог. Зато я вспомнил, что с нашего приезда не видел Ластвилла. Баррич меня убил бы за такое пренебрежение конем, поэтому я поспешил исправиться.
Как выяснилось, переживал я зря: Ластвиллу отвели стойло из лучших, он был вычищен до блеска и выглядел по-королевски. При виде меня он фыркнул с долей обиды. На улице было пасмурно, но сухо и морозно, и я решил вывести его на прогулку. Мне самому хотелось размяться. Однако прогулка оказалась короче, чем я предполагал: когда мы выехали за стены замка, в окружающее его поле, покрытое снегом, я всем телом прочувствовал, чем здешние зимы отличаются от зим в Шести Герцогствах. Ветер носился над полем и пробирался под одежду, как бы старательно я не кутался. Ластвилл тоже быстро замерз, и я поспешил повернуть его обратно к замку.
– Какой красавец! – раздалось у меня за спиной на белоземском, когда я заводил Ластвилла в стойло.
Обернувшись, я увидел короля Арттара.
– Ваше величество, – я поспешил отвесить поклон, но он только отмахнулся.
– Без церемоний, гость. Как тебя зовут?
– Том Баджерлок.
Король оценивающе осмотрел меня.
– Ты, должно быть, хороший воин. И конь тебе под стать, – он подошел ближе и похлопал Ластвилла по шее; но конь почему-то шарахнулся в сторону и тревожно фыркнул, и мне пришлось его успокаивать. Однако Арттара это ничуть не смутило: – Наши кони хороши для Белой Земли, но с твоим не сравнятся.
Белоземские кони были тяжелее и выносливее, но медленнее. Впрочем, для местного климата и местных всадников, рослых и мускулистых, они подходили как нельзя лучше. Я сказал об этом, постаравшись сформулировать как можно изящнее на своем ломаном белоземском; получилось вроде «Ваши кони такие же богатыри, как ваши воины». Король довольно расхохотался.
– Ты прав, Том, – сказал он, отсмеявшись, – под нашими воинами такой конь, как у тебя, глядишь, сломается. И все же я хочу купить несколько иноземных лошадок. Откуда твой конь?
– С конюшни моего пасынка, – сказал я, думая, что если переговоры пройдут успешно, то такая покупка, несомненно, порадует Чивэла, а значит, и Молли.
– Пасынка? Ты, никак, тоже взял себе женщину мертвеца? – ухмыльнулся король. Я едва сдержался, чтобы не вздрогнуть от этих слов, но вспомнил, что в Белой Земле так называют вдов.
– Да, Ваше величество.
– Ха! Нам надо будет как-нибудь крепко выпить за это, Том, – он хлопнул меня по плечу, и у меня чуть не подогнулись колени от его силы. – Крепко выпьем, Том, за то, что берешь себе женщину, а в придачу получаешь сына! – он снова расхохотался, и я засмеялся вместе с ним, хотя не понял шутки. Королю подвели коня, а я занялся Ластвиллом.
Конюшня соединялась с замком узкой темной галереей, там было холодно, и по стенам расползались узоры инея. Я зашагал быстрее, спеша вернуться в относительное тепло замка, но в конце перехода навстречу мне из тени выступила невысокая фигура. Это была девушка, закутанная в плотную шерстяную накидку с необычайно ярким и каким-то тревожным узором, очень подходившим владелице. У нее была бледная даже для Белой Земли кожа, копна мелко вьющихся огненно-рыжих волос, казавшаяся слишком тяжелой для тонкой шеи, и огромные дымчато-серые глаза, смотревшие как будто сквозь меня. Черты ее лица были слишком острыми и неправильными, чтобы назвать их красивыми, но я не мог отвести от нее глаз, хотя не знал, чего в ней больше – привлекательного или пугающего. Она по-птичьи склонила голову к плечу, и ее взгляд неожиданно сосредоточился на мне, такой пристальный, что мне показалось, словно он пригвоздил меня к стене.
– Я тебя раньше не видела, – сказала она по-белоземски негромким низким голосом. – У тебя темные волосы. Ты чужестранец?
– Я из Шести Герцогств, – ответил я.
– Где это? – спросила она, делая шаг ближе.
– За горами, – сказал я, поежившись под ее взглядом.
Она казалась завороженной моей внешностью, особенно волосами. Наверное, я действительно выглядел для нее диковинкой – смуглый и черноволосый человек среди светлых белоземцев. Но такое внимание было для меня непривычным.
– За горами? – у нее вспыхнули глаза, и она подошла еще ближе, теперь глядя на меня снизу вверх. – Расскажи мне, как там за горами! Там все такие, как ты?
– Нет, там бывают разные люди… – начал я, но она не дослушала.
Протянув руку, она помяла в пальцах прядь моих волос.
– Мягкие, – прошептала девушка и зажмурилась, как довольная кошка: – Я думала, они будут как проволока, – быстрее, чем я успел отстраниться, она уверенным и очень женским жестом запустила руку мне в волосы. – Жестче, чем у моего брата – но мягкие. Мне нравится…
Я не понимал, что происходит, хотя мне становилось все тревожнее. Девушка была намного ниже ростом, и чтобы дотянуться до моих волос, встала ко мне вплотную, а теперь и вовсе прижималась всем телом, и вырывавшееся белым паром дыхание от ее шепота щекотало мне шею. Я попытался отодвинуться, но она не дала мне, а отталкивать ее я боялся. Она подняла вторую руку и прижала ладонь к моей щеке.
– И кожа мягкая, – удивленно сказала она, – мягче, чем у брата. Ты мне нравишься, – прямолинейно заявила она и толкнула меня к стене. От неожиданности я не удержался и впечатался спиной в холодные камни, а она тотчас же прильнула сильнее, припала к моей груди и принялась гладить мое лицо и перебирать волосы. Я не знал, что делать; мои попытки ее отодвинуть не увенчались успехом, хотя она выглядела хрупкой и легкой, а прикладывать большую силу я не смел из опасения причинить ей боль. К моему стыду, тело мое отреагировало именно так, как может отреагировать мужское тело на прижимающееся к нему женское.
– Нара! – воскликнул я, надеясь привести ее в чувство. – Нара, подождите…
– Илейда! – из дальнего конца галереи раздался возглас, разнесшийся по ней эхом. Девушка отпрянула от меня, словно кошка, которую облили водой. Накидка слетела с ее плеч, и она осталась стоять у противоположной стены, обхватив себя руками; ее платье было покрыто такими же странными узорами, яркими и тревожными, показавшимися мне смутно знакомыми.
Неловкость, которую я уже испытывал, усилилась многократно, когда я увидел, что человеком, окликнувшим девушку, был Илим. Он размашисто шагал к нам с каменным выражением лица. Я понял, что у меня пылают щеки, и, наверное, я представлял собой жалкое зрелище. Более того, я не знал, как он истолкует увиденное, но имел все причины полагать, что толкование может быть не в мою пользу. Я выпрямился, постаравшись принять по возможности достойный вид и приготовить объяснение, хотя сам хотел бы знать, как объяснить произошедшее. Однако Илим только смерил меня крайне презрительным взглядом и прошел мимо.
– Илейда, – тихо сказал он, остановившись напротив девушки. Она подняла к нему лицо; нижняя губа у нее дрожала, как у обиженного ребенка. Илим аккуратно взял ее за плечи и развернул к выходу из галереи. Она задрожала, не знаю, от обиды или от холода. Я поднял с пола упавшую накидку и протянул им. Илим выхватил ее у меня из рук, снова хлестнув взглядом, но не дал мне даже рта открыть. Он закутал плечи девушки, она мгновенно перестала дрожать и выпрямилась. Оглядевшись вокруг, она секунду смотрела на меня, снова словно насквозь. Потом она подчинилась руке Илима, мягко подталкивавшей ее к выходу. Они ушли, оставив меня стоять в промерзшей галерее в глубоком недоумении.
За ужином я краем глаза присматривался к женским столам, пытаясь разглядеть тут Илейду, но не увидел ее. Я был уверен, что не мог бы ее пропустить. Зато Илим был на своем обычном месте, и его взгляд, который я поймал, не сулил мне ничего хорошего. Дождавшись, пока было выпито достаточно вина и разговор зашел о женщинах, я решился упомянуть встреченную мной девушку. Результат был одновременно загадочным и красноречивым: мои собеседники переглянулись и замолчали. Я прикусил язык.
Неуютное молчание разрешилось самым неожиданным образом: рядом со мной на стол грохнулся тяжелый серебряный кубок, и мой сосед торопливо вскочил, освобождая место на лавке. Обернувшись, я увидел Арттара.
– Я обещал выпить с тобой, Том, – ухмыльнулся он.
– Да, Ваше величество, – кивнул я, покосившись на соседей по столу и пытаясь понять, как следует себя вести. Но, похоже, присутствие короля их мало смущало; они продолжали пить и есть, словно к ним подсел такой же воин. Впрочем, Арттар действительно был воином, и неплохим, об этом говорило его сложение и все повадки. Он сам налил себе вина из общего кувшина и подмигнул мне.
– За женщин мертвецов, Том!
Я поднял кубок, принимая тост. Арттар выпил вино до дна, и мне пришлось последовать его примеру.
– Скажи-ка, – сказал король, утирая усы, – кем был прежний мужчина твоей женщины?
Вопрос застал меня врасплох. Я не знал, что сказать. Баррич был слишком многим, но мало о чем я мог говорить вслух. К тому же у меня шумело в голове от выпитого, и я не сразу сумел вспомнить нужные слова чужого языка.
– Он был славным воином, – сказал я наконец. – Сильным и верным до конца. И умер в бою.
– Настоящий мужчина! – сказал Арттар громко. Его щеки над бородой были красными, и глаза блестели от выпитого. – От такого не зазорно принять женщину. Слыхал ты такую поговорку: «От славного воина возьми меч, женщину и сердце»?
– Нет, не слыхал, – я покачал головой.
– Так вот запомни ее! – Арттар хлопнул меня по плечу, на котором еще оставался синяк после нашей утренней встречи. – Что, славен был король Арсан? – обратился он к воинам. Те согласно закивали. – Выпьем его память! – Арттар снова наполнил кубок, так, что вино перелилось через край. Воины подняли кубки, и мне снова пришлось выпить больше, чем я бы хотел. Не успели кубки коснуться стола, как рыжий малый, сидевший напротив меня, рявкнул:
– Славен и король Арттар – выпьем его славу!
У белоземцев были луженые глотки и желудки. Я очень жалел, что на мне нарядный камзол, а не моя обычная одежда – в широкие темные рукава можно было бы вылить вино, но сейчас этот номер не прошел бы. Еще один-два королевских тоста, и я мог не надеяться вернуться сегодня в свою кровать; не то чтобы здесь это кого-нибудь удивляло – немало пирующих заканчивали вечер прямо на лавках или под ними. Но Арттар, допив вино, поднялся и отправился в женскую часть зала. Я видел, как он сел рядом с королевой, обхватив ее за талию, и наклонился к ее уху. Я сунул в рот кусок мяса, пытаясь удержать сознание ясным.
– Хороший у вас король, – сказал я, прожевав. В ответ раздались одобрительные возгласы и согласное хмыканье, в которых не было фальши. Это говорило о многом: короля Арттара любили воины, это я успел понять и по прежним их разговорам. То, как они говорили о нынешнем и прежнем королях, напоминало мне пересуды в казармах времен моего детства: тогда нередко сравнивали Чивэла и Верити, первого – блестящего дипломата, и второго – солдата и охотника. Арттар был мало похож на Верити манерами, но его люди отзывались о нем так же: как о хорошем воине, надежном и простом, как они сами.
– Скажи, нарад Том, хороших сыновей родила твоя женщина? – спросил рыжий. Я кивнул, про себя поморщившись: прямолинейность вопроса меня покоробила, но я уже понял, что в Белой Земле нравы были в чем-то проще и грубее.
– Твоя удача, – сказал мой сосед по столу, вернувшийся на свое место.
– Да уж, – хмыкнул седой воин, сидевший рядом с ним. – Хорошо бы Труда родила Арттару сыновей получше, чем Арсану.
Я невольно покосился на принца Арлета. Рыжий проследил мой взгляд и скривил рот.
– Арлет был неплохим парнишкой, но Арсан его разбаловал, – сказал он сурово. – Нельзя давать щенку столько воли, сколько он ему давал. И чужие земли не помогли, только хуже стало. Посмотрите на него – жеманится как баба! – он сплюнул и одним глотком ополовинил кубок.
– Ты не бреши, – пробурчал мой сосед, поглаживая бороду, но я не услышал в его голосе особого протеста, скорее недовольство тем, что рыжий ругает своего принца при чужаке. Я мог понять их: лощеный внешний вид и джамелийские манеры Арлета выглядели неестественно среди суровых белоземцев. Здесь ценили воинскую доблесть и силу и лучшими украшениями считали шрамы, а лучшим нарядом – доспехи; только небольшой кружок молодежи разделял вкусы Арлета. Среди последних мной были замечены Кранец и Стерен, спутники принца по путешествию. Как ни странно, Илим держался поодаль; большую часть ужина он беседовал с несколькими пожилыми аристократами за одним из верхних столов, а потом ушел к Кофетри, лишь ненадолго задержавшись за столом принца. Я подмечал все это, планируя вечером записать и передать потом Розмари. В который раз я поймал себя на сожалении о том, что служу лишней парой глаз и ушей не Чейду, а его ученице; даже при составлении отчетов мне приходилось постоянно помнить об этом, потому что порой я не был уверен, поймет ли Розмари то, что Чейд понимал мгновенно. Хотя старик не сомневался в своей ставленнице, меня сомнения одолевали часто. Тем не менее, я напомнил себе, что Чейд не отправил бы ее сюда, не считай он ее готовой к работе, и что у Чейда было опыта в подобных делах намного больше, чем у меня, а значит, все сомнения нужно гнать прочь.
Фандом: Робин Хобб, "Сага о Шуте и Убийце"
Первые читатели: origami и Кларисса
Бета-читатели: Helga и origami
Объем: novel-length
Pairing: очевиден
Рейтинг: неторопливо нарастающий до R (а тем, кто любит погорячее, обещаю бонусом высокорейтинговые драбблы)
Summary: Прошло семь лет, и Фитц доволен своей жизнью. Но случай снова сводит его с Шутом. К чему приведет новая встреча Пророка и Изменяющего - и двух людей, чья близость преодолела даже смерть?
Эпиграфы: романы Робин Хобб в официальном переводе издательства ЭКСМО
Размещение: обсуждаемо, но только после того, как текст будет окончательно выложен здесь.
Ранее: Пролог 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 Эпилог
ГЛАВА 15. БЕЛАЯ ЗЕМЛЯ
Тут был свет, и цветы, и изобилие красок. В углу стоял ткацкий станок и корзины с прекрасными тонкими нитками разных ярких цветов. Сотканное покрывало на постели и драпировки на открытых окнах были не похожи ни на что, виденное мною, — они были покрыты геометрическими узорами, из которых каким то образом получались покрытые цветами поля под синим небом. В широкой глиняной миске с большими водяными цветами среди стеблей плавал изящный серебряный лебедь. Дно миски было засыпано яркими камешками. Я пытался вообразить бесцветного циничного шута среди этих красок и искусно сделанных вещей. Я сделал еще шаг в комнату и увидел нечто, отчего мое сердце упало.
Некоторое время я бродил по замку, но настороженные и любопытные взгляды скоро заставили меня искать убежища. Мне не хотелось возвращаться в комнаты Шута, но и идти в отведенную мне келейку не было никакого желания. Я продолжил свои блуждания по замку, решив, что если зайду в неположенное мне место, всегда смогу сказать, что заплутал.
читать дальшеВо мне кипели два чувства: злость и стыд. Я злился на Шута – за то, что тот держался так отстраненно, что не предупредил меня вовремя и что не давал ответов ни на один из моих вопросов, хотя знал, как мучает меня неведение и как неприятны его загадки. И в то же время я стыдился собственной злости, особенно после того, как Шут столько времени провел, ухаживая за мной; и стыдился того, что наговорил или мог ему наговорить; и стыдился своего порыва, о котором не желал вспоминать, но и перестать думать не мог. В результате я сердился еще и на себя. Это был замкнутый круг из эмоций, разраставшийся с новым витком, и вскоре я почти не видел, куда иду, погруженный в их бурление.
Несколько узких коридоров и галерей привели меня к подножию винтовой лестницы, уходившей вверх в темноту. Я не был уверен, следует ли мне туда идти, но хотя в углах ступеней скопилась пыль, лестница выглядела так, словно по ней ходят регулярно. Рядом с горевшим у ее подножия факелом был запасной; я зажег его и начал осторожно подниматься.
Лестница оказалась очень длинной – я попытался прикинуть, в какой из башен нахожусь, но снаружи замок я видел слишком недолго, чтобы вспомнить. До самого верха – ни одной площадки, ни одного ответвления, ни одной двери, не было даже бойниц в стенах. Единственная дверь в башне обнаружилась в конце многочисленных ступеней. Она открылась беззвучно, легко провернувшись на хорошо смазанных петлях.
И мне в глаза ударил золотой свет заката – такой яркий, что пришлось моргать, смахивая выступившие слезы. А когда я проморгался и разглядел место, в котором оказался, то словно остолбенел. Комната утопала в цветах, заполнявших огромные вазы; с ткацкого станка свисали разноцветные нити, и холодный камень стен был скрыт под гобеленами, на которых замысловатые узоры загадочным образом складывались в красочные рисунки. Таким же было тканое покрывало на большой кровати, полускрытой гирляндами из цветов и листьев. Я невольно сделал шаг вперед, ожидая в любую минуту увидеть колыбель с глиняным младенцем; и в то же время я почувствовал внутри неприятный холодок, ощущение опасности, что буду пойман с поличным. Эта комната была удивительно похожа на комнату Шута в башне Баккипа.
Пораженный при первом впечатлении подобным сходством, только спустя какое-то время я увидел, что различий гораздо больше. Узоры на ткани были совершенно не такими, какие любил Шут, а резкими, льдисто-колючими, напоминавшими те, которые я видел на одежде местных жителей. Цветы при ближайшем рассмотрении оказались искусно сделанными из лоскутков – неудивительно, учитывая белоземские холода. Вместо рыбок в низких широких сосудах здесь обитали зябко нахохлившиеся птички в клетках.
Рассматривая убранство комнаты, я незаметно для самого себя шаг за шагом заходил все глубже. Я был уверен, что в ней никого нет; даже когда я стоял вплотную к кровати, мне сперва показалось, что она просто не совсем ровно застелена. И лишь когда я заглянул под низко свесившуюся цветочную гроздь, то увидел обитателя комнаты, которого в первый момент принял за восковую куклу. Желто-серое лицо – череп, обтянутый пергаментной кожей, с запавшими закрытыми глазами и узким провалом рта, в окружении сухих ломких волос, изначальный цвет которых невозможно было определить. Только едва заметное колебание прилипшей к губам паутинной пряди говорило о том, что лежащий в постели человек – живой.
Я стоял над ним долго, ошеломленный своей находкой; потом меня охватило жуткое чувство, словно я стою над разрытой могилой, в которой ворочается мертвец и взывает ко мне, прося помочь выбраться. Я бросился прочь из комнаты, насколько мог быстро и бесшумно, и бежал по лестнице до самого конца ступеней. Выскочив за дверь башни, я не сразу сумел отдышаться, но почти не дал себе времени передохнуть, спеша оказаться подальше как можно быстрее.
Вероятно, из-за пережитого волнения я пропустил какой-то поворот, и мне не удалось найти обратную дорогу. Я плутал по замку, пока не наткнулся на очередного мальчишку-слугу, который спешил куда-то, но послушно повел меня к моей комнате. Едва я успел расстегнуть камзол, как в дверь постучали. Это был другой слуга, который был прислан проводить меня на пир.
В пиршественный зал я шел с комком в горле. Я не представлял, как буду есть местную пищу. Я не знал, каким будет немедленный эффект, если я съем ее так скоро после предыдущего отравления; но самое главное – я боялся воздействия, которое местные приправы могли оказать на мою магию. Однако я понимал, что не могу позволить себе отказаться от угощения, этим я нанесу оскорбление своим хозяевам. По дороге я искал оправдания тому, что не ем, но все они казались мне не слишком убедительными.
Пиршественный зал напомнил мне Баккип времен короля Шрюда: просторный и почти без украшений, не считая гербов, флагов и звериных голов на стенах. За простыми столами люди сидели на широких лавках, под ногами вертелись псы и кошки, огрызаясь друг на друга, и вокруг царила грубоватая и незамысловатая атмосфера, больше напоминавшая казарму, чем двор.
Меня усадили неожиданно близко к королевскому столу. Оглядевшись, я заметил, что пирующие распределяются не совсем так, как принято в Баккипе. Как и у нас, здесь ближе к столу короля сидели люди, выглядевшие более богатыми и, видимо, с более высокими титулами, чем у тех, кто сидел дальше; однако что-то показалось мне странным, хотя я не сразу понял, что. За верхними столами не было женщин. Они все сидели в другом конце зала, за отдельными столами. Прищурившись, я сумел рассмотреть Кофетри за одним из ближайших женских столов; она оживленно разговаривала с соседками, бурно жестикулируя.
Повернувшись обратно, я встретился взглядом с Илимом, который сидел почти у самого королевского стола и тоже пристально наблюдал за Кофетри. Поймав мой взгляд, он нахмурился и порывисто отвернулся.
Загудели гнусавые рога, и открылись двери за троном. Все разом поднялись на ноги; я последовал их примеру.
Король Арттар оказался широкоплечим мужчиной, с грудной клеткой, как бочка, и увесистыми кулаками. У него была короткая аккуратная борода, грива светлых волос, спадавшая на плечи, обветренные щеки и ярко-синие глаза со строгим прищуром. Он обвел зал взглядом, кивнул и сел в высокое кресло, служившее троном.
По правую руку от него сидел молодой человек, которого я уже видел во время путешествия следом за Кофетри, Арлет. По левую – полноватый мужчина с мягкими руками, давно не державшими меча. Я удивился, потому что полагал, что одно из этих мест предназначено для королевы – статной и очень красивой женщины с короной светлых волос, живо напомнившей мне Кетриккен. Но она терпеливо дождалась, пока мужчины займут свои места, стоя у края стола. Когда все устроились, она подошла к королю и наполнила вином кубок ему, а затем Арлету. Это послужило сигналом: по залу засновали слуги, разливая вино и принося еду. А королева, не обращая внимания на суету, спустилась с возвышения и села во главе одного из женских столов.
Передо мной неожиданно поставили отдельную тарелку, где было понемногу от разных блюд, и высокий кувшин. Я удивленно обернулся к слуге, который их принес, но он уже исчез.
Я был очень голоден, и запахи пищи заставили мой желудок ворчать, а голову – кружиться; но я не мог заставить себя взять в рот ни кусочка, помня об отраве. Я понимал, что должен поесть, если не для того, чтобы насытиться, то для того, чтобы белоземцы не решили, будто я брезгую их пищей. На меня уже кидали косые взгляды, и я потянулся к кувшину, чтобы наполнить кубок, но не представлял, как буду пить.
Неожиданно за столом стало странно тихо. Я поднял голову, пытаясь понять, в чем дело, но тут мне через плечо протянулась рука в перчатке с двумя расписными деревянными палочками, и сквозь густой запах мяса и вина пробился тонкий аромат цветочных духов. Я обернулся и оказался лицом к лицу с Кофетри, так что пряди ее распущенных волос защекотали мне ухо, и мне пришлось отодвинуться. Кофетри ловко подцепила палочками кусочек еды с моей тарелки и поднесла ко рту. Задумчиво прожевав, она сказала:
– Здесь нет пряностей, как я и просила. Ни крошки.
Так же неторопливо она плеснула вина в мой кубок и сделала глоток. Поморщившись, она тем не менее одобрительно кивнула:
– Обычное горячее вино, только ужасно кислое. С пряностями гораздо вкуснее.
Я заметил, с какими потрясенными лицами на нее смотрят воины, не только за моим столом, но и за соседними. Немного наклонившись, я увидел, что даже король наблюдает за нами, и выражение его лица мне не понравилось. Потом он перевел хмурый взгляд на Илима, который выглядел шокированным поведением Кофетри. Но она просто поставила кубок на место и выпрямилась.
– Все в порядке. Эту пищу ты можешь есть спокойно, арэладн, – сказала она и пошла обратно на свое место.
Последнее слово, которое многие расслышали в установившемся напряженном молчании, словно все объяснило. На Кофетри немедленно перестали обращать внимание, и воины продолжили разговоры, будто ничего и не случилось.
Не зная, что мне теперь делать и как реагировать, я уставился в свою тарелку и сунул в рот кусок мяса. Оно было пресным, даже без соли, но зато я не почувствовал ни крошки эльфовой коры. Я запил его вином и едва удержался, чтобы не сморщиться – оно было горячим и очень кислым, как и сказала Кофетри. Некоторое время я молча ел, искоса поглядывая на своих соседей по столу. Я слушал их разговор, понимая не все, но большую часть – темы разговоров воинов не менялись никогда, и я даже мог бы поучаствовать в беседе, но не был уверен, следует ли встревать в нее, пока ко мне не обратились. Однако рослый воин с перебитым носом решил эту проблему за меня, обратившись ко мне с вопросом о том, откуда я и где нос сломали мне. Хотя мне пришлось солгать, сказав, что это результат сражения с «перекованными», зато вскоре меня слушал весь стол. Я успел заметить, что здесь принято рассказывать о боях и успехах еще более цветисто, чем у нас, и, несмотря на свой ломаный белоземский, постарался подражать местным обычаям. Мне нужно было заслужить уважение воинов.
Я действительно добился некоторых успехов, но уважение сопровождалось подливанием вина, и через пару часов я был уже изрядно пьян. Мне еще хватало самоконтроля, чтобы следить за тем, откуда мне подливают вино – из моего кувшина или других, и разговаривать более-менее внятно. Белоземцы, у которых не было причин себя сдерживать, разошлись не на шутку: вино лилось рекой, и строгий порядок за столами давно сгинул. В проходах показывали боевые приемы – с оружием в зал не пускали, но все равно казалось, что у движущихся фигур в руках мечи и топоры. В дальнем конце зала гудели рожки и брякал бубен, и кто-то уже лихо отплясывал.
Мне не было видно королеву с моего места, но за королевским столом я наблюдал весь вечер. Король Арттар мало чем отличался от своих воинов – рослый мужчина с громким смехом и жестким прищуром опытного бойца. Он разговаривал с воинами так, словно был одним из них, громко смеялся их грубоватым шуткам и пил много вина. Принц Арлет вел себя совсем по-другому. Он был еще очень молод, скорее жилистый, чем мускулистый, и рядом с дядей казался мальчишкой. В отличие от короля, простоватого, но прямого, он демонстрировал утонченные манеры, в которых проскальзывало немало джамелийского – нарочито изящные взмахи рук, чуть высокомерное остроумие. Он тоже много разговаривал, но совсем иначе, и часто морщил аристократический нос, слыша реплики собеседников короля, хотя в адрес самого короля ничего подобного не позволял. По сравнению с белоземскими кожей и мехами он был одет одновременно и роскошно, и непрактично – в бархат и парчу, а из многочисленных прорезей в рукавах его узкого камзола выглядывали складки блестящей шелковой ткани. Его волосы были аккуратно расчесаны и напомажены, косицы вместо кожаных шнуров обвиты вышитыми лентами с драгоценными бусинами на концах. На пальцах блестели тяжелые перстни. Он выглядел бесполезной яркой птицей среди бойцовых псов.
Я не смотрел на Илима, но, как выяснилось, постоянно держал его в поле зрения, поэтому заметил, когда он поднялся и отправился в женский конец зала. Проследив за ним, я увидел, как он садится за стол Кофетри; он был не первым, там уже сидело несколько мужчин. Осмотревшись повнимательнее, я понял, что за верхними столами пустует немало мест, а за женскими стало тесно. Судя по цветам и гербам на нарядах, многие мужчины присоединялись к своим женам и родственницам, а некоторые – к невестам и знакомым. Вели они себя не слишком сдержанно, по меркам двора Шести Герцогств – развязно: обнимали женщин, а за столами пониже и вовсе усаживали их на колени. Илим, правда, не позволял себе подобного.
Спустя некоторое время музыканты заиграли громче, и из-за столов стали подниматься пары. Я был не силен в танцах, поэтому остался сидеть, наблюдая за ними. Белоземские танцы были проще придворных танцев Шести Герцогств, скорее напоминая народные пляски со множеством скачков и притопов. Их танцевали все вместе – и благородные, и слуги; даже король прервал разговор и вместе с королевой встал в круг танцующих.
Я не знаю, почему так удивился, когда увидел в том же кругу высокую фигуру в коричневом с золотом. Я никогда не видел Шута танцующим с тех пор, как он перестал быть королевским скоморохом, хотя знал, что лорд Голден танцевать умеет и любит. Но утонченного джамелийского аристократа трудно было бы представить отплясывающим среди белоземцев. А Кофетри смотрелась среди них непринужденно и естественно. Рядом с высокими широкоплечими мужчинами она выглядела изящной, хотя сама была слишком высокой и широкоплечей для женщины. Верхнюю накидку из тяжелой шерсти с меховой опушкой она оставила на лавке, и теперь ее платье из многочисленных слоев тонкой ткани кружилось и вилось вокруг щиколоток. Она быстро запомнила несложные движения танцев и двигалась так грациозно и уверенно, словно всю жизнь только их и танцевала. Я заметил, что она добавляет свои элементы – например, в конце шага ее руки легко взлетали, завершая движение хлопком, и вскоре некоторые из танцующих женщин начали ей подражать.
Я понял, что уже долго смотрю на нее, забыв о разговоре, и поспешил отвернуться. Налив себе вина, я попытался вернуться к беседе, которая без меня обрела новое направление. Музыка сменилась на более быструю и веселую, и до меня донесся знакомый мелодичный смех. Я посмотрел туда снова: Илим, подхватив Кофетри за талию, ловко переставлял ее с места на место в одной из фигур танца, и она смеялась, запрокинув голову. Я сделал глоток из кубка и поморщился: местное вино было отвратительно кислым.
С пира я ушел поздно, нетвердой походкой и с тяжелой головой. Я был измучен и всерьез жалел, что увязался следом за Шутом, а не поехал вместе с посольством. На самом деле я вообще жалел, что поехал в Белую Землю, хотя это и было необходимо. За годы спокойной жизни я привык быть уверенным в своей еде, спутниках и завтрашнем дне; Чейд сказал бы, что я размяк. Но я действительно предпочел бы возвращаться в теплую постель к Молли, а не в пустую келью, где к тому же оказалось ужасно холодно. Или, по крайней мере, я хотел бы, чтобы кроме меня здесь были другие люди из Шести Герцогств, с которыми можно было бы поговорить о знакомых вещах и не опасаться каждым словом нечаянно пробудить их ярость или пропустить намеренное оскорбление в их речах. Отправляясь сюда, я, сам не замечая, рассчитывал на то, что эту роль возьмет на себя Шут. Несмотря на его манеру говорить загадками, он всегда был надежен, я мог доверить ему что угодно… по крайней мере, раньше. Но сейчас я уже не мог быть так уверен. Я едва видел его вне общества Илима, и даже когда мне удавалось остаться с Шутом наедине, он ускользал от всех ответов. Я не знал, какую игру он ведет. Вернее – какой танец танцует; так он, кажется, говорил о своей жизни? И с каждым партнером меняется ритм… Я, вероятно, был теперь не слишком подходящим партнером для него – с моей-то неуклюжестью. Теперь он предпочитал танцевать с Илимом, который, как я сегодня убедился, танцевал ловко и прекрасно подходил Кофетри. Я ощутил горечь, подступающую к горлу, но уснул, не успев понять, в чем ее причина – в обиде или изжоге.
Утром головная боль и жажда напомнили мне, что я выпил на пиру слишком много вина. В комнате не нашлось ни капли воды, поэтому мне пришлось отправиться за ней на кухню. Я напился, но на еду смотреть не мог. Зато я вспомнил, что с нашего приезда не видел Ластвилла. Баррич меня убил бы за такое пренебрежение конем, поэтому я поспешил исправиться.
Как выяснилось, переживал я зря: Ластвиллу отвели стойло из лучших, он был вычищен до блеска и выглядел по-королевски. При виде меня он фыркнул с долей обиды. На улице было пасмурно, но сухо и морозно, и я решил вывести его на прогулку. Мне самому хотелось размяться. Однако прогулка оказалась короче, чем я предполагал: когда мы выехали за стены замка, в окружающее его поле, покрытое снегом, я всем телом прочувствовал, чем здешние зимы отличаются от зим в Шести Герцогствах. Ветер носился над полем и пробирался под одежду, как бы старательно я не кутался. Ластвилл тоже быстро замерз, и я поспешил повернуть его обратно к замку.
– Какой красавец! – раздалось у меня за спиной на белоземском, когда я заводил Ластвилла в стойло.
Обернувшись, я увидел короля Арттара.
– Ваше величество, – я поспешил отвесить поклон, но он только отмахнулся.
– Без церемоний, гость. Как тебя зовут?
– Том Баджерлок.
Король оценивающе осмотрел меня.
– Ты, должно быть, хороший воин. И конь тебе под стать, – он подошел ближе и похлопал Ластвилла по шее; но конь почему-то шарахнулся в сторону и тревожно фыркнул, и мне пришлось его успокаивать. Однако Арттара это ничуть не смутило: – Наши кони хороши для Белой Земли, но с твоим не сравнятся.
Белоземские кони были тяжелее и выносливее, но медленнее. Впрочем, для местного климата и местных всадников, рослых и мускулистых, они подходили как нельзя лучше. Я сказал об этом, постаравшись сформулировать как можно изящнее на своем ломаном белоземском; получилось вроде «Ваши кони такие же богатыри, как ваши воины». Король довольно расхохотался.
– Ты прав, Том, – сказал он, отсмеявшись, – под нашими воинами такой конь, как у тебя, глядишь, сломается. И все же я хочу купить несколько иноземных лошадок. Откуда твой конь?
– С конюшни моего пасынка, – сказал я, думая, что если переговоры пройдут успешно, то такая покупка, несомненно, порадует Чивэла, а значит, и Молли.
– Пасынка? Ты, никак, тоже взял себе женщину мертвеца? – ухмыльнулся король. Я едва сдержался, чтобы не вздрогнуть от этих слов, но вспомнил, что в Белой Земле так называют вдов.
– Да, Ваше величество.
– Ха! Нам надо будет как-нибудь крепко выпить за это, Том, – он хлопнул меня по плечу, и у меня чуть не подогнулись колени от его силы. – Крепко выпьем, Том, за то, что берешь себе женщину, а в придачу получаешь сына! – он снова расхохотался, и я засмеялся вместе с ним, хотя не понял шутки. Королю подвели коня, а я занялся Ластвиллом.
Конюшня соединялась с замком узкой темной галереей, там было холодно, и по стенам расползались узоры инея. Я зашагал быстрее, спеша вернуться в относительное тепло замка, но в конце перехода навстречу мне из тени выступила невысокая фигура. Это была девушка, закутанная в плотную шерстяную накидку с необычайно ярким и каким-то тревожным узором, очень подходившим владелице. У нее была бледная даже для Белой Земли кожа, копна мелко вьющихся огненно-рыжих волос, казавшаяся слишком тяжелой для тонкой шеи, и огромные дымчато-серые глаза, смотревшие как будто сквозь меня. Черты ее лица были слишком острыми и неправильными, чтобы назвать их красивыми, но я не мог отвести от нее глаз, хотя не знал, чего в ней больше – привлекательного или пугающего. Она по-птичьи склонила голову к плечу, и ее взгляд неожиданно сосредоточился на мне, такой пристальный, что мне показалось, словно он пригвоздил меня к стене.
– Я тебя раньше не видела, – сказала она по-белоземски негромким низким голосом. – У тебя темные волосы. Ты чужестранец?
– Я из Шести Герцогств, – ответил я.
– Где это? – спросила она, делая шаг ближе.
– За горами, – сказал я, поежившись под ее взглядом.
Она казалась завороженной моей внешностью, особенно волосами. Наверное, я действительно выглядел для нее диковинкой – смуглый и черноволосый человек среди светлых белоземцев. Но такое внимание было для меня непривычным.
– За горами? – у нее вспыхнули глаза, и она подошла еще ближе, теперь глядя на меня снизу вверх. – Расскажи мне, как там за горами! Там все такие, как ты?
– Нет, там бывают разные люди… – начал я, но она не дослушала.
Протянув руку, она помяла в пальцах прядь моих волос.
– Мягкие, – прошептала девушка и зажмурилась, как довольная кошка: – Я думала, они будут как проволока, – быстрее, чем я успел отстраниться, она уверенным и очень женским жестом запустила руку мне в волосы. – Жестче, чем у моего брата – но мягкие. Мне нравится…
Я не понимал, что происходит, хотя мне становилось все тревожнее. Девушка была намного ниже ростом, и чтобы дотянуться до моих волос, встала ко мне вплотную, а теперь и вовсе прижималась всем телом, и вырывавшееся белым паром дыхание от ее шепота щекотало мне шею. Я попытался отодвинуться, но она не дала мне, а отталкивать ее я боялся. Она подняла вторую руку и прижала ладонь к моей щеке.
– И кожа мягкая, – удивленно сказала она, – мягче, чем у брата. Ты мне нравишься, – прямолинейно заявила она и толкнула меня к стене. От неожиданности я не удержался и впечатался спиной в холодные камни, а она тотчас же прильнула сильнее, припала к моей груди и принялась гладить мое лицо и перебирать волосы. Я не знал, что делать; мои попытки ее отодвинуть не увенчались успехом, хотя она выглядела хрупкой и легкой, а прикладывать большую силу я не смел из опасения причинить ей боль. К моему стыду, тело мое отреагировало именно так, как может отреагировать мужское тело на прижимающееся к нему женское.
– Нара! – воскликнул я, надеясь привести ее в чувство. – Нара, подождите…
– Илейда! – из дальнего конца галереи раздался возглас, разнесшийся по ней эхом. Девушка отпрянула от меня, словно кошка, которую облили водой. Накидка слетела с ее плеч, и она осталась стоять у противоположной стены, обхватив себя руками; ее платье было покрыто такими же странными узорами, яркими и тревожными, показавшимися мне смутно знакомыми.
Неловкость, которую я уже испытывал, усилилась многократно, когда я увидел, что человеком, окликнувшим девушку, был Илим. Он размашисто шагал к нам с каменным выражением лица. Я понял, что у меня пылают щеки, и, наверное, я представлял собой жалкое зрелище. Более того, я не знал, как он истолкует увиденное, но имел все причины полагать, что толкование может быть не в мою пользу. Я выпрямился, постаравшись принять по возможности достойный вид и приготовить объяснение, хотя сам хотел бы знать, как объяснить произошедшее. Однако Илим только смерил меня крайне презрительным взглядом и прошел мимо.
– Илейда, – тихо сказал он, остановившись напротив девушки. Она подняла к нему лицо; нижняя губа у нее дрожала, как у обиженного ребенка. Илим аккуратно взял ее за плечи и развернул к выходу из галереи. Она задрожала, не знаю, от обиды или от холода. Я поднял с пола упавшую накидку и протянул им. Илим выхватил ее у меня из рук, снова хлестнув взглядом, но не дал мне даже рта открыть. Он закутал плечи девушки, она мгновенно перестала дрожать и выпрямилась. Оглядевшись вокруг, она секунду смотрела на меня, снова словно насквозь. Потом она подчинилась руке Илима, мягко подталкивавшей ее к выходу. Они ушли, оставив меня стоять в промерзшей галерее в глубоком недоумении.
За ужином я краем глаза присматривался к женским столам, пытаясь разглядеть тут Илейду, но не увидел ее. Я был уверен, что не мог бы ее пропустить. Зато Илим был на своем обычном месте, и его взгляд, который я поймал, не сулил мне ничего хорошего. Дождавшись, пока было выпито достаточно вина и разговор зашел о женщинах, я решился упомянуть встреченную мной девушку. Результат был одновременно загадочным и красноречивым: мои собеседники переглянулись и замолчали. Я прикусил язык.
Неуютное молчание разрешилось самым неожиданным образом: рядом со мной на стол грохнулся тяжелый серебряный кубок, и мой сосед торопливо вскочил, освобождая место на лавке. Обернувшись, я увидел Арттара.
– Я обещал выпить с тобой, Том, – ухмыльнулся он.
– Да, Ваше величество, – кивнул я, покосившись на соседей по столу и пытаясь понять, как следует себя вести. Но, похоже, присутствие короля их мало смущало; они продолжали пить и есть, словно к ним подсел такой же воин. Впрочем, Арттар действительно был воином, и неплохим, об этом говорило его сложение и все повадки. Он сам налил себе вина из общего кувшина и подмигнул мне.
– За женщин мертвецов, Том!
Я поднял кубок, принимая тост. Арттар выпил вино до дна, и мне пришлось последовать его примеру.
– Скажи-ка, – сказал король, утирая усы, – кем был прежний мужчина твоей женщины?
Вопрос застал меня врасплох. Я не знал, что сказать. Баррич был слишком многим, но мало о чем я мог говорить вслух. К тому же у меня шумело в голове от выпитого, и я не сразу сумел вспомнить нужные слова чужого языка.
– Он был славным воином, – сказал я наконец. – Сильным и верным до конца. И умер в бою.
– Настоящий мужчина! – сказал Арттар громко. Его щеки над бородой были красными, и глаза блестели от выпитого. – От такого не зазорно принять женщину. Слыхал ты такую поговорку: «От славного воина возьми меч, женщину и сердце»?
– Нет, не слыхал, – я покачал головой.
– Так вот запомни ее! – Арттар хлопнул меня по плечу, на котором еще оставался синяк после нашей утренней встречи. – Что, славен был король Арсан? – обратился он к воинам. Те согласно закивали. – Выпьем его память! – Арттар снова наполнил кубок, так, что вино перелилось через край. Воины подняли кубки, и мне снова пришлось выпить больше, чем я бы хотел. Не успели кубки коснуться стола, как рыжий малый, сидевший напротив меня, рявкнул:
– Славен и король Арттар – выпьем его славу!
У белоземцев были луженые глотки и желудки. Я очень жалел, что на мне нарядный камзол, а не моя обычная одежда – в широкие темные рукава можно было бы вылить вино, но сейчас этот номер не прошел бы. Еще один-два королевских тоста, и я мог не надеяться вернуться сегодня в свою кровать; не то чтобы здесь это кого-нибудь удивляло – немало пирующих заканчивали вечер прямо на лавках или под ними. Но Арттар, допив вино, поднялся и отправился в женскую часть зала. Я видел, как он сел рядом с королевой, обхватив ее за талию, и наклонился к ее уху. Я сунул в рот кусок мяса, пытаясь удержать сознание ясным.
– Хороший у вас король, – сказал я, прожевав. В ответ раздались одобрительные возгласы и согласное хмыканье, в которых не было фальши. Это говорило о многом: короля Арттара любили воины, это я успел понять и по прежним их разговорам. То, как они говорили о нынешнем и прежнем королях, напоминало мне пересуды в казармах времен моего детства: тогда нередко сравнивали Чивэла и Верити, первого – блестящего дипломата, и второго – солдата и охотника. Арттар был мало похож на Верити манерами, но его люди отзывались о нем так же: как о хорошем воине, надежном и простом, как они сами.
– Скажи, нарад Том, хороших сыновей родила твоя женщина? – спросил рыжий. Я кивнул, про себя поморщившись: прямолинейность вопроса меня покоробила, но я уже понял, что в Белой Земле нравы были в чем-то проще и грубее.
– Твоя удача, – сказал мой сосед по столу, вернувшийся на свое место.
– Да уж, – хмыкнул седой воин, сидевший рядом с ним. – Хорошо бы Труда родила Арттару сыновей получше, чем Арсану.
Я невольно покосился на принца Арлета. Рыжий проследил мой взгляд и скривил рот.
– Арлет был неплохим парнишкой, но Арсан его разбаловал, – сказал он сурово. – Нельзя давать щенку столько воли, сколько он ему давал. И чужие земли не помогли, только хуже стало. Посмотрите на него – жеманится как баба! – он сплюнул и одним глотком ополовинил кубок.
– Ты не бреши, – пробурчал мой сосед, поглаживая бороду, но я не услышал в его голосе особого протеста, скорее недовольство тем, что рыжий ругает своего принца при чужаке. Я мог понять их: лощеный внешний вид и джамелийские манеры Арлета выглядели неестественно среди суровых белоземцев. Здесь ценили воинскую доблесть и силу и лучшими украшениями считали шрамы, а лучшим нарядом – доспехи; только небольшой кружок молодежи разделял вкусы Арлета. Среди последних мной были замечены Кранец и Стерен, спутники принца по путешествию. Как ни странно, Илим держался поодаль; большую часть ужина он беседовал с несколькими пожилыми аристократами за одним из верхних столов, а потом ушел к Кофетри, лишь ненадолго задержавшись за столом принца. Я подмечал все это, планируя вечером записать и передать потом Розмари. В который раз я поймал себя на сожалении о том, что служу лишней парой глаз и ушей не Чейду, а его ученице; даже при составлении отчетов мне приходилось постоянно помнить об этом, потому что порой я не был уверен, поймет ли Розмари то, что Чейд понимал мгновенно. Хотя старик не сомневался в своей ставленнице, меня сомнения одолевали часто. Тем не менее, я напомнил себе, что Чейд не отправил бы ее сюда, не считай он ее готовой к работе, и что у Чейда было опыта в подобных делах намного больше, чем у меня, а значит, все сомнения нужно гнать прочь.
@темы: фики, Р. Хобб, Шут и Убийца
-
-
25.04.2009 в 01:39И обрывается - как всегда! - на интересном...
-
-
25.04.2009 в 01:56А если бы обрывалось не на самом интересном, было бы неинтересно, правда?
Как тебе Илим и Илейда?
-
-
25.04.2009 в 02:00илим прекрасен и кого-то напоминает, а вот кого.... ы!
-
-
25.04.2009 в 02:06Имельда загадочная барышня )))
-
-
25.04.2009 в 11:57спасибо за главу!
-
-
25.04.2009 в 16:06Но я действительно щастлив!! Как обычно, прочитала на одном дыхании. Самая интригующая глава, наверное) Илейда весьма странная и загадочная личность. И эти узоры на одежде, которые напомнили кого-то Фитцу. И мне тоже напомнили
Илим как всегда — вздыхает по Кофетри) А Фитц незаметно для себя никак не может перестать следить за этими двумя.
Да уж, непоняток прибавилось. А у меня даже нет абсолютно никаких догадок насчет дальнейшего развития событий.
Ждем следующей главы, как воздуха %))) И не устаю говорить "Спасибо" Вам за этот подарок! )
-
-
25.04.2009 в 16:40А вот кто тот умирающи старик комнате в башне? Ух, интересно! И еще интересно, почему в замке живет столько смелых войнов, но они до сих пор не выведут нечисть, охотящуюся за людьми на дороге.
-
-
25.04.2009 в 18:19Конечно не только. Но и нежные чувства, очевидно, тоже есть)
-
-
25.04.2009 в 21:22korolevamirra А ответы будут, как и положено загадкам, ближе к концу
растворяется в мечте Пожалуйста, и спасибо за отзыв
Глинтвейн Вопросы, вопросы, вопросы
У Илима и Кофетри довольно сложные отношения.
-
-
26.04.2009 в 17:58Св. У Илима и Кофетри довольно сложные отношения.
-
-
28.04.2009 в 10:54-
-
30.04.2009 в 17:23И такая живая картинка с этими танцами! Красивая пара, грациозные и отточенные движения, и их сверлит мрачный взгляд от стенки...
Интересно, в какую игру играет Илейда?
Ох, как хочется прочесть дальше! Спасибо большое!
-
-
05.05.2009 в 17:38Фитц, ох Фитц. Ну ни себе, ни людям!