Абрикосовый бренди распутает узел гортани (c) chtez
Шут и Убийца
Фандом: Робин Хобб, "Сага о Шуте и Убийце"
Первые читатели: origami и Кларисса
Бета-читатели: Helga и origami
Объем: novel-length
Pairing: очевиден
Рейтинг: неторопливо нарастающий до R (а тем, кто любит погорячее, обещаю бонусом высокорейтинговые драбблы)
Summary: Прошло семь лет, и Фитц доволен своей жизнью. Но случай снова сводит его с Шутом. К чему приведет новая встреча Пророка и Изменяющего - и двух людей, чья близость преодолела даже смерть?
Эпиграфы: романы Робин Хобб в официальном переводе издательства ЭКСМО
Размещение: обсуждаемо, но только после того, как текст будет окончательно выложен здесь.
Ранее: Пролог 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 Эпилог
— Не сомневаюсь, что твой ученик прекрасно справится со всеми делами, пока тебя не будет в замке. - Я старался говорить так, чтобы меня не выдал голос. Я ни разу не прокомментировал выбор Чейда, но по прежнему не был готов доверять леди Розмари в роли придворной дамы и тем более профессионального убийцы.
Когда Розмари была совсем малышкой, она стала инструментом в руках Регала, и он самым безжалостным образом использовал ее против нас. Впрочем, я решил, что сейчас не самое подходящее время, чтобы открыть Чейду, что мне известно, кого он взял к себе в обучение.
читать дальшеПо дороге в Нордфорт я придумал десятки возражений... и еще десятки слов, которые никогда не стоило произносить вслух, так что мне повезло, что Шута уже не было рядом. Из-за непредвиденной задержки я приехал в замок позже, чем собирались мы с Шутом, но зато нагнал посольство, и мне не пришлось объяснять страже, кто я такой.
«Компании любопытствующих» объяснять ничего не приходилось: меня хорошо знали при дворе как королевского стражника, за особые заслуги получившего высокий статус. Дьютифул предлагал даровать мне титул, но, обдумав все как следует, мы отказались от этой идеи. Дворянство налагало слишком много бессмысленных дополнительных обязанностей и ограничений; но главной причиной было то, что и он, и я знали, кто я, и любой титул принижал мое происхождение. Так что я оставался одним из «особо приближенных» слуг короля, чему способствовало и то, что мои приемные дети – Свифт, Стэди и Неттл, которая в глазах большинства тоже была мне приемной дочерью – занимали высокое положение при дворе как члены Кругов Скилла и Уита. Неудивительно, что меня отправили в эту поездку, где не было случайных людей.
Нас с Неттл поселили в соседних комнатах, как отца и дочь. Я обнаружил в своей комнате объемистый сундук, в котором оказались мои придворные костюмы, аккуратно сложенные руками Молли, а также порошки и пузырьки, шпильки, стилет и прочие необходимые мелочи, добавленные, несомненно, Чейдом. Перебрав содержимое, я отложил себе костюм на завтра, распихал по его потайным карманам несколько пакетиков с порошками и постучался к Неттл.
Она открыла не сразу; когда я вошел, она немедленно вручила мне письмо от Молли и принялась снова расчесывать длинные волосы – я отвлек ее от этого занятия. Я сел в кресло у камина, отложив письмо на потом; наблюдая за ней, я ощущал в груди уютное тепло отцовской гордости.
– Ну? – нетерпеливо сказала она через минуту.
– Что? – переспросил я с улыбкой.
– Рассказывай! – потребовала она. – Где ты был, как твой друг, кто он такой вообще!
Я нахмурился. Моя обида на Шута еще не прошла, и мне не хотелось говорить о нем и даже думать – настолько, что я забыл взять с собой из комнаты его подарок для Неттл. Я поискал способ обойти эту тему, но Неттл хватило мгновений моего молчания, чтобы опередить меня.
– Вы что, поссорились? – спросила она прямо.
– Не совсем, – ответил я, потому что это не было ссорой. Скорее… разногласиями. – Просто не сошлись во мнениях.
Она покусала нижнюю губу, искоса глядя на меня.
– И он не приехал в Нордфорт? – в ее голосе слышалось огорчение.
– Он собирался, – ответил я сдержанно. – Но в последний момент к нему прибыл гость, и он не смог поехать. Он велел мне уезжать, не ждать.
– Жаль, – протянула Неттл. – Я хотела бы с ним познакомиться.
– Он говорит, что у тебя будет такая возможность на обратном пути. Он тоже хочет познакомиться с тобой, – я невольно улыбнулся.
Неттл с любопытством взглянула на меня:
– Правда? – ее глаза искрились. – Я очень бы этого хотела. Он такой… необычный. Я никогда не встречала никого подобного.
– Я тоже, – сказал я не задумываясь, и только потом понял, насколько это было правдой. Шут был в моей жизни так долго, что я привык к нему; однако на самом деле никого подобного ему мне не встречалось, хотя я видел и пережил немало. Может быть, дело в том, что он Белый, иной; но я не мог сравнить его даже с Прилкопом.
– Его ощущение в Скилле… очень необычное, – добавила Неттл. – Даже не знаю, как его описать…
Я вспомнил, каким видел Шута в Скилле.
– Золото, и радость, и летящие по небу драконы, – предложил я.
Неттл бросила на меня удивленный взгляд, и покачала головой.
– Золото, и небо… и холод. Наверное, такой холод на вершинах гор – королева рассказывала мне о них... Она говорила, что там остается только небо и холодный чистый воздух, которым трудно дышать; так пахнет абсолютная свобода, и это вызывает восторг и ужас, – она говорила медленно, нараспев, и я угадывал в рассказе интонации Кетриккен. Но меня поразило то, что Неттл увидела холод в Шуте. Его кожа всегда была прохладной, но сам он так ненавидел холод...
– Наверное, каждый видит в Скилле по-своему, – предположил я. Неттл пожала плечами. – Сколько мы здесь пробудем? – спросил я, чтобы переменить тему.
– Два, три дня. Завтра будет торжественный прием; послезавтра – праздник. Как только головы отойдут от выпитого, мы двигаемся в путь. А вообще тебе лучше спросить об этом у Розмари, тем более что она хотела тебя видеть.
Нам действительно следовало поговорить, пусть я и не отвечал ей взаимностью. Я кивнул и поднялся. Неттл махнула мне вслед рукой, сонно моргая: дни дороги утомили ее. Я пожелал ей спокойной ночи и отправился на поиски Розмари.
Она также сидела у себя в комнате и расчесывала длинные вьющиеся локоны; но в отличие от комнаты Неттл, в которой едва заметно пахло лавандой и медом – запахи, которые она привезла с собой в складках платьев – покои Розмари успели заполниться густым розовым ароматом ее духов. Я сел в кресло, не дожидаясь разрешения, и она метнула на меня недовольный взгляд.
– Вина, Том? – предложила она мгновение спустя томным голосом, которым разговаривала с поклонниками. Я согласился, зная, что она пьет только лучшие вина, которые даже мне перепадали нечасто, и ее юный паж наполнил для меня кубок. Я позволил себе насладиться первым глотком, дожидаясь, пока паж уйдет и Розмари начнет говорить о делах.
– Что Чейд успел тебе рассказать? – поинтересовалась она, едва за юношей закрылась дверь.
Я прикрыл глаза и сделал еще глоток.
– Что мы изображаем компанию любопытных, едущих в Белую Землю, пока нельзя послать настоящее посольство. Что король умер, его брат занял трон и в стране траур. Что мы должны осмотреться и разузнать как можно больше. Пожалуй, все.
Она кивнула и поднялась; каждое движение выглядело очень соблазнительно, хотя использовать эти приемы на мне было бессмысленно – но для нее это было естественно, как дышать. Пошуршав бумагами, она подала мне несколько свитков.
– Это материалы о Белой Земле, с которыми тебе следует ознакомиться, – сообщила она. – И краткое изложение результатов переговоров с их посольством. Еще короче их можно изложить как «ясно, что ничего не ясно», – с усмешкой добавила она.
Я кивнул, собирая свитки, и подождал, не захочет ли она сказать что-либо еще. Если бы передо мной был Чейд, я попросил бы его пересказать мне все самое существенное, а потом мы бы обсудили все в подробностях; но мне не хотелось задерживаться в этой надушенной комнате и обмениваться мнениями с Розмари. Она продолжала расчесывать волосы, и я в молчании допил вино и встал, прижимая к себе свитки.
– Том, – сказала она, когда я уже был у двери. Я обернулся и встретил ее прямой, жесткий взгляд. – Я рада твоему участию в этой поездке, потому что ты опытный и уверенный... путешественник, – мгновенная усмешка показала, какое слово она хотела произнести на самом деле. – Но я надеюсь, что ты не будешь предпринимать никаких действий, не посоветовавшись со мной.
Я напрягся. Я ожидал этого: Розмари не хотела, чтобы я оспаривал ее главенство как преемницы Чейда в этой поездке. Но я не собирался слепо подчиняться ей; даже приказы Чейда я мог подвергать сомнению, а в последние годы вообще действовал, руководствуясь только собственными решениями и ставя его в известность перед фактом, и не собирался менять положение вещей.
– Я буду действовать согласно требованиям ситуации, – сказал я наконец, стараясь тоном показать, что это мое окончательное решение и обсуждению не подлежит.
Жесткий взгляд Розмари жег меня между лопаток, пока я не закрыл за собой дверь.
Вернувшись к себе, я распечатал письмо Молли. Оно было длинным и описывало все, что произошло со времени моего отъезда, но, прочитав его до конца, я вернулся к первым строкам, где Молли сперва отчитывала меня за то, что я так внезапно пропал, а потом говорила, как любит и скучает. Я перечитал их несколько раз, чувствуя невольную улыбку на губах.
На следующий день я проснулся рано, хотя ночью допоздна засиделся над свитками; меня разбудило неприятное ощущение тревоги, для которого не было причин. Заглянул к Неттл и вручил ей подарок Шута, вызвавший у нее бурный восторг. Потом спустился на конюшню, проведал Ластвилла и осмотрел коней посольства. Остаток дня я разделил между написанием ответного письма Молли и знакомством со стражей и слугами посольства, рассудив, что с господами успею увидеться на приеме. Я узнал нескольких известных мне людей Чейда и задумался, есть ли среди путешественников кто-то, кто не принадлежит к числу его шпионов.
На приеме мне представилась возможность посмотреть на баккипское и белоземское посольства в полном составе. Белоземцы, исключительно мужчины, вместе предоставляли собой внушительное зрелище: высокие, широкоплечие, с длинными светлыми или рыжими волосами и бородами, часто заплетенными в косицы. На них была одежда из жесткой кожи и грубого льна и шерсти с рисунками, изображающими оружие и хищных зверей. Только двое хорошо говорили на языке Шести Герцогств, остальные предпочитали свой собственный, и даже переходя на наш, произносили слова с гортанным жестким выговором. Я запомнил главу посольства, нарада Гаддара, и его помощника, Рирсарха, очень на него похожего – впоследствии я узнал, что они кузены; остальных мне было трудно отличить друг от друга, и хотя я запомнил все имена, но не всегда правильно соотносил их с лицами.
«Путешественников» возглавлял лорд Лалвик; при встрече он задержал на мне мягкий взгляд и тепло улыбнулся. Я ответил ему натянутой улыбкой: я помнил его намеки еще по временам службы у лорда Голдена и по-прежнему не желал отвечать на них, но Лалвик не оставлял попыток, хотя, надо отдать ему должное, они были редки и крайне деликатны. С возрастом он слегка располнел и начал лысеть, но был очень ухожен и хорошо одет. Я и не подозревал, что он человек Чейда, причем из числа доверенных, пока два года назад Розмари не вышла за него замуж – исключительно из соображений удобства, поскольку никакого интереса они друг к другу не питали. Это замужество очень пригодилось теперь, при организации путешествия в Белую Землю: одинокая девушка не могла бы отправиться туда без сопровождения. Неттл ехала со мной, своим (приемным) отцом, остальные две дамы были вдовами и взяли с собой компаньонок. Из шестерых придворных, которые участвовали в поездке, двое были известными светскими хлыщами, которые вечно скучали и искали развлечений; еще троих я знал плохо, а присутствие последнего оказалось для меня неожиданностью – это был муж Старлинг. Он поприветствовал меня вежливым кивком. Я до сих пор чувствовал себя немного неуютно в его обществе, поэтому ответил тем же, но разговор завязывать не стал, хотя сидели мы наискосок друг от друга.
Герцогиня Флариш и ее консорт герцог Джауэр освоились на своих тронах с того времени, когда я видел их на помолвке принца и нарчески. Герцогиня держала власть в своих руках, не передавая ее мужу; она вела разговор, а он лишь кивал и вставлял требуемые фразы. Однако мне показалось, что белоземцам это не понравилось: они переглядывались между собой и, отвечая, обращались к герцогу, а не к герцогине. Она тоже заметила это, и сузила глаза, а потом наклонилась к герцогу, и вскоре ее муж начал принимать большее участие в разговоре.
Прием затянулся допоздна, и еще дольше я сидел над свитками, торопясь дочитать их в комфорте замка, где хватало свеч и нечего было бояться, что сырость и грязь попортят документы. Но проснулся я все равно рано, и хотя не выспался, но не мог заснуть от того же назойливого ощущения тревоги. Мои мысли то и дело обращались к Шуту, к нашему некрасивому расставанию и к предсказанию Джинны. Однако я убеждал себя, что это было его решение, и не мое дело его оспаривать.
Весь день замок кипел, готовясь к празднику. С наступлением темноты ворота были крепко заперты, как и все ставни на окнах; в замке зажгли факелы, и в большом зале заиграла музыка, призывавшая веселиться и плясать – в последний раз перед наступлением долгой мрачной зимы. Столы ломились от угощения, посреди зала кружились пары, на помосте извивались акробаты, и шуты в пестрых нарядах расхаживали среди гостей, вызывая взрывы хохота.
В какой-то момент Неттл выбежала из круга танцующих и, схватив меня за руки, потащила плясать, со смехом сказав, что лучше пожертвует своими ногами, но не позволит мне в такую ночь стоять с кислой миной в углу. Я действительно не мог проникнуться духом праздника, и даже вино не помогало. Но Неттл так задорно хохотала и сыпала острыми шутками, что я тоже рассмеялся. Когда она, поддавшись на мои жалобы, что «старые кости не выдержат такой пляски», отпустила меня, я на прощание сказал, что королеве следовало сделать ее не фрейлиной, а шутом. Она ничуть не обиделась, а сказала, что только об этом и мечтает, и унеслась в танце прочь.
Но шутка вернула мои мысли к теме, которой я безуспешно старался избегать. Я тревожился из-за Шута, и никакие аргументы не в состоянии были прогнать эту тревогу. Я вышел из зала и поднялся к себе, надеясь, что свитки помогут мне отвлечься лучше, чем вино и акробаты, но сосредоточиться на их содержимом не получалось.
Прекрати уже! – сердито сказала мне Неттл. Я уронил перо, которое бездумно крутил в пальцах. – Когда ты такой мрачный, я не могу веселиться. Что на тебя нашло?
Это Шут, – поколебавшись, ответил я. – Мне кажется, ему угрожает опасность.
Почему? – поразилась она. – Тебе так не понравился его гость?
Я удивился ее словам, но потом понял, что она права: Илим и его внезапный загадочный приезд были одной из причин, по которым я не мог перестать думать о Шуте. Однако это была не вся правда. Я не знал, стоит ли рассказывать Неттл, но все же решился.
Не совсем. Одна моя знакомая… гадалка, и она сказала, что ему угрожает опасность. Он в это не верит – а он по-настоящему разбирается в таких вещах – и мне бы не следовало, но… мне неспокойно.
Неттл помолчала.
Ты можешь его вызвать… нет, не можешь, он не обладает Скиллом. А гонец будет ехать слишком долго…
Может быть, мне следует съездить к нему еще раз, – сказал я, хотя сам так не думал. Однако Неттл неожиданно ухватилась за эту мысль.
Да, почему бы и нет? Ты успокоишься и перестанешь ходить мрачной тенью возле моих щитов.
Но я же не успею! – возразил я. – Туда ехать целый день, и день обратно… посольство не будет меня ждать.
Они столько выпили, что двое суток проваляются с головной болью, – фыркнула она. – Хотя белобрысые дубины торопятся домой. Но ты можешь срезать дорогу и догнать нас не в Нордфорте, а дальше.
Может быть, – неуверенно сказал я. – Я подумаю.
Подумай. Только думай тише, пожалуйста! – пожурила она меня и подняла щиты, возвращаясь к танцам.
Я сомневался, что поеду, и был уверен, что если и отправлюсь в путь, то утром, по свету. Я размышлял об этом до последнего момента – пока перебирал плащи, выбирая самый подходящий для дороги, и пока смотрел в окно, оценивая погоду, и собирал седельные сумки. Даже спустившись в конюшню к Ластвиллу, я был уверен, что просто проверяю на всякий случай, смогу ли выехать на рассвете. И только отворяя калитку в больших и крепко запертых воротах и выводя в нее коня, я признался себе, что тревога снедает меня слишком сильно, чтобы я мог переждать ночь.
Я подъехал к дому поздним утром, под моросящим дождем, размывавшим выпавший вчера снег. Дверь была плотно закрыта, но легко поддалась, когда я ее толкнул; внутри дома царила тишина, подтверждая мои предположения. Одного поверхностного взгляда было достаточно, чтобы убедиться окончательно: Шут уехал отсюда. Большой котел висел в очаге, но маленького дорожного рядом с ним не было, и не было кофемолки на полке, и множества других мелочей, которые он привез с собой. Мне не нужно было проверять остальные комнаты, но я все равно прошел внутрь, сперва старательно вытерев ноги и оставив у входа мокрый плащ, как будто Шут мог бы меня отчитать за грязь, и открыл дверь в его спальню.
Она показалась мне еще более пустой и мертвой, чем когда я увидел ее в первый раз. Ни сундуков, ни теплого мехового покрывала на кровати, ни плаща Кофетри на стене; только тонкое одеяло, накрывающее перину, доставшуюся Шуту от прежних хозяев дома, и стопка сложенного белья у изголовья.
Следом я заглянул в кабинет Шута, хотя у меня и мелькнули сомнения о том, можно ли это делать. За все время моего пребывания здесь я ни разу этого не делал, даже не пытался; это казалось еще большим вторжением, чем войти в его спальню. Но я зря опасался: кабинет был таким же пустым, в нем не осталось ничего, что позволило бы мне хотя бы предположить, чем именно Шут здесь занимался.
Напоследок я заглянул в комнату, которую, пока жил здесь, считал своей. Постель была аккуратно застелена – но не так, как застилал ее я; и переставленные мелочи, которые я не стал забирать, как, например, зеркало и миска с кистью для бритья, говорили о том, что здесь, скорее всего, ночевали после меня. Но еще лучше об этом говорил мне мой волчий нюх: я чувствовал очень смутно знакомый запах мужчины – Илима – поверх своего собственного, надежно закрепившегося в этих стенах. Отчего-то подтверждение того, что он спал в этой комнате, одновременно рассердило меня – звериное ощущение чужого на территории, которую мой внутренний волк считал своей – и успокоило какую-то мысль, которая грызла меня все это время, хотя я ее даже не замечал. Я аккуратно прикрыл двери комнаты и дома и спустился к Ластвиллу.
Двигаясь почти машинально, я отвел его в опустевшую конюшню и дал немного воды и сена; потом напился сам, обливаясь ледяной водой, от которой сводило зубы. От этого у меня прояснилось в голове, но на душе не полегчало.
Вернувшись к крыльцу, я внимательно оглядел землю. Начавшийся пару часов назад дождь размягчил ее, но был слишком мелким, чтобы всерьез размыть; и запах держался во влажном воздухе. Следы трех коней уводили в лес, в сторону дороги к деревне. Оттуда приехал Илим; я был почти уверен, что именно туда мне и нужно ехать.
Пока Ластвилл отдыхал, я пытался тоже перевести дух, но у меня не получилось. Я не мог даже присесть, какая-то сила заставляла меня то и дело вскакивать и искать себе занятие. Я еще раз осмотрел весь дом, но не нашел ничего интересного; я наколол дров и сложил их в поленницу под навесом для случайного путника, который захочет здесь остановиться, хотя поленница и так была полна. Наконец я вывел недовольного Ластвилла обратно под дождь и поехал по следам.
До деревни мы добрались быстрым шагом – я не хотел чересчур утомлять коня, хотя сам извелся от нетерпения. В деревне я заглянул в трактир, и после первого же вопроса мне сообщили, что госпожа Кофетри с незнакомым господином изволили проехать утром и оставили мне письмо, которое сын старосты должен был отослать в Нордфорт. За письмом немедленно послали; пока я дожидался его, глотая горячий чай, жена трактирщика и его дочь кидали в мою сторону сочувственные взгляды, и по их шепотку я понял, что они считают, будто Кофетри была моей любовницей или женой, а теперь сбежала с Илимом. Мне стало противно.
Наконец мальчишка принес письмо. Я торопливо развернул его. Оно состояло всего из нескольких строк, без обращения и подписи:
Срочные дела вынуждают меня уехать. Не сердись, пожалуйста, сейчас я действительно не могу ничего объяснить и должен торопиться. Думаю, мы увидимся в Белой Земле, потому что именно туда я и еду.
Я перечитал его еще дважды, словно ожидал найти какой-нибудь новый смысл между строк. Когда я поднял глаза от смятой бумаги, то увидел, что мальчишка все еще выжидающе стоит передо мной. Спохватившись, я сунул ему монетку; и еще несколько оставил на столе – значительно больше, чем стоили чай и услуги – и вышел. Ластвилл недовольно фыркнул, догадываясь, что снова придется ехать.
Но я еще некоторое время стоял, гладя его по шее и размышляя. Я не знал, куда ехать. Мое место было в Нордфорте; там меня ждали, и там я был нужен. К тому же я обещал Неттл, что сразу вернусь. Но тревога меня не отпускала, и злость на Шута, уехавшего без объяснений в компании только одного подозрительного белоземца, лишь подогревала ее.
Наконец я сел на Ластвилла и выехал на незнакомую дорогу, которая вела из деревни на север, к горам.
Фандом: Робин Хобб, "Сага о Шуте и Убийце"
Первые читатели: origami и Кларисса
Бета-читатели: Helga и origami
Объем: novel-length
Pairing: очевиден
Рейтинг: неторопливо нарастающий до R (а тем, кто любит погорячее, обещаю бонусом высокорейтинговые драбблы)
Summary: Прошло семь лет, и Фитц доволен своей жизнью. Но случай снова сводит его с Шутом. К чему приведет новая встреча Пророка и Изменяющего - и двух людей, чья близость преодолела даже смерть?
Эпиграфы: романы Робин Хобб в официальном переводе издательства ЭКСМО
Размещение: обсуждаемо, но только после того, как текст будет окончательно выложен здесь.
Ранее: Пролог 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 Эпилог
ГЛАВА 10. В НОРДФОРТ И ОБРАТНО
— Не сомневаюсь, что твой ученик прекрасно справится со всеми делами, пока тебя не будет в замке. - Я старался говорить так, чтобы меня не выдал голос. Я ни разу не прокомментировал выбор Чейда, но по прежнему не был готов доверять леди Розмари в роли придворной дамы и тем более профессионального убийцы.
Когда Розмари была совсем малышкой, она стала инструментом в руках Регала, и он самым безжалостным образом использовал ее против нас. Впрочем, я решил, что сейчас не самое подходящее время, чтобы открыть Чейду, что мне известно, кого он взял к себе в обучение.
читать дальшеПо дороге в Нордфорт я придумал десятки возражений... и еще десятки слов, которые никогда не стоило произносить вслух, так что мне повезло, что Шута уже не было рядом. Из-за непредвиденной задержки я приехал в замок позже, чем собирались мы с Шутом, но зато нагнал посольство, и мне не пришлось объяснять страже, кто я такой.
«Компании любопытствующих» объяснять ничего не приходилось: меня хорошо знали при дворе как королевского стражника, за особые заслуги получившего высокий статус. Дьютифул предлагал даровать мне титул, но, обдумав все как следует, мы отказались от этой идеи. Дворянство налагало слишком много бессмысленных дополнительных обязанностей и ограничений; но главной причиной было то, что и он, и я знали, кто я, и любой титул принижал мое происхождение. Так что я оставался одним из «особо приближенных» слуг короля, чему способствовало и то, что мои приемные дети – Свифт, Стэди и Неттл, которая в глазах большинства тоже была мне приемной дочерью – занимали высокое положение при дворе как члены Кругов Скилла и Уита. Неудивительно, что меня отправили в эту поездку, где не было случайных людей.
Нас с Неттл поселили в соседних комнатах, как отца и дочь. Я обнаружил в своей комнате объемистый сундук, в котором оказались мои придворные костюмы, аккуратно сложенные руками Молли, а также порошки и пузырьки, шпильки, стилет и прочие необходимые мелочи, добавленные, несомненно, Чейдом. Перебрав содержимое, я отложил себе костюм на завтра, распихал по его потайным карманам несколько пакетиков с порошками и постучался к Неттл.
Она открыла не сразу; когда я вошел, она немедленно вручила мне письмо от Молли и принялась снова расчесывать длинные волосы – я отвлек ее от этого занятия. Я сел в кресло у камина, отложив письмо на потом; наблюдая за ней, я ощущал в груди уютное тепло отцовской гордости.
– Ну? – нетерпеливо сказала она через минуту.
– Что? – переспросил я с улыбкой.
– Рассказывай! – потребовала она. – Где ты был, как твой друг, кто он такой вообще!
Я нахмурился. Моя обида на Шута еще не прошла, и мне не хотелось говорить о нем и даже думать – настолько, что я забыл взять с собой из комнаты его подарок для Неттл. Я поискал способ обойти эту тему, но Неттл хватило мгновений моего молчания, чтобы опередить меня.
– Вы что, поссорились? – спросила она прямо.
– Не совсем, – ответил я, потому что это не было ссорой. Скорее… разногласиями. – Просто не сошлись во мнениях.
Она покусала нижнюю губу, искоса глядя на меня.
– И он не приехал в Нордфорт? – в ее голосе слышалось огорчение.
– Он собирался, – ответил я сдержанно. – Но в последний момент к нему прибыл гость, и он не смог поехать. Он велел мне уезжать, не ждать.
– Жаль, – протянула Неттл. – Я хотела бы с ним познакомиться.
– Он говорит, что у тебя будет такая возможность на обратном пути. Он тоже хочет познакомиться с тобой, – я невольно улыбнулся.
Неттл с любопытством взглянула на меня:
– Правда? – ее глаза искрились. – Я очень бы этого хотела. Он такой… необычный. Я никогда не встречала никого подобного.
– Я тоже, – сказал я не задумываясь, и только потом понял, насколько это было правдой. Шут был в моей жизни так долго, что я привык к нему; однако на самом деле никого подобного ему мне не встречалось, хотя я видел и пережил немало. Может быть, дело в том, что он Белый, иной; но я не мог сравнить его даже с Прилкопом.
– Его ощущение в Скилле… очень необычное, – добавила Неттл. – Даже не знаю, как его описать…
Я вспомнил, каким видел Шута в Скилле.
– Золото, и радость, и летящие по небу драконы, – предложил я.
Неттл бросила на меня удивленный взгляд, и покачала головой.
– Золото, и небо… и холод. Наверное, такой холод на вершинах гор – королева рассказывала мне о них... Она говорила, что там остается только небо и холодный чистый воздух, которым трудно дышать; так пахнет абсолютная свобода, и это вызывает восторг и ужас, – она говорила медленно, нараспев, и я угадывал в рассказе интонации Кетриккен. Но меня поразило то, что Неттл увидела холод в Шуте. Его кожа всегда была прохладной, но сам он так ненавидел холод...
– Наверное, каждый видит в Скилле по-своему, – предположил я. Неттл пожала плечами. – Сколько мы здесь пробудем? – спросил я, чтобы переменить тему.
– Два, три дня. Завтра будет торжественный прием; послезавтра – праздник. Как только головы отойдут от выпитого, мы двигаемся в путь. А вообще тебе лучше спросить об этом у Розмари, тем более что она хотела тебя видеть.
Нам действительно следовало поговорить, пусть я и не отвечал ей взаимностью. Я кивнул и поднялся. Неттл махнула мне вслед рукой, сонно моргая: дни дороги утомили ее. Я пожелал ей спокойной ночи и отправился на поиски Розмари.
Она также сидела у себя в комнате и расчесывала длинные вьющиеся локоны; но в отличие от комнаты Неттл, в которой едва заметно пахло лавандой и медом – запахи, которые она привезла с собой в складках платьев – покои Розмари успели заполниться густым розовым ароматом ее духов. Я сел в кресло, не дожидаясь разрешения, и она метнула на меня недовольный взгляд.
– Вина, Том? – предложила она мгновение спустя томным голосом, которым разговаривала с поклонниками. Я согласился, зная, что она пьет только лучшие вина, которые даже мне перепадали нечасто, и ее юный паж наполнил для меня кубок. Я позволил себе насладиться первым глотком, дожидаясь, пока паж уйдет и Розмари начнет говорить о делах.
– Что Чейд успел тебе рассказать? – поинтересовалась она, едва за юношей закрылась дверь.
Я прикрыл глаза и сделал еще глоток.
– Что мы изображаем компанию любопытных, едущих в Белую Землю, пока нельзя послать настоящее посольство. Что король умер, его брат занял трон и в стране траур. Что мы должны осмотреться и разузнать как можно больше. Пожалуй, все.
Она кивнула и поднялась; каждое движение выглядело очень соблазнительно, хотя использовать эти приемы на мне было бессмысленно – но для нее это было естественно, как дышать. Пошуршав бумагами, она подала мне несколько свитков.
– Это материалы о Белой Земле, с которыми тебе следует ознакомиться, – сообщила она. – И краткое изложение результатов переговоров с их посольством. Еще короче их можно изложить как «ясно, что ничего не ясно», – с усмешкой добавила она.
Я кивнул, собирая свитки, и подождал, не захочет ли она сказать что-либо еще. Если бы передо мной был Чейд, я попросил бы его пересказать мне все самое существенное, а потом мы бы обсудили все в подробностях; но мне не хотелось задерживаться в этой надушенной комнате и обмениваться мнениями с Розмари. Она продолжала расчесывать волосы, и я в молчании допил вино и встал, прижимая к себе свитки.
– Том, – сказала она, когда я уже был у двери. Я обернулся и встретил ее прямой, жесткий взгляд. – Я рада твоему участию в этой поездке, потому что ты опытный и уверенный... путешественник, – мгновенная усмешка показала, какое слово она хотела произнести на самом деле. – Но я надеюсь, что ты не будешь предпринимать никаких действий, не посоветовавшись со мной.
Я напрягся. Я ожидал этого: Розмари не хотела, чтобы я оспаривал ее главенство как преемницы Чейда в этой поездке. Но я не собирался слепо подчиняться ей; даже приказы Чейда я мог подвергать сомнению, а в последние годы вообще действовал, руководствуясь только собственными решениями и ставя его в известность перед фактом, и не собирался менять положение вещей.
– Я буду действовать согласно требованиям ситуации, – сказал я наконец, стараясь тоном показать, что это мое окончательное решение и обсуждению не подлежит.
Жесткий взгляд Розмари жег меня между лопаток, пока я не закрыл за собой дверь.
Вернувшись к себе, я распечатал письмо Молли. Оно было длинным и описывало все, что произошло со времени моего отъезда, но, прочитав его до конца, я вернулся к первым строкам, где Молли сперва отчитывала меня за то, что я так внезапно пропал, а потом говорила, как любит и скучает. Я перечитал их несколько раз, чувствуя невольную улыбку на губах.
На следующий день я проснулся рано, хотя ночью допоздна засиделся над свитками; меня разбудило неприятное ощущение тревоги, для которого не было причин. Заглянул к Неттл и вручил ей подарок Шута, вызвавший у нее бурный восторг. Потом спустился на конюшню, проведал Ластвилла и осмотрел коней посольства. Остаток дня я разделил между написанием ответного письма Молли и знакомством со стражей и слугами посольства, рассудив, что с господами успею увидеться на приеме. Я узнал нескольких известных мне людей Чейда и задумался, есть ли среди путешественников кто-то, кто не принадлежит к числу его шпионов.
На приеме мне представилась возможность посмотреть на баккипское и белоземское посольства в полном составе. Белоземцы, исключительно мужчины, вместе предоставляли собой внушительное зрелище: высокие, широкоплечие, с длинными светлыми или рыжими волосами и бородами, часто заплетенными в косицы. На них была одежда из жесткой кожи и грубого льна и шерсти с рисунками, изображающими оружие и хищных зверей. Только двое хорошо говорили на языке Шести Герцогств, остальные предпочитали свой собственный, и даже переходя на наш, произносили слова с гортанным жестким выговором. Я запомнил главу посольства, нарада Гаддара, и его помощника, Рирсарха, очень на него похожего – впоследствии я узнал, что они кузены; остальных мне было трудно отличить друг от друга, и хотя я запомнил все имена, но не всегда правильно соотносил их с лицами.
«Путешественников» возглавлял лорд Лалвик; при встрече он задержал на мне мягкий взгляд и тепло улыбнулся. Я ответил ему натянутой улыбкой: я помнил его намеки еще по временам службы у лорда Голдена и по-прежнему не желал отвечать на них, но Лалвик не оставлял попыток, хотя, надо отдать ему должное, они были редки и крайне деликатны. С возрастом он слегка располнел и начал лысеть, но был очень ухожен и хорошо одет. Я и не подозревал, что он человек Чейда, причем из числа доверенных, пока два года назад Розмари не вышла за него замуж – исключительно из соображений удобства, поскольку никакого интереса они друг к другу не питали. Это замужество очень пригодилось теперь, при организации путешествия в Белую Землю: одинокая девушка не могла бы отправиться туда без сопровождения. Неттл ехала со мной, своим (приемным) отцом, остальные две дамы были вдовами и взяли с собой компаньонок. Из шестерых придворных, которые участвовали в поездке, двое были известными светскими хлыщами, которые вечно скучали и искали развлечений; еще троих я знал плохо, а присутствие последнего оказалось для меня неожиданностью – это был муж Старлинг. Он поприветствовал меня вежливым кивком. Я до сих пор чувствовал себя немного неуютно в его обществе, поэтому ответил тем же, но разговор завязывать не стал, хотя сидели мы наискосок друг от друга.
Герцогиня Флариш и ее консорт герцог Джауэр освоились на своих тронах с того времени, когда я видел их на помолвке принца и нарчески. Герцогиня держала власть в своих руках, не передавая ее мужу; она вела разговор, а он лишь кивал и вставлял требуемые фразы. Однако мне показалось, что белоземцам это не понравилось: они переглядывались между собой и, отвечая, обращались к герцогу, а не к герцогине. Она тоже заметила это, и сузила глаза, а потом наклонилась к герцогу, и вскоре ее муж начал принимать большее участие в разговоре.
Прием затянулся допоздна, и еще дольше я сидел над свитками, торопясь дочитать их в комфорте замка, где хватало свеч и нечего было бояться, что сырость и грязь попортят документы. Но проснулся я все равно рано, и хотя не выспался, но не мог заснуть от того же назойливого ощущения тревоги. Мои мысли то и дело обращались к Шуту, к нашему некрасивому расставанию и к предсказанию Джинны. Однако я убеждал себя, что это было его решение, и не мое дело его оспаривать.
Весь день замок кипел, готовясь к празднику. С наступлением темноты ворота были крепко заперты, как и все ставни на окнах; в замке зажгли факелы, и в большом зале заиграла музыка, призывавшая веселиться и плясать – в последний раз перед наступлением долгой мрачной зимы. Столы ломились от угощения, посреди зала кружились пары, на помосте извивались акробаты, и шуты в пестрых нарядах расхаживали среди гостей, вызывая взрывы хохота.
В какой-то момент Неттл выбежала из круга танцующих и, схватив меня за руки, потащила плясать, со смехом сказав, что лучше пожертвует своими ногами, но не позволит мне в такую ночь стоять с кислой миной в углу. Я действительно не мог проникнуться духом праздника, и даже вино не помогало. Но Неттл так задорно хохотала и сыпала острыми шутками, что я тоже рассмеялся. Когда она, поддавшись на мои жалобы, что «старые кости не выдержат такой пляски», отпустила меня, я на прощание сказал, что королеве следовало сделать ее не фрейлиной, а шутом. Она ничуть не обиделась, а сказала, что только об этом и мечтает, и унеслась в танце прочь.
Но шутка вернула мои мысли к теме, которой я безуспешно старался избегать. Я тревожился из-за Шута, и никакие аргументы не в состоянии были прогнать эту тревогу. Я вышел из зала и поднялся к себе, надеясь, что свитки помогут мне отвлечься лучше, чем вино и акробаты, но сосредоточиться на их содержимом не получалось.
Прекрати уже! – сердито сказала мне Неттл. Я уронил перо, которое бездумно крутил в пальцах. – Когда ты такой мрачный, я не могу веселиться. Что на тебя нашло?
Это Шут, – поколебавшись, ответил я. – Мне кажется, ему угрожает опасность.
Почему? – поразилась она. – Тебе так не понравился его гость?
Я удивился ее словам, но потом понял, что она права: Илим и его внезапный загадочный приезд были одной из причин, по которым я не мог перестать думать о Шуте. Однако это была не вся правда. Я не знал, стоит ли рассказывать Неттл, но все же решился.
Не совсем. Одна моя знакомая… гадалка, и она сказала, что ему угрожает опасность. Он в это не верит – а он по-настоящему разбирается в таких вещах – и мне бы не следовало, но… мне неспокойно.
Неттл помолчала.
Ты можешь его вызвать… нет, не можешь, он не обладает Скиллом. А гонец будет ехать слишком долго…
Может быть, мне следует съездить к нему еще раз, – сказал я, хотя сам так не думал. Однако Неттл неожиданно ухватилась за эту мысль.
Да, почему бы и нет? Ты успокоишься и перестанешь ходить мрачной тенью возле моих щитов.
Но я же не успею! – возразил я. – Туда ехать целый день, и день обратно… посольство не будет меня ждать.
Они столько выпили, что двое суток проваляются с головной болью, – фыркнула она. – Хотя белобрысые дубины торопятся домой. Но ты можешь срезать дорогу и догнать нас не в Нордфорте, а дальше.
Может быть, – неуверенно сказал я. – Я подумаю.
Подумай. Только думай тише, пожалуйста! – пожурила она меня и подняла щиты, возвращаясь к танцам.
Я сомневался, что поеду, и был уверен, что если и отправлюсь в путь, то утром, по свету. Я размышлял об этом до последнего момента – пока перебирал плащи, выбирая самый подходящий для дороги, и пока смотрел в окно, оценивая погоду, и собирал седельные сумки. Даже спустившись в конюшню к Ластвиллу, я был уверен, что просто проверяю на всякий случай, смогу ли выехать на рассвете. И только отворяя калитку в больших и крепко запертых воротах и выводя в нее коня, я признался себе, что тревога снедает меня слишком сильно, чтобы я мог переждать ночь.
Я подъехал к дому поздним утром, под моросящим дождем, размывавшим выпавший вчера снег. Дверь была плотно закрыта, но легко поддалась, когда я ее толкнул; внутри дома царила тишина, подтверждая мои предположения. Одного поверхностного взгляда было достаточно, чтобы убедиться окончательно: Шут уехал отсюда. Большой котел висел в очаге, но маленького дорожного рядом с ним не было, и не было кофемолки на полке, и множества других мелочей, которые он привез с собой. Мне не нужно было проверять остальные комнаты, но я все равно прошел внутрь, сперва старательно вытерев ноги и оставив у входа мокрый плащ, как будто Шут мог бы меня отчитать за грязь, и открыл дверь в его спальню.
Она показалась мне еще более пустой и мертвой, чем когда я увидел ее в первый раз. Ни сундуков, ни теплого мехового покрывала на кровати, ни плаща Кофетри на стене; только тонкое одеяло, накрывающее перину, доставшуюся Шуту от прежних хозяев дома, и стопка сложенного белья у изголовья.
Следом я заглянул в кабинет Шута, хотя у меня и мелькнули сомнения о том, можно ли это делать. За все время моего пребывания здесь я ни разу этого не делал, даже не пытался; это казалось еще большим вторжением, чем войти в его спальню. Но я зря опасался: кабинет был таким же пустым, в нем не осталось ничего, что позволило бы мне хотя бы предположить, чем именно Шут здесь занимался.
Напоследок я заглянул в комнату, которую, пока жил здесь, считал своей. Постель была аккуратно застелена – но не так, как застилал ее я; и переставленные мелочи, которые я не стал забирать, как, например, зеркало и миска с кистью для бритья, говорили о том, что здесь, скорее всего, ночевали после меня. Но еще лучше об этом говорил мне мой волчий нюх: я чувствовал очень смутно знакомый запах мужчины – Илима – поверх своего собственного, надежно закрепившегося в этих стенах. Отчего-то подтверждение того, что он спал в этой комнате, одновременно рассердило меня – звериное ощущение чужого на территории, которую мой внутренний волк считал своей – и успокоило какую-то мысль, которая грызла меня все это время, хотя я ее даже не замечал. Я аккуратно прикрыл двери комнаты и дома и спустился к Ластвиллу.
Двигаясь почти машинально, я отвел его в опустевшую конюшню и дал немного воды и сена; потом напился сам, обливаясь ледяной водой, от которой сводило зубы. От этого у меня прояснилось в голове, но на душе не полегчало.
Вернувшись к крыльцу, я внимательно оглядел землю. Начавшийся пару часов назад дождь размягчил ее, но был слишком мелким, чтобы всерьез размыть; и запах держался во влажном воздухе. Следы трех коней уводили в лес, в сторону дороги к деревне. Оттуда приехал Илим; я был почти уверен, что именно туда мне и нужно ехать.
Пока Ластвилл отдыхал, я пытался тоже перевести дух, но у меня не получилось. Я не мог даже присесть, какая-то сила заставляла меня то и дело вскакивать и искать себе занятие. Я еще раз осмотрел весь дом, но не нашел ничего интересного; я наколол дров и сложил их в поленницу под навесом для случайного путника, который захочет здесь остановиться, хотя поленница и так была полна. Наконец я вывел недовольного Ластвилла обратно под дождь и поехал по следам.
До деревни мы добрались быстрым шагом – я не хотел чересчур утомлять коня, хотя сам извелся от нетерпения. В деревне я заглянул в трактир, и после первого же вопроса мне сообщили, что госпожа Кофетри с незнакомым господином изволили проехать утром и оставили мне письмо, которое сын старосты должен был отослать в Нордфорт. За письмом немедленно послали; пока я дожидался его, глотая горячий чай, жена трактирщика и его дочь кидали в мою сторону сочувственные взгляды, и по их шепотку я понял, что они считают, будто Кофетри была моей любовницей или женой, а теперь сбежала с Илимом. Мне стало противно.
Наконец мальчишка принес письмо. Я торопливо развернул его. Оно состояло всего из нескольких строк, без обращения и подписи:
Срочные дела вынуждают меня уехать. Не сердись, пожалуйста, сейчас я действительно не могу ничего объяснить и должен торопиться. Думаю, мы увидимся в Белой Земле, потому что именно туда я и еду.
Я перечитал его еще дважды, словно ожидал найти какой-нибудь новый смысл между строк. Когда я поднял глаза от смятой бумаги, то увидел, что мальчишка все еще выжидающе стоит передо мной. Спохватившись, я сунул ему монетку; и еще несколько оставил на столе – значительно больше, чем стоили чай и услуги – и вышел. Ластвилл недовольно фыркнул, догадываясь, что снова придется ехать.
Но я еще некоторое время стоял, гладя его по шее и размышляя. Я не знал, куда ехать. Мое место было в Нордфорте; там меня ждали, и там я был нужен. К тому же я обещал Неттл, что сразу вернусь. Но тревога меня не отпускала, и злость на Шута, уехавшего без объяснений в компании только одного подозрительного белоземца, лишь подогревала ее.
Наконец я сел на Ластвилла и выехал на незнакомую дорогу, которая вела из деревни на север, к горам.
@темы: фики, Р. Хобб, Шут и Убийца
Так живо написано, что тревога Фитца передалась и мне.
спасибо!
*Tay* я рада, что производит впечатление
Йорингель да, этот момент мне самой нравится
Глинтвейн спасибо