Абрикосовый бренди распутает узел гортани (c) chtez
Шут и Убийца
Фандом: Робин Хобб, "Сага о Шуте и Убийце"
Первые читатели: origami и Кларисса
Бета-читатели: Helga и origami
Объем: novel-length
Pairing: очевиден
Рейтинг: неторопливо нарастающий до R (а тем, кто любит погорячее, обещаю бонусом высокорейтинговые драбблы)
Summary: Прошло семь лет, и Фитц доволен своей жизнью. Но случай снова сводит его с Шутом. К чему приведет новая встреча Пророка и Изменяющего - и двух людей, чья близость преодолела даже смерть?
Эпиграфы: романы Робин Хобб в официальном переводе издательства ЭКСМО
Размещение: обсуждаемо, но только после того, как текст будет окончательно выложен здесь.
Ранее: Пролог 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 Эпилог
Оказавшись совсем близко от меня, всадник едва уловимым движением руки остановил скакуна, но остался в седле, глядя на меня своими янтарными глазами. Затем он улыбнулся.
И у меня защемило сердце.
Я облизнул губы, но не смог выдавить из себя ни единого слова. Сердце говорило мне одно, а глаза – совсем другое. Медленно улыбка сползла с лица моего гостя, и на ее месте появилась неподвижная маска. Когда он заговорил, слова прозвучали тихо, ровно, без намека на чувства.
– Ты даже не хочешь со мной поздороваться, Фитц?
Я открыл рот, затем беспомощно развел руки в стороны. Мой жест сказал ему все то, что я не мог выразить словами, и его лицо снова озарила улыбка. Он сиял, словно в его душе горел яркий огонь.
читать дальшеШел одиннадцатый день моей странной погони. Обоз уже отправился в путь; я седлал коня, готовясь отправляться следом – одинокий всадник движется быстрее, чем тяжело груженые повозки и паланкины, поэтому я мог позволить себе поспать подольше, что и делал. Хотя большую часть утра я пролежал без сна: после двухдневной давности случая с цветком мне не хотелось сидеть и слушать разговоры белоземельцев, и я старался уходить к себе пораньше. Из-за этого я, всегда спавший немного, просыпался на рассвете и подолгу лежал, изучая потолок или небо за окном и периодически ловя себя на том, что прислушиваюсь – не донесутся ли до меня крики из комнаты Кофетри. Порой мне казалось, что я слышу их, и я подходил к окну или двери, проверяя; но мне только казалось. Впрочем, даже от иллюзии меня снова охватывал холод Аслевджала.
Я не мог отделаться от этих ощущений даже сейчас, стоя в конюшне, где тепло пахло сеном и фыркали кони. И тут у меня за спиной прозвучал ровный голос, от которого вдоль позвоночника пробежали ледяные мурашки:
– Какая… неожиданная встреча.
Я затянул подпругу, прежде чем обернуться и встретиться глазами с Кофетри.
Она была одета в мягкие одежды коричного цвета; и того же оттенка деревянный обруч удерживал волосы над высоким лбом. Я видел ее не раз за дни путешествия, но впервые смотрел прямо в лицо, и так близко. За исключением цвета кожи, Шут почти не изменился со времен, когда я знал его как лорда Голдена, не считая нескольких почти незаметных тонких линий вокруг рта и глаз; и в моей памяти воскрес день, когда он приехал ко мне в хижину верхом на Малте, разодетый и солнечный. Тогда он улыбнулся мне первым; но сегодня на его лице не было ни тени улыбки, а линия губ была твердой и сердитой, насколько я мог понять – мне всегда с трудом удавалось читать выражение его лица, хотя и проще, чем другим.
Я стоял, глядя в его глаза цвета темного золота и на мазки золотой краски вокруг них, и не знал, что ему сказать. Я представлял – или мне так казалось в тот момент, хотя с самого начала поездки я ломал над этим голову – что я сделал бы при встрече с Шутом: я бы обнял его, и сказал, что нам нужно поговорить, и рассказал обо всем, что произошло с тех пор, как мы виделись в последний раз, и о предсказании Джинны тоже, а потом послушал бы, что он ответит на это. Но передо мной был не Шут, а Кофетри, и говорить с ней об этом было так же невозможно, как делиться своими тревогами с лордом Голденом.
Она заговорила сама, чеканя слова высоким мелодичным голосом.
– На выезде из города в сторону Тилта есть дерево, расщепленное молнией, и от него ведет проселочная дорога на север. Она идет через рощу; жди меня там.
Не дожидаясь моего ответа, Кофетри развернулась, взметнув юбками пыль и соломинки, и вышла из конюшни.
Пока я заканчивал седлать коня, и выезжал из города, и ждал ее в роще, где она велела, я не мог перестать придумывать, с чего начну разговор. Тем не менее, когда после часа ожидания я наконец услышал стук копыт и увидел сквозь деревья приближающегося всадника, за которым следом ехала вторая лошадь с притороченными к седлу тяжелыми сундуками, у меня разом пересохло в горле. Я поднялся ей навстречу с корней дерева, на которых сидел.
Кофетри подъехала ко мне, соскочила с коня и встала напротив. Она посмотрела на меня долгим пронзительным взглядом – а потом обвила руками за шею, и Шут вздохнул у меня над плечом и глухо сказал:
– Я рад видеть тебя, Фитц.
Я обнял его и закрыл глаза, и иллюзия развеялась – я обнимал Шута, своего старого и лучшего друга, которого не видел семь лет и по которому не переставал скучать ни на один день.
Спустя несколько минут он отстранился, но оставил ладони у меня на плечах и принялся разглядывать мое лицо, стоя на расстоянии вытянутых рук. Я стоял под его изучающим взглядом, опустив руки, и не мог не улыбаться его серьезности.
– Ну что, сильно я постарел? – спросил я с усмешкой.
Но он покачал головой и нахмурился:
– Больше, чем я ожидал. Разве Чейд не получил свитки с записями о том, как предотвратить старение с помощью Скилла?
Я ответил не сразу, пытаясь понять все смыслы, которые предполагали его слова. По моему лицу Шут, видимо, понял мои чувства и убрал руки, и даже отступил на шаг.
Свитки, о которых он говорил, я видел – Чейд сказал, что получил их «от давнего знакомого», и, в общем-то, не солгал. Они стали одной из жемчужин нашей коллекции: ясно, просто и полно в них рассказывалось о том, как члены Круга и даже Одиночки могут продлить годы жизни, замедлив старение организма и исцелив часть болезней, не поддающихся лечению другими способами. Так Кеттл прожила триста лет и могла продолжать жить дальше. Чейд немедленно начал экспериментировать и почти сразу смог избавиться от мучивших его болей в суставах; он даже утверждал, что постепенно его память становится все надежнее. Но когда он предложил мне тоже применить к себе эту науку, я, подумав, отказался. Такое лечение было недоступно для тех, кто не обладал Скиллом, а значит, мне не удалось бы продлить годы Молли. Мое исцеленное Скиллом тело и без того чувствовало себя моложе положенного, и тем заметнее это было рядом с Молли, у которой начали распухать суставы пальцев рук, и которой труднее давалось то, что она так легко делала раньше. Она пару раз шутила по поводу того, что я младше ее, и даже – что могу найти себе женщину помоложе вместо «этой старухи»; но хотя это были всего лишь шутки, ее глаза казались грустными. Я не хотел оставаться молодым рядом с ней и не собирался искусственно продолжать свою жизнь после того, как она умрет. Молли была моей жизнью.
Но Шут знал о свитках, и – как нетрудно догадаться – и был тем самым «давним знакомым». Значит, он поддерживал связь с Чейдом – возможно, даже регулярно. И ни разу не передал весточки мне. И Чейд молчал, не говорил ни слова о Шуте с тех пор, как вручил мне его последний подарок…
– Он сдержал слово, да? – сказал Шут, нарушая течение моих мыслей. – Старый паук ничего тебе не сказал, – он улыбнулся, но в улыбке сквозила горечь. – Я просил его не говорить тебе, кто присылает ему свитки.
– Почему? – спросил я, начиная сердиться на них обоих.
– Потому что я расстался с тобой навсегда, – ответил Шут, словно утверждал очевидное. – Но после того как, вернувшись с Аслевджала, я узнал, что ты так и не пришел в Баккип… – он отвернулся, а вокруг рта у него легли глубокие складки. – Я должен был знать, что с тобой. Поэтому я попросил Чейда сообщать мне обо всем… – он посмотрел на меня в упор: – Год, Фитц. Целый год я не знал, вышел ли ты из колонны – пока до меня не дошло послание Чейда.
Я ощутил укол вины. Я знал, куда он отправился с Аслевджала – на юг, в Клересс, как сказал мне Прилкоп – но даже не подумал отправить ему весточку. Хотя он сам хотел разорвать нашу связь и сделал для этого все, тем не менее, я мог бы…
– Но ты даже не повидал меня, когда был в Баккипе, – мне показалось, что мои слова прозвучали, как у обиженного ребенка, и я поморщился.
Шут отвел глаза.
– Я тебя видел, – тихо сказал он, помолчав. – Я… не собирался ехать в Баккип с театром, но в последний момент понял, что хочу убедиться, что с тобой действительно все в порядке, – он мягко улыбнулся. – Это было совсем как в моем видении – ты был с Молли и выглядел счастливым.
Я не знал, что ответить на это. Шут внезапно вскинул голову и сквозь ветки у нас над головами посмотрел на солнце.
– Мне нужно ехать, если я не хочу ночевать сегодня под открытым небом – а я не хочу. Раз ты потратил столько времени, сопровождая меня, думаю, у тебя найдется несколько дней, чтобы заехать ко мне в гости? – спросил он с привычной безобидной насмешкой, и ощущение прежних дней снова окутало меня теплой волной. Я и не знал, что мне так сильно его не хватало.
– Конечно, найдется, – ответил я, улыбнувшись. – Как давно ты меня заметил?
– Сразу же, – смеясь, сказал Шут, уже севший на лошадь. – Мой дорогой Фитц, неужели ты думал, что шляпа помешает мне тебя узнать? Кстати, она совершенно тебе не идет, так что на твоем месте я бы избавился от нее при первой возможности.
Тихий смех Шута звучал так заразительно, что я против воли начал вторить ему. Он наполнял меня странной легкостью; и, подчиняясь ей, я вскочил на Ластвилла, поднялся на стременах и надел шляпу на ветку дерева, вызвав у Шута новый всплеск веселья – и мы поехали бок о бок по дороге на север.
Мы недолго ехали молча: едва легкость, наполнявшая меня, рассеялась, и я начал снова задумываться о том, что заставило меня поехать в погоню за Шутом, как он, словно уловив мое настроение, сказал:
– У тебя прекрасный конь, Фитц.
– Его зовут Ластвилл, – ответил я.
– Последняя воля? Странное имя.
Я вспомнил, что не успел рассказать ему.
– Он стал последней волей Баррича. Жеребенок Малты и Радди.
Шут изумленно раскрыл глаза, а потом осмотрел Ластвилла снова, очень внимательно, и одобрительно кивнул.
– Прекрасный выбор. Баррич знал, что делает.
– Чивэлу тоже пришлось с этим согласиться, – со смехом сказал я. – Он хотел скрестить Малту с Грубияном, своим любимцем, и все-таки сделал это, но хотя их Жемчужина и хороша, с Ластвиллом ей не сравниться.
Конь, понимая, что его хвалят, фыркнул, и я похлопал его по шее. Шут переспросил:
– Чивэл? Это сын Баррича, правильно?
– Да, старший, – ответил я, – он заведует конюшнями.
Шут задумчиво куснул губу.
– Я его, кажется, видел. Высокий, у него шрам над правой бровью, и с ним была такая хорошенькая девушка?
– Точно, это он. А девушка – его жена, Трифт...
Шут всю дорогу расспрашивал меня о Баккипе и Ивовой Долине. Он слушал так внимательно и понимающе, что я не мог остановиться. Я рассказывал ему о важных событиях, как рождение принца Проспера и Призыв, и о мелочах – как Пейшенс не постеснялась отшлепать Дьютифула веером за то, что он тот поссорился с Эйлианной из-за ерунды. Дьютифул и Эйлианна были счастливой парой, одной из самых счастливых, которые бывали на королевском троне, но их упрямые характеры порой выбивали искры друг из друга. Я рассказывал о Кетриккен и ее заботах из-за Уита короля; о Чейде, отдававшемся изучению Скилла с рвением, которому могли бы позавидовать молодые; о том, как Неттл отчитала одного из придворных, пришедшего ко мне просить ее руки, так хлестко, что у парня выступили слезы на глазах, а через полгода оказалась подружкой невесты на его свадьбе. Я рассказывал о детях Баррича, и о доме в Ивовой Долине, и о Молли. Я словно заново проживал эти семь лет, а Шут кивал, слушал и задавал вопросы, и мне казалось иногда, что он проживает их вместе со мной.
Когда мы уже затемно свернули с дороги на узкую тропинку и подъехали к дому, спрятавшемуся в глубине леса, Шут, ехавший впереди меня, обернулся и негромко сказал:
– Я рад, что ты счастлив, Фитц.
Я не видел его лица в сумраке, только ярко блестящие глаза. А потом он отвернулся и пришпорил коня. Соскочив на землю у крыльца, он крикнул:
– Подожди, я сейчас проверю!
Распахнув незапертую дверь, он скрылся внутри – и через минуту появился снова.
– Все в порядке, можно заходить, – сказал он и, подойдя к лошади с поклажей, принялся развязывать ремни, удерживавшие сундуки. Я поторопился спешиться и помочь ему. Слуги белоземцев были правы – сундуки оказались очень тяжелыми для своего размера, так что я крякнул, принимая один из них на руки.
– Что у тебя там? – спросил я, переводя дух.
– Все самое необходимое, – весело сказал Шут, который держал второй сундук так, словно тот был набит пухом. – Поставь на крыльцо, я сам унесу. Займешься лошадьми? Конюшня, кажется, там, – он кивнул вправо, почти невидимый в густых сумерках.
Я сгрузил сундук на крыльцо, как он и сказал, а Шут протанцевал мимо меня в дом.
– Что значит «кажется»? – крикнул я ему вслед. Но ответа не услышал.
Я снял с лошади еще один тюк, привязанный на седло сверху, и свой небольшой мешок с вещами с Ластвилла, положил их рядом с сундуком, а сам пошел искать конюшню. Она действительно оказалась там, куда показал Шут, и выглядела достаточно просторной и надежной, чтобы вместить всех трех лошадей; там даже нашелся небольшой запас сена. Рядом с ней обнаружился колодец: я поднял ведро воды – она была чистой и вкусной. Я с удовольствием напился и плеснул пригоршню себе в лицо, смывая дорожную пыль.
Пока я расседлывал, чистил, кормил и поил лошадей, Шут успел зажечь в доме огонь – я видел янтарные отблески в щелях ставней. Закончив дела в конюшне, я стянул рубаху и куртку и вылил на себя ведро воды, смывая пыль и пот; потом поднял еще одно ведро и с ним в одной руке и грязной одеждой в другой отправился в дом.
В доме, освещая просторную комнату, горел очаг. Шут стоял у грубо сколоченного стола и разбирал многочисленные мешочки и свертки: судя по тому, что было выложено на расстеленную на столе чистую ткань, в них хранились припасы. Он успел переодеться в простую рубашку с узкой полоской вышивки у горла и на рукавах; но только теперь, увидев его в такой одежде, я понял, как смущало меня платье Кофетри. Хотя юбки ее дорожного костюма были разрезаны спереди, и под ними она носила штаны, наверное, чтобы удобно было сидеть верхом, но весь ее наряд был настолько очевидно женским, что всю дорогу я старался смотреть на Шута поменьше, и только в лицо. Когда я вошел, он поднял на меня взгляд, сначала рассеянный, но ставший неожиданно пристальным, а потом резко вернулся к своему занятию.
– Вода! Отлично. Я сварю похлебку. Твоя комната будет вон там, – он махнул рукой в сторону, – я уже отнес туда твои вещи.
– Ладно, – ответил я. Возле очага лежал вверх дном котелок: при осмотре он оказался достаточно чистым, так что я только сполоснул его и поставил воду кипятиться, а потом зашел в свою комнату. Там пахло пылью и нежилым помещением, но было относительно чисто. Мой мешок лежал на кровати: я разобрал его и натянул чистую рубашку, а мокрые волосы расчесал и перевязал заново в воинский хвост.
Выйдя из комнаты, я учуял аппетитный запах похлебки, и у меня заурчало в животе: за весь день мы сделали всего один привал, и мне казалось, что это было очень давно. Шут, стоявший у очага, обернулся и засмеялся:
– Голоден как волк? Я тоже.
Шутка прозвучала легко и не вызвала ни тени грусти по Ночному Волку, хотя когда я слышал ее от Молли, то всегда чувствовал секундную горечь, а если она исходила от незнакомого, напрягался, подозревая намек на Уит. Семь лет мирной жизни только частично пригасили мою подозрительность, старательно взращенную Чейдом и укрепленную Регалом. Однако Шут наверняка знал, как я могу воспринять такую шутку, и никогда не захотел бы причинить мне боль. Так что я кивнул и сел за стол, наблюдая, как он готовит.
Мы поужинали – такой вкусной похлебки я не ел никогда, хотя пряные травы, которые добавил туда Шут, сначала обожгли мне рот, и мне пришлось, захлебываясь, пить воду прямо из ковша. Шут сперва подсмеивался над тем, как я жадно ловлю ртом воздух, а потом принялся рассказывать об этих травах, привезенных им с юга, и разложил передо мной мешочки, давая посмотреть и понюхать каждую. Он называл все имена каждой из них и стоимость – на мой взгляд, запредельную, и рассказывал жуткие истории о том, что ради таких вот мешочков убивали людей, как убивают из-за кошеля с золотом. Он знал и другие способы их использования, не только в качестве приправ, и рассказывал о них, зная, что это наверняка будет мне интересно. Я внимательно слушал, собираясь днем записать все, но в какой-то момент обнаружил, что мои глаза закрываются, а слова Шута теряют смысл, едва прозвучав.
– Что? – переспросил я.
– Иди спать, Фитц! – звонко повторил он и для верности указал мне на дверь моей комнаты. Мне хотелось слушать его и дальше, но я понимал, что он прав.
Меня хватило на то, чтобы пожелать ему доброй ночи, добрести до своей комнаты и стянуть сапоги, но рухнул я поверх одеяла и разбросанной по нему собственной одежды. Я успел еще подумать, что так и не рассказал Шуту все, что собирался, но заснул раньше, чем вспомнил, что это было.
Фандом: Робин Хобб, "Сага о Шуте и Убийце"
Первые читатели: origami и Кларисса
Бета-читатели: Helga и origami
Объем: novel-length
Pairing: очевиден
Рейтинг: неторопливо нарастающий до R (а тем, кто любит погорячее, обещаю бонусом высокорейтинговые драбблы)
Summary: Прошло семь лет, и Фитц доволен своей жизнью. Но случай снова сводит его с Шутом. К чему приведет новая встреча Пророка и Изменяющего - и двух людей, чья близость преодолела даже смерть?
Эпиграфы: романы Робин Хобб в официальном переводе издательства ЭКСМО
Размещение: обсуждаемо, но только после того, как текст будет окончательно выложен здесь.
Ранее: Пролог 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 Эпилог
ГЛАВА 5. ВСТРЕЧА
Оказавшись совсем близко от меня, всадник едва уловимым движением руки остановил скакуна, но остался в седле, глядя на меня своими янтарными глазами. Затем он улыбнулся.
И у меня защемило сердце.
Я облизнул губы, но не смог выдавить из себя ни единого слова. Сердце говорило мне одно, а глаза – совсем другое. Медленно улыбка сползла с лица моего гостя, и на ее месте появилась неподвижная маска. Когда он заговорил, слова прозвучали тихо, ровно, без намека на чувства.
– Ты даже не хочешь со мной поздороваться, Фитц?
Я открыл рот, затем беспомощно развел руки в стороны. Мой жест сказал ему все то, что я не мог выразить словами, и его лицо снова озарила улыбка. Он сиял, словно в его душе горел яркий огонь.
читать дальшеШел одиннадцатый день моей странной погони. Обоз уже отправился в путь; я седлал коня, готовясь отправляться следом – одинокий всадник движется быстрее, чем тяжело груженые повозки и паланкины, поэтому я мог позволить себе поспать подольше, что и делал. Хотя большую часть утра я пролежал без сна: после двухдневной давности случая с цветком мне не хотелось сидеть и слушать разговоры белоземельцев, и я старался уходить к себе пораньше. Из-за этого я, всегда спавший немного, просыпался на рассвете и подолгу лежал, изучая потолок или небо за окном и периодически ловя себя на том, что прислушиваюсь – не донесутся ли до меня крики из комнаты Кофетри. Порой мне казалось, что я слышу их, и я подходил к окну или двери, проверяя; но мне только казалось. Впрочем, даже от иллюзии меня снова охватывал холод Аслевджала.
Я не мог отделаться от этих ощущений даже сейчас, стоя в конюшне, где тепло пахло сеном и фыркали кони. И тут у меня за спиной прозвучал ровный голос, от которого вдоль позвоночника пробежали ледяные мурашки:
– Какая… неожиданная встреча.
Я затянул подпругу, прежде чем обернуться и встретиться глазами с Кофетри.
Она была одета в мягкие одежды коричного цвета; и того же оттенка деревянный обруч удерживал волосы над высоким лбом. Я видел ее не раз за дни путешествия, но впервые смотрел прямо в лицо, и так близко. За исключением цвета кожи, Шут почти не изменился со времен, когда я знал его как лорда Голдена, не считая нескольких почти незаметных тонких линий вокруг рта и глаз; и в моей памяти воскрес день, когда он приехал ко мне в хижину верхом на Малте, разодетый и солнечный. Тогда он улыбнулся мне первым; но сегодня на его лице не было ни тени улыбки, а линия губ была твердой и сердитой, насколько я мог понять – мне всегда с трудом удавалось читать выражение его лица, хотя и проще, чем другим.
Я стоял, глядя в его глаза цвета темного золота и на мазки золотой краски вокруг них, и не знал, что ему сказать. Я представлял – или мне так казалось в тот момент, хотя с самого начала поездки я ломал над этим голову – что я сделал бы при встрече с Шутом: я бы обнял его, и сказал, что нам нужно поговорить, и рассказал обо всем, что произошло с тех пор, как мы виделись в последний раз, и о предсказании Джинны тоже, а потом послушал бы, что он ответит на это. Но передо мной был не Шут, а Кофетри, и говорить с ней об этом было так же невозможно, как делиться своими тревогами с лордом Голденом.
Она заговорила сама, чеканя слова высоким мелодичным голосом.
– На выезде из города в сторону Тилта есть дерево, расщепленное молнией, и от него ведет проселочная дорога на север. Она идет через рощу; жди меня там.
Не дожидаясь моего ответа, Кофетри развернулась, взметнув юбками пыль и соломинки, и вышла из конюшни.
Пока я заканчивал седлать коня, и выезжал из города, и ждал ее в роще, где она велела, я не мог перестать придумывать, с чего начну разговор. Тем не менее, когда после часа ожидания я наконец услышал стук копыт и увидел сквозь деревья приближающегося всадника, за которым следом ехала вторая лошадь с притороченными к седлу тяжелыми сундуками, у меня разом пересохло в горле. Я поднялся ей навстречу с корней дерева, на которых сидел.
Кофетри подъехала ко мне, соскочила с коня и встала напротив. Она посмотрела на меня долгим пронзительным взглядом – а потом обвила руками за шею, и Шут вздохнул у меня над плечом и глухо сказал:
– Я рад видеть тебя, Фитц.
Я обнял его и закрыл глаза, и иллюзия развеялась – я обнимал Шута, своего старого и лучшего друга, которого не видел семь лет и по которому не переставал скучать ни на один день.
Спустя несколько минут он отстранился, но оставил ладони у меня на плечах и принялся разглядывать мое лицо, стоя на расстоянии вытянутых рук. Я стоял под его изучающим взглядом, опустив руки, и не мог не улыбаться его серьезности.
– Ну что, сильно я постарел? – спросил я с усмешкой.
Но он покачал головой и нахмурился:
– Больше, чем я ожидал. Разве Чейд не получил свитки с записями о том, как предотвратить старение с помощью Скилла?
Я ответил не сразу, пытаясь понять все смыслы, которые предполагали его слова. По моему лицу Шут, видимо, понял мои чувства и убрал руки, и даже отступил на шаг.
Свитки, о которых он говорил, я видел – Чейд сказал, что получил их «от давнего знакомого», и, в общем-то, не солгал. Они стали одной из жемчужин нашей коллекции: ясно, просто и полно в них рассказывалось о том, как члены Круга и даже Одиночки могут продлить годы жизни, замедлив старение организма и исцелив часть болезней, не поддающихся лечению другими способами. Так Кеттл прожила триста лет и могла продолжать жить дальше. Чейд немедленно начал экспериментировать и почти сразу смог избавиться от мучивших его болей в суставах; он даже утверждал, что постепенно его память становится все надежнее. Но когда он предложил мне тоже применить к себе эту науку, я, подумав, отказался. Такое лечение было недоступно для тех, кто не обладал Скиллом, а значит, мне не удалось бы продлить годы Молли. Мое исцеленное Скиллом тело и без того чувствовало себя моложе положенного, и тем заметнее это было рядом с Молли, у которой начали распухать суставы пальцев рук, и которой труднее давалось то, что она так легко делала раньше. Она пару раз шутила по поводу того, что я младше ее, и даже – что могу найти себе женщину помоложе вместо «этой старухи»; но хотя это были всего лишь шутки, ее глаза казались грустными. Я не хотел оставаться молодым рядом с ней и не собирался искусственно продолжать свою жизнь после того, как она умрет. Молли была моей жизнью.
Но Шут знал о свитках, и – как нетрудно догадаться – и был тем самым «давним знакомым». Значит, он поддерживал связь с Чейдом – возможно, даже регулярно. И ни разу не передал весточки мне. И Чейд молчал, не говорил ни слова о Шуте с тех пор, как вручил мне его последний подарок…
– Он сдержал слово, да? – сказал Шут, нарушая течение моих мыслей. – Старый паук ничего тебе не сказал, – он улыбнулся, но в улыбке сквозила горечь. – Я просил его не говорить тебе, кто присылает ему свитки.
– Почему? – спросил я, начиная сердиться на них обоих.
– Потому что я расстался с тобой навсегда, – ответил Шут, словно утверждал очевидное. – Но после того как, вернувшись с Аслевджала, я узнал, что ты так и не пришел в Баккип… – он отвернулся, а вокруг рта у него легли глубокие складки. – Я должен был знать, что с тобой. Поэтому я попросил Чейда сообщать мне обо всем… – он посмотрел на меня в упор: – Год, Фитц. Целый год я не знал, вышел ли ты из колонны – пока до меня не дошло послание Чейда.
Я ощутил укол вины. Я знал, куда он отправился с Аслевджала – на юг, в Клересс, как сказал мне Прилкоп – но даже не подумал отправить ему весточку. Хотя он сам хотел разорвать нашу связь и сделал для этого все, тем не менее, я мог бы…
– Но ты даже не повидал меня, когда был в Баккипе, – мне показалось, что мои слова прозвучали, как у обиженного ребенка, и я поморщился.
Шут отвел глаза.
– Я тебя видел, – тихо сказал он, помолчав. – Я… не собирался ехать в Баккип с театром, но в последний момент понял, что хочу убедиться, что с тобой действительно все в порядке, – он мягко улыбнулся. – Это было совсем как в моем видении – ты был с Молли и выглядел счастливым.
Я не знал, что ответить на это. Шут внезапно вскинул голову и сквозь ветки у нас над головами посмотрел на солнце.
– Мне нужно ехать, если я не хочу ночевать сегодня под открытым небом – а я не хочу. Раз ты потратил столько времени, сопровождая меня, думаю, у тебя найдется несколько дней, чтобы заехать ко мне в гости? – спросил он с привычной безобидной насмешкой, и ощущение прежних дней снова окутало меня теплой волной. Я и не знал, что мне так сильно его не хватало.
– Конечно, найдется, – ответил я, улыбнувшись. – Как давно ты меня заметил?
– Сразу же, – смеясь, сказал Шут, уже севший на лошадь. – Мой дорогой Фитц, неужели ты думал, что шляпа помешает мне тебя узнать? Кстати, она совершенно тебе не идет, так что на твоем месте я бы избавился от нее при первой возможности.
Тихий смех Шута звучал так заразительно, что я против воли начал вторить ему. Он наполнял меня странной легкостью; и, подчиняясь ей, я вскочил на Ластвилла, поднялся на стременах и надел шляпу на ветку дерева, вызвав у Шута новый всплеск веселья – и мы поехали бок о бок по дороге на север.
Мы недолго ехали молча: едва легкость, наполнявшая меня, рассеялась, и я начал снова задумываться о том, что заставило меня поехать в погоню за Шутом, как он, словно уловив мое настроение, сказал:
– У тебя прекрасный конь, Фитц.
– Его зовут Ластвилл, – ответил я.
– Последняя воля? Странное имя.
Я вспомнил, что не успел рассказать ему.
– Он стал последней волей Баррича. Жеребенок Малты и Радди.
Шут изумленно раскрыл глаза, а потом осмотрел Ластвилла снова, очень внимательно, и одобрительно кивнул.
– Прекрасный выбор. Баррич знал, что делает.
– Чивэлу тоже пришлось с этим согласиться, – со смехом сказал я. – Он хотел скрестить Малту с Грубияном, своим любимцем, и все-таки сделал это, но хотя их Жемчужина и хороша, с Ластвиллом ей не сравниться.
Конь, понимая, что его хвалят, фыркнул, и я похлопал его по шее. Шут переспросил:
– Чивэл? Это сын Баррича, правильно?
– Да, старший, – ответил я, – он заведует конюшнями.
Шут задумчиво куснул губу.
– Я его, кажется, видел. Высокий, у него шрам над правой бровью, и с ним была такая хорошенькая девушка?
– Точно, это он. А девушка – его жена, Трифт...
Шут всю дорогу расспрашивал меня о Баккипе и Ивовой Долине. Он слушал так внимательно и понимающе, что я не мог остановиться. Я рассказывал ему о важных событиях, как рождение принца Проспера и Призыв, и о мелочах – как Пейшенс не постеснялась отшлепать Дьютифула веером за то, что он тот поссорился с Эйлианной из-за ерунды. Дьютифул и Эйлианна были счастливой парой, одной из самых счастливых, которые бывали на королевском троне, но их упрямые характеры порой выбивали искры друг из друга. Я рассказывал о Кетриккен и ее заботах из-за Уита короля; о Чейде, отдававшемся изучению Скилла с рвением, которому могли бы позавидовать молодые; о том, как Неттл отчитала одного из придворных, пришедшего ко мне просить ее руки, так хлестко, что у парня выступили слезы на глазах, а через полгода оказалась подружкой невесты на его свадьбе. Я рассказывал о детях Баррича, и о доме в Ивовой Долине, и о Молли. Я словно заново проживал эти семь лет, а Шут кивал, слушал и задавал вопросы, и мне казалось иногда, что он проживает их вместе со мной.
Когда мы уже затемно свернули с дороги на узкую тропинку и подъехали к дому, спрятавшемуся в глубине леса, Шут, ехавший впереди меня, обернулся и негромко сказал:
– Я рад, что ты счастлив, Фитц.
Я не видел его лица в сумраке, только ярко блестящие глаза. А потом он отвернулся и пришпорил коня. Соскочив на землю у крыльца, он крикнул:
– Подожди, я сейчас проверю!
Распахнув незапертую дверь, он скрылся внутри – и через минуту появился снова.
– Все в порядке, можно заходить, – сказал он и, подойдя к лошади с поклажей, принялся развязывать ремни, удерживавшие сундуки. Я поторопился спешиться и помочь ему. Слуги белоземцев были правы – сундуки оказались очень тяжелыми для своего размера, так что я крякнул, принимая один из них на руки.
– Что у тебя там? – спросил я, переводя дух.
– Все самое необходимое, – весело сказал Шут, который держал второй сундук так, словно тот был набит пухом. – Поставь на крыльцо, я сам унесу. Займешься лошадьми? Конюшня, кажется, там, – он кивнул вправо, почти невидимый в густых сумерках.
Я сгрузил сундук на крыльцо, как он и сказал, а Шут протанцевал мимо меня в дом.
– Что значит «кажется»? – крикнул я ему вслед. Но ответа не услышал.
Я снял с лошади еще один тюк, привязанный на седло сверху, и свой небольшой мешок с вещами с Ластвилла, положил их рядом с сундуком, а сам пошел искать конюшню. Она действительно оказалась там, куда показал Шут, и выглядела достаточно просторной и надежной, чтобы вместить всех трех лошадей; там даже нашелся небольшой запас сена. Рядом с ней обнаружился колодец: я поднял ведро воды – она была чистой и вкусной. Я с удовольствием напился и плеснул пригоршню себе в лицо, смывая дорожную пыль.
Пока я расседлывал, чистил, кормил и поил лошадей, Шут успел зажечь в доме огонь – я видел янтарные отблески в щелях ставней. Закончив дела в конюшне, я стянул рубаху и куртку и вылил на себя ведро воды, смывая пыль и пот; потом поднял еще одно ведро и с ним в одной руке и грязной одеждой в другой отправился в дом.
В доме, освещая просторную комнату, горел очаг. Шут стоял у грубо сколоченного стола и разбирал многочисленные мешочки и свертки: судя по тому, что было выложено на расстеленную на столе чистую ткань, в них хранились припасы. Он успел переодеться в простую рубашку с узкой полоской вышивки у горла и на рукавах; но только теперь, увидев его в такой одежде, я понял, как смущало меня платье Кофетри. Хотя юбки ее дорожного костюма были разрезаны спереди, и под ними она носила штаны, наверное, чтобы удобно было сидеть верхом, но весь ее наряд был настолько очевидно женским, что всю дорогу я старался смотреть на Шута поменьше, и только в лицо. Когда я вошел, он поднял на меня взгляд, сначала рассеянный, но ставший неожиданно пристальным, а потом резко вернулся к своему занятию.
– Вода! Отлично. Я сварю похлебку. Твоя комната будет вон там, – он махнул рукой в сторону, – я уже отнес туда твои вещи.
– Ладно, – ответил я. Возле очага лежал вверх дном котелок: при осмотре он оказался достаточно чистым, так что я только сполоснул его и поставил воду кипятиться, а потом зашел в свою комнату. Там пахло пылью и нежилым помещением, но было относительно чисто. Мой мешок лежал на кровати: я разобрал его и натянул чистую рубашку, а мокрые волосы расчесал и перевязал заново в воинский хвост.
Выйдя из комнаты, я учуял аппетитный запах похлебки, и у меня заурчало в животе: за весь день мы сделали всего один привал, и мне казалось, что это было очень давно. Шут, стоявший у очага, обернулся и засмеялся:
– Голоден как волк? Я тоже.
Шутка прозвучала легко и не вызвала ни тени грусти по Ночному Волку, хотя когда я слышал ее от Молли, то всегда чувствовал секундную горечь, а если она исходила от незнакомого, напрягался, подозревая намек на Уит. Семь лет мирной жизни только частично пригасили мою подозрительность, старательно взращенную Чейдом и укрепленную Регалом. Однако Шут наверняка знал, как я могу воспринять такую шутку, и никогда не захотел бы причинить мне боль. Так что я кивнул и сел за стол, наблюдая, как он готовит.
Мы поужинали – такой вкусной похлебки я не ел никогда, хотя пряные травы, которые добавил туда Шут, сначала обожгли мне рот, и мне пришлось, захлебываясь, пить воду прямо из ковша. Шут сперва подсмеивался над тем, как я жадно ловлю ртом воздух, а потом принялся рассказывать об этих травах, привезенных им с юга, и разложил передо мной мешочки, давая посмотреть и понюхать каждую. Он называл все имена каждой из них и стоимость – на мой взгляд, запредельную, и рассказывал жуткие истории о том, что ради таких вот мешочков убивали людей, как убивают из-за кошеля с золотом. Он знал и другие способы их использования, не только в качестве приправ, и рассказывал о них, зная, что это наверняка будет мне интересно. Я внимательно слушал, собираясь днем записать все, но в какой-то момент обнаружил, что мои глаза закрываются, а слова Шута теряют смысл, едва прозвучав.
– Что? – переспросил я.
– Иди спать, Фитц! – звонко повторил он и для верности указал мне на дверь моей комнаты. Мне хотелось слушать его и дальше, но я понимал, что он прав.
Меня хватило на то, чтобы пожелать ему доброй ночи, добрести до своей комнаты и стянуть сапоги, но рухнул я поверх одеяла и разбросанной по нему собственной одежды. Я успел еще подумать, что так и не рассказал Шуту все, что собирался, но заснул раньше, чем вспомнил, что это было.
@темы: фики, Р. Хобб, Шут и Убийца
-
-
13.06.2008 в 22:54-
-
13.06.2008 в 23:06Шут очень интересный...
-
-
14.06.2008 в 01:27Эх, Вы всегда так вканонны, что просто слов нет, одни знаки восклицания. Это чудесно))
-
-
14.06.2008 в 04:06-
-
14.06.2008 в 13:43Спасибо за продолжение. Очень, очень нравится.
-
-
15.06.2008 в 00:39я уже писала, что радуюсь тому, как Фитц относится к Кофетри. практически не одной истерики не закатил, даже. и не канючит "ах, Чейд опять от меня что-то скрывает...
он меня совсем не любит"боюсь, однако, это всего лишь затишье перед бурей
Шут, наоборот, совсем не изменился. "наблюдать" за ним, огромное удовольствие!! одна фраза вообще покорила:
Я сгрузил сундук на крыльцо, как он и сказал, а Шут протанцевал мимо меня в дом.
так замечательно, что у нас всех есть возможность тоже это "видеть"!!!!!
-
-
15.06.2008 в 11:55Большое вам всем спасибо
koudai Я посчитала, что за 7 лет у Фитца должно было отрасти хоть что-нибудь. Конечно, это в большой степени wishful thinking, нооо...
Спасибо
-
-
02.07.2008 в 20:01Может, я покажусь нескромной и навязчивой, но очень хочется узнать, когда ж продолжение?
-
-
04.07.2008 в 13:32-
-
18.03.2009 в 19:32-
-
01.02.2012 в 19:00ухахаха))точно
-
-
15.03.2012 в 00:16И мне даже стиль письма напоминает Робина Хобба... Душа радуется!