Фандом: Робин Хобб, "Сага о Шуте и Убийце"
Первые читатели: origami и Кларисса
Бета-читатели: Helga и origami
Объем: novel-length
Pairing: очевиден
Рейтинг: неторопливо нарастающий до R (а тем, кто любит погорячее, обещаю бонусом высокорейтинговые драбблы)
Summary: Прошло семь лет, и Фитц доволен своей жизнью. Но случай снова сводит его с Шутом. К чему приведет новая встреча Пророка и Изменяющего - и двух людей, чья близость преодолела даже смерть?
Эпиграфы: романы Робин Хобб в официальном переводе издательства ЭКСМО
Размещение: обсуждаемо, но только после того, как текст будет окончательно выложен здесь.
Ранее: Пролог 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 Эпилог
ГЛАВА 14. ХЛЕБ-СОЛЬ
На щеках у девушки проступил румянец. Казалось, она сделала вдох. Я был ошеломлен. В следующее мгновение ее глаза открылись, и они оказались такими же зелеными, как чешуя дракона. Она даже не взглянула на меня, а повернулась, чтобы посмотреть на Шута, который все еще стоял у нее за спиной. Она протянула руку и коснулась его лица. Их взгляды встретились. Шут наклонился ближе к ней. Затем ее рука легла на его затылок, и она притянула Шута к себе. Их губы слились в поцелуе.
Поцелуй получился долгим. Я увидел страсть, которую она разделила с Шутом. И все же это не было похоже на благодарность, поцелуй все длился, и мне показалось, что Шут давно бы его прервал, если бы мог. Он застыл, я видел, как напряглись мышцы его шеи. Он так и не обнял девушку, его локти были широко разведены в стороны, сжатые в кулаки руки лежали на груди. А она продолжала его целовать, и я испугался, что Шут сольется с ней или превратится в ее объятиях в камень.
читать дальшеЕдва мы въехали в ворота замка, как нас окружили слуги. Я не хотел разлучаться с Кофетри, но она только сказала: «Увидимся, Том!», и исчезла вместе с Илимом. Никто из окружающих не выглядел враждебно, и хотя все мои чувства были обострены до предела, я не чувствовал серьезной опасности, только естественную для ситуации легкую настороженность. Добродушного вида малый предложил мне следовать за ним и провел по коридорам в комнату, которую, как я понял, мне отвели.
Я давно не чувствовал себя настолько усталым, чтобы заснуть, едва опустившись на кровать. Похоже, последние годы меня избаловали: раньше я бы не позволил себе такого, зная, что нахожусь в незнакомом месте, среди чужих людей. Но, по крайней мере, я проснулся сразу же, как только тело восстановило необходимый минимум сил. Я все еще чувствовал себя усталым, но считал, что теперь важнее осмотреться, чем отдыхать.
Из узкого, расположенного высоко над полом окна комнаты, в которой я находился, открывался вид во двор замка. Сама комната оказалась небольшой и очень скромно обставленной: кровать, стул и туалетный столик. Единственными предметами роскоши были толстые ковры на полу и стене над кроватью и покрывало из роскошного густого лисьего меха. Хотя здесь это не было роскошью, скорее необходимостью: я чувствовал сырой холод, которым тянуло от стен. Мои вещи лежали на полу у входа; но прежде, чем коснуться их, я проверил дверь. Она легко открылась. Успокоенный, я разобрал мешки и убедился, что ничего не тронуто. Умывшись и переодевшись, я отправился на поиски Шута и кухни – мой желудок весьма настойчиво давал о себе знать.
После нескольких минут блуждания по коридорам, которые казались мне одинаковыми, я встретил мальчишку-слугу. Уроки языка Белой Земли пришлись кстати, хотя пришлось сопровождать свои слова жестами и знаками, пока он не понял, что мне нужно, а я – что он отвечает. Но я все же выяснил, где поселили Шута («темную женщину»), и где находится кухня. Кухня в этот момент интересовала меня гораздо больше.
Там слова, знаки и жесты не потребовались: кухарке и без того было понятно, чего я хочу. Передо мной мгновенно появились ломоть хлеба, кусок мяса и кружка с пряно пахнущим горячим напитком. Я сразу откусил столько, что едва мог прожевать, и жадно хлебнул напиток. Вкус еды показался мне знакомым, и знакомым неприятно, и когда я понял, что это, кусок застрял у меня в горле – но было уже поздно. Мир умер вокруг меня, и в наступившей оглушительной тишине, не имевшей ничего общего с глухотой, я острее ощутил вкус эльфовой коры на языке.
Я медленно поднялся из-за стола. Хлеб и мясо я прихватил с собой: не стоило выдавать причину моего поспешного бегства, пока сам не разберусь в том, кто подсунул мне эту отраву. Я еще помнил объяснения мальчишки и быстрым шагом пошел по замку, моля всех богов, чтобы они не дали мне заблудиться – снова найти дорогу мне бы уже не удалось.
В коридорах у покоев Шута на стенах были бронзовые светильники и гобелены, но мне некогда было в них всматриваться. Я толкнул нужную дверь, чувствуя знакомое головокружение, и почти ввалился в комнату.
– Шут, я… – проговорил я и остановился.
– Ты действительно похож на шута, – невозмутимо заметила Кофетри, отставив чашку с таким же напитком, который наливали мне в кухне. Сидевший напротив нее за столом Илим изумленно перевел взгляд с меня на нее и обратно и нахмурился. Я застыл у двери, глядя на них обоих. Почему Илим был здесь? Почему это выглядело как завтрак любовников? Почему Шут все еще носил это дурацкое платье? Почему… Усилием воли я заставил себя вернуться к тому, что было по-настоящему важно.
– Да, – сказал я медленно, стараясь контролировать свою речь и свои мысли. – Особенно когда начинаю говорить все, что приходит мне в голову – а мысли у меня так и скачут с одного на другое, – я надеялся, что Шут поймет, о чем я говорю. И он понял – его глаза на секунду расширились.
– Да ты настоящий скоморох, – сказал он голосом Кофетри с улыбкой. – Нарад Илим, вы не оставите меня на время в обществе этого шутника? Мой арэладн не хочет беспокоить нас и поэтому не говорит, что желает побеседовать со мной наедине, хотя таковы его намерения. У него своеобразные представления о тактичности.
Илим ошарашенно посмотрел на нее и поднялся, оставив недоеденный завтрак на тарелке. Едва за ним захлопнулась дверь, я рухнул на его стул и застонал.
– Эльфова кора! – сообщил я Шуту, бросая хлеб и мясо, которые все еще сжимал в руке, на стол. – Откуда они знали про мой Скилл? Кто пытался меня отравить?
Шут вздохнул и покачал головой.
– Боюсь, это не намеренная попытка отравления, – сказал он. – Эльфова кора здесь используется в качестве специй. Ее добавляют во всю еду.
– Что? – я ошеломленно уставился на него. – И ты не сказал мне?
– Я узнал об этом, только когда попробовал здешнюю пищу – несколько минут назад. Я надеялся, что ты еще не проснулся… Ох, Фитц, – он переплел пальцы. – Прости.
Я разозлился на него, хотя это было бессмысленно – он действительно вряд ли успел бы меня предупредить. Но слова рвались у меня с языка:
– Ты мог бы сказать мне – сразу! – а не сидеть тут с этим типом. Что он вообще тут делал? Почему ты все время разговариваешь с ним, секретничаешь с ним и ничего не говоришь мне? Всю дорогу ни словечка… ты так и не составил картину? Когда ты собираешься мне все объяснить? – пока я говорил, мой голос становился громче, а лицо Шута вытягивалось, но он не пытался меня остановить. И я продолжал: – Ты снова играешь в загадки со мной? Что теперь ты от меня ждешь? Ты не звал меня сюда, я сам поехал – что, я нарушил твою игру? Изменил не то и не там?
– Перестань, – сказал Шут тихо и отвернулся.
Это отрезвило меня ненадолго:
– Прости. Это эльфова кора. Тебе лучше запереть меня в комнате и не слушать. Это будет очень… неприятно. В прошлый раз я перечислял все свои грехи. Чейду. И Дьютифулу. И даже рассказал ему про Молли. Все в подробностях. Начиная с первого раза. Когда я залез к ней в окно…
– Избавь меня от этого, прошу тебя, – сказал Шут жалобно.
– Я постараюсь. Но это кора. Она так действует, я говорю и не могу остановиться…
– Давай для начала ты ляжешь в постель, а потом продолжишь? – предложил Шут.
Я послушно поднялся, но это не помешало мне разговаривать.
– Знаешь, если ты засунешь мне в рот кляп, я пойму. Мне кажется, в прошлый раз Чейд под конец обдумывал такую возможность. Если бы не Дьютифул, он бы, наверное, так и сделал. Ради моего же блага. Чейд всегда печется о моем благе, если это не мешает благу Шести Герцогств. Когда мы с ним в последний раз разговаривали, он тоже обо мне заботился, – это я сказал, уже лежа в кровати в соседней комнате (покои Кофетри были куда просторнее моих); Шут сидел на краю, сняв обруч и прижимая пальцы к вискам. – Он очень заботливо поинтересовался, не возникли ли у нас с Молли проблемы. И очень заботливо спросил, не сбежал ли я с тобой. И очень заботливо сказал, что понимает такой порыв, хотя это и неразумно…
– Чейд это сказал? – перебил меня Шут, изумленно повернувшись ко мне.
– Да. И еще, что по твоему поведению можно было предположить, что ты хочешь быть моим любовником – и не могу сказать, что он неправ, но я знаю, что это не так, что ты никогда не хотел. Твоя любовь не знает границ, я помню, я знаю, но все иначе… – бормоча, я коснулся его руки: – Он думает, что мы любовники, представляешь? Как будто я мог бы…
– Да, ты не мог бы, – сказал Шут ровным тоном и поднялся: – Я принесу тебе воды.
Пока его не было, мои мысли убрели далеко, и к его возвращению я уже перебирал вслух все то, за что я не любил Розмари. Но Розмари была ученицей Чейда, и Кетриккен заботилась и доверяла ей, и я чувствовал себя виноватым за то, что не разделял их чувств. Поэтому я перешел на то, в чем еще был виноват перед этими двоими, а потом перед Дьютифулом, и Неттл, и Молли… Шут сидел в ногах кровати, массируя виски и страдальчески глядя в сторону, и время от времени пытался отвлечь меня, подавая воду или спрашивая, как я себя чувствую, но чем дальше, тем труднее было сбить меня с мысли. Я думаю, он рад был бы уйти, но когда он выходил, я порывался идти следом: мне был необходим собеседник, и хотя отрава заставила мои ноги заплетаться, но я сумел бы выползти в коридор и двинуться дальше.
Спустя несколько часов, как мне показалось, зашел Илим: я слышал его голос, когда Шут разговаривал с ним в соседней комнате. Потом оттуда же донесся лай собаки, и я удивился, не почувствовав пса, хотя должен был, эльфова кора действовала на Скилл, но не на Уит. Я потянулся Уитом, но не ощутил ничего. Это испугало меня еще больше, чем потеря Скилла – она уже была мне знакома, но Уита я не лишался никогда. Я вскочил, упал, поднялся и упал снова; пока я добрался до двери комнаты, Шут успел выставить Илима и встретил меня на пороге.
– Уит! – прохрипел я и по притолоке сполз на колени. Он опустился передо мной, так что мы стояли лицом к лицу.
– Что, Фитц? – напряженно спросил он.
– Уит… его тоже нет. Как и Скилла. Отрава… – я покачал головой, Шут поджал губы, что-то обдумывая. – Ничего не чувствую. С Илимом была собака?
– Да, местной породы…
– Я не почувствовал. Пока не услышал лай. Я потянулся к ней, но ничего не почувствовал…
Я вспомнил, как пытался проверить действие Скилла с ним, когда меня отравили так впервые. Вспомнил, что Ночной Волк называл связь между нами похожей скорее на Уит, чем на Скилл. И потянулся к его правой руке.
– Нет, Фитц! – воскликнул Шут, убирая руку за спину. – Это не поможет, ты же знаешь. Мы уже пробовали. Теперь связи нет…
– Потому что ты ее разорвал, – кивнул я горько. – Решил – и разорвал, не спросив меня. Зачем, Шут? Я не понимаю…
Он покачал головой.
– Я объяснял тебе тогда и не буду повторять этого сейчас. Тем более – пока ты в таком состоянии.
Я наблюдал, как движутся его губы, прямо передо мной. Мне вспомнилось, как он передавал мне воспоминания – как Девушка-на-Драконе передавала их ему. Почему поцелуем? Не прикосновением? Может быть, поцелуй помогает Скиллу? Может быть, так я смогу почувствовать…
Я потянулся к нему, и он повернулся боком, пряча от меня правую руку; но мне была нужна не она. Я положил руку ему на затылок, притягивая к себе, и неуклюже прижался ртом к его рту, неуклюже, попав на край. Он рванулся, но мои пальцы запутались в его длинных волосах, я подался вперед и принялся целовать его сомкнутые губы, пытаясь раздвинуть их и в то же время толкаясь навстречу и Скиллом, и Уитом одновременно.
Наконец его рот смягчился и разжался; я почувствовал, что он тоже целует меня, очень нежно, и его ладони легли мне на затылок… Это продолжалось всего секунду, а потом его пальцы нажали мне на шею у основания черепа, я ощутил мгновенную острую боль – и наступила темнота, в которой не было ничего.
Не знаю, сколько времени я пробыл в небытии, прежде чем вернуться в лихорадочные грезы, сопровождающиеся острой жалостью и одновременно ненавистью к себе. В этом унизительном состоянии я пролежал до вечера следующего дня; Шут все время был рядом со мной, его темное лицо не выдавало никаких эмоций, пока я рассказывал ему обо всех своих грехах и печалях. Он подавал мне воду и решительно укладывал обратно в постель, когда я порывался встать; все это он делал молча.
Пару раз, как мне показалось, в комнате появлялся Илим. Я не могу быть уверенным в этом, потому что на сей раз отрава делала нечто странное с моим восприятием реальности – все плыло, время текло то быстро, то медленно, и мое тело то полнилось силой, то становилось слабым, как у новорожденного. Под конец слабость взяла верх, и я заснул.
Когда я снова открыл глаза, Шут сидел в ногах моей кровати в неловкой позе; присмотревшись, я понял, что он спит. Мне стало стыдно: он еще не совсем оправился после своей лихорадки, а тут был вынужден ухаживать за мной и выслушивать мой мрачный бред. Я постарался сесть на кровати как можно тише, но едва покрывала зашелестели, как он вздрогнул и посмотрел на меня ясным взглядом, без тени сна.
– Как ты… – хрипло начал он и облизнул пересохшие губы, прежде чем продолжить: – Как ты себя чувствуешь, Фитц?
Его губы влажно блестели в полумраке спальни. Я почему-то не мог перестать смотреть на них. Потом я вспомнил – ясно, как будто это только что произошло – свою попытку пробиться к нему магией, и меня обожгло стыдом.
– Фитц? – настойчиво переспросил он, выпрямляясь. Я прислушался к своим ощущениям: Скилл и Уит были мне по-прежнему недоступны, тело покрыто липким неприятным потом, в желудке пусто, а в голове мутно – но в целом я мог честно сказать, что чувствую себя неплохо, что и сделал.
Шут внимательно осмотрел меня, словно убеждаясь самостоятельно, а потом поднялся с кровати.
– В таком случае я прикажу слугам принести воду для умывания и еду. Не беспокойся, – предупредил он мои слова, – я скажу им, чтобы в еду не добавляли специи. Это местные приправы так на тебя подействовали. Здесь очень… своеобразная кухня.
– Понятно, – сумрачно кивнул я. Мое знакомство с Белой Землей складывалось не лучшим образом.
– Твоя одежда на спинке кровати, – ровным тоном сказал Шут, на мгновение замер у двери, а потом выскользнул из комнаты, так и не оглянувшись.
Я уставился на то место, где он стоял. Мне не понравился его тон: так он разговаривал со мной, когда сердился. Вполне вероятно, что он действительно был рассержен, и я догадывался, почему. Я сделал страшную глупость – Шут вряд ли понял, что я пытался дотянуться до него Скиллом или Уитом, и подумал… а что именно он подумал?
Я согнулся пополам на постели, упираясь локтями в колени и спрятав голову в ладони. Как Шут расценил мой поступок? Почему он разговаривает со мной так холодно? Если он понял, что это был неразумный порыв, что я не отвечал за свои действия, то у него нет для этого причин, разве что я еще наговорил что-нибудь в бреду… но сколько я ни напрягался, я не мог вспомнить, что именно нес. А если он подумал, что я сделал это искренне? Вряд ли, тогда он не был бы таким отстраненным. Разве что теперь его это не интересует? Это вполне вероятно, ведь я недвусмысленно отверг его, и он мог избавиться от тех чувств, которые испытывал ко мне, мог найти для них новый объект.
Эти размышления вызывали у меня неприятное чувство стыда и досады, и я постарался прогнать их, но это было непросто сделать. Мне удалось избавиться от них, и то не до конца, только когда слуга принес воду и таз для умывания. Я с наслаждением смыл липкий слой пота, покрывавший мое тело, и взял оставленную мне одежду. Из того, что я привез собой, в стопке была только рубашка; все остальное было сшито явно в Шести Герцогствах, но гораздо богаче и элегантнее моего походного гардероба, и яркие цвета выбирал точно не я. Однако когда я нерешительно оделся, все село на меня как влитое. В углу спальни тускло блестело зеркало: подойдя к нему, я удивился своему отражению. Так хорошо я одевался только по праздникам, когда Пейшенс и Молли заставляли меня принарядиться. В обычные дни, даже находясь в Баккипе, я предпочитал простые камзолы, хотя и лучшего качества и из лучших тканей, чем те, которые носил в молодости. Этот камзол невольно напомнил мне лорда Голдена и его стремление разрядить меня в пух и прах.
Слуга появился снова, на этот раз с полным подносом еды. Я подозрительно обнюхивал и пробовал кончиком языка каждый кусочек, пока не убедился, что нигде нет и следа той дряни, которая стала причиной моей болезни, а после этого жадностью набросился на еду.
Утолив голод, я выглянул за дверь в поисках Шута. Мне было неловко и дальше злоупотреблять его гостеприимством; с другой стороны, у меня накопилось к нему много вопросов. Дверь вела в гостиную, и Шут сидел в низком кресле у камина, почти спиной ко мне. А в кресле напротив расположился Илим.
Я поджал губы и вышел из спальни, стараясь выглядеть как можно увереннее. Илим поднял на меня мрачный взгляд.
– Я хотел бы поговорить с нарой Кофетри, – сказал я вежливо, но жестко.
Илим дернул уголком рта.
– Я не имею права тебе возражать, арэладн, но лучше бы тебе выбрать для этого другое время, – сказал он приглушенным голосом.
Я почувствовал, что начинаю сердиться.
– Почему бы это? – поинтересовался я.
Вместо ответа он жестом указал мне на Шута, который не пошевелился за все время нашего обмена репликами. Обойдя кресло, я увидел, что он спит, уронив голову на плечо; под глазами залегли глубокие тени, и я не сразу понял, что не освещение виновато – это следы усталости. Я замер, ощущая, как чувство вины, пережитое мной во время бреда, и испытанный по пробуждении стыд возвращаются ко мне снова.
– Ты позволишь ей поспать? – сухо спросил Илим, и я обернулся к нему, пораженный и возмущенный постановкой вопроса. Но он не издевался, я видел это по его взгляду.
– Разумеется! – вполголоса воскликнул я.
– Тогда я отнесу ее в постель, а тебе лучше отправляться к себе, – бросил Илим, поднимаясь. Он легко и бережно поднял Кофетри на руки и перекатил ее голову к себе на плечо.
– Куда ты ее несешь? – рявкнул я, когда он направился к двери, противоположной двери в спальню. Он остановился и покосился на меня через плечо.
– В ее спальне нужно менять постель. Я положу ее в своей, – не дожидаясь моего ответа, он ловким движением открыл дверь и плотно прикрыл за собой.
Я стоял посреди комнаты, пораженный. Похоже, мои предположения оказывались верны, иначе почему бы Кофетри и Илим жили в смежных покоях, и почему Илим вел себя так уверенно.
Наконец я опомнился и вышел, почти выбежал из комнаты.