Фандом: Робин Хобб, "Сага о Шуте и Убийце"
Первые читатели: origami и Кларисса
Бета-читатели: Helga и origami
Объем: novel-length
Pairing: очевиден
Рейтинг: неторопливо нарастающий до R (а тем, кто любит погорячее, обещаю бонусом высокорейтинговые драбблы)
Summary: Прошло семь лет, и Фитц доволен своей жизнью. Но случай снова сводит его с Шутом. К чему приведет новая встреча Пророка и Изменяющего - и двух людей, чья близость преодолела даже смерть?
Эпиграфы: романы Робин Хобб в официальном переводе издательства ЭКСМО
Размещение: обсуждаемо, но только после того, как текст будет окончательно выложен здесь.
Ранее: Пролог 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 Эпилог
ГЛАВА 13. НАПАДЕНИЕ
Это Уит позволил мне узнать все о «перекованных». Я едва мог чувствовать их, такими мертвыми были их ощущения родства с миром. Уит давал мне определенный доступ к паутине чувств, которые испытывали все живые существа, но «перекованные» ускользали от меня и были холодны как камни. Голодные и безжалостные, как буря или речной паводок. Неожиданно столкнуться с одним из них было для меня так же страшно, как если бы камень вдруг решил напасть на меня.
читать дальшеУтром Шут все еще был теплым, кожа на его лице шелушилась, и я не стал даже его будить, а сразу сказал Илиму, что мы никуда не поедем.
– Невозможно! – прошипел он громким шепотом. – Нам необходимо ехать. Сегодня нет ветра, только снег идет, и нам нужно торопиться…
– Она больна. Она никуда не поедет, – отчеканил я.
– Она сказала, что если у нее начнется лихорадка, нужно ехать все равно! Лихорадка пройдет через день-два, и она может сидеть на лошади…
– Она свалится с лошади через два шага или заболеет по-настоящему, и что тогда?
– Прекратите, – слабо проговорил Шут, моргая. – Том, мы поедем. Будь добр, сделай мне чаю.
– Мы никуда не… – начал я, но Шут посмотрел на меня, и я сдался. Мне был знаком этот упрямый взгляд, и я знал, что сопротивляться не имеет смысла. Я мрачно отвернулся и принялся заваривать чай на жаровне.
Посовещавшись, мы усадили Кофетри на Ластвилла – он был послушнее Топаза, на котором поехал я. Мы уже спускались с гор в предгорья, и Илим сказал, что дорога впереди ровная и неопасная, но почему-то выглядел при этом встревоженным. Мы ехали медленно, но быстрее, чем я считал нужным, и Илим то и дело пытался подгонять коней и меня.
Когда короткий зимний день начал клониться к вечеру, его тревога усилилась, и он уже не обращал внимания на мои окрики, ускоряя шаг. Кофетри цеплялась за луку седла; я ехал насколько мог близко, готовый подхватить ее в любой момент. Когда Илим в очередной раз послал Виара вперед, я рявкнул:
– Куда ты несешься?
– Нужно спешить! – ответил он.
– Зачем? Тут рядом есть деревня? Мы сможем переночевать под крышей?
– Нет.
– Тогда какая разница, где ночевать на снегу – здесь или парой миль дальше? Она не может больше ехать!
– Нельзя оставаться здесь! – я ясно слышал тревогу в его голосе. – Не в темноте! Нам нужно уехать как можно скорее!
– Почему? – я прищурился.
– Опасно! – ответил он и поскакал вперед, увлекая остальных коней за собой.
– Не так быстро! – крикнул я: Кофетри опасно пошатнулась в седле и крепче впилась в седло.
И тут я почувствовал нечто, от чего у меня волосы встали дыбом.
Это было похоже на Скилл, но чудовищно изуродованный, хотя природу этого уродства я определить не мог. Он скользил по краю моего сознания, и все мое существо пронизывало отвращением от его близости.
– Что это? – воскликнул я, и Илим обернулся; его лицо, и без того бледное, сейчас было белее мела.
– Что ты увидел? – спросил он, и голос у него дрогнул.
– Не увидел. Почувствовал. Что-то… ужасное, – я приподнялся на стременах, пытаясь найти источник ощущения, но редкий лес вокруг нас в сумерках полнился тенями, и рассмотреть что-либо было невозможно.
– Почувствовал? – Илим озадаченно покачал головой. – В любом случае, нам нужно выбираться отсюда.
Я уже был готов с ним согласиться. Что бы это ни было, оно приближалось, и меня пробирало омерзением. Но я хотел знать, чего боюсь.
– Что это? Или кто? Отвечай, не тяни время! – прикрикнул я на белоземца. Он явственно передернулся.
– Я… не знаю. Но здесь пропадают люди – особенно в темное время…
Я выругался. Их бессмысленная спешка завела нас в ловушку. Если бы мы переждали лихорадку, то сейчас смогли бы ускакать от опасности; но Шут решил ехать… Я собирался многое сказать ему, но сейчас было не время.
– Ты выдержишь быструю езду? – спросил я у Кофетри. Она кивнула, но без особой уверенности. Отвратительное ощущение усилилось внезапно, словно его источников стало больше. Я оглянулся на Огонька, потом потянулся Уитом к Ластвиллу, оценивая, насколько он устал, и остановил сначала его, а потом Топаза.
– Что ты делаешь? – крикнул Илим, гарцуя на месте. – Нам нужно ехать, немедленно…
– Возьми Огонька, – сказал я ему, спешиваясь. – И скачи вперед, показывай дорогу. Сейчас мы поедем – и быстро, – я забрался в седло Ластвилла позади Шута.
Раньше мне приходилось так ездить только с детьми, Хирсом и Джастом, и я находил это очень неудобным. С Шутом получилось еще хуже – он был одного со мной роста, и хотя гораздо тоньше, но не настолько, чтобы сравниться с ребенком. Ластвилл недовольно всхрапнул и не сразу сдвинулся с места, возражая против двойной ноши, но все же пошел, а потом перешел на гладкую быструю рысь. Топаза я вел в поводу. Перед собой я видел круп Огонька, бежавшего под грузом на пределе своих возможностей – все равно слишком медленно, но это было большее, что мы могли себе позволить. Если дела пойдут плохо, придется бросить его, а может, и Топаза, но мне очень не хотелось этого делать.
Отвратительное ощущение чужого Скилла приблизилось; теперь я чувствовал, что его источников несколько. Казалось, будто их разорвали на куски и перемешали, и теперь эти обрывки Скилла сочились вокруг меня ненавистью. Потом мое ощущение стало еще яснее, и я понял, что они прямо перед нами.
– Осторожно! – крикнул я, как раз вовремя – из тени между деревьями под ноги Виара метнулась фигура, и в руке у нее блеснул металл. За ней выпрыгнула вторая, и затем третья; Виар со ржанием поднялся на дыбы, Илим рванул меч из ножен. Я отцепил с пояса боевой топор и обернулся навстречу еще одному нападавшему, выскочившему сзади. Мне пришлось поднять защитные стены – от близости изуродованного Скилла кружилась голова и ломило виски. Я рубанул топором, почти не глядя, и пришпорил коня. Но далеко уехать не получалось – дорогу перегородили трое, набрасываясь на Илима, они ловко уворачивались от его меча. Ко мне подскочил еще один, с другой стороны, и мне пришлось сосредоточиться на защите.
Хотя мои удары не подпускали нападавших близко, так не могло продолжаться долго. Мои руки начали уставать, и Илим тоже наверняка выбивался из сил. Топаз дергал повод, тревожно озираясь. Я понял, что не смогу заботиться еще и о конях, и проще предоставить им возможность самим позаботиться о себе, тем более что нападавшие, похоже, не слишком ими интересовались. Поэтому я обрубил повод Топаза и Уитом толкнул его, прогоняя. Получилось более чем удачно – убегая назад по тропинке, он сбил с ног одного из круживших вокруг меня типов, и тот закричал, схватившись за поврежденную ногу. Но одновременно Шут пошатнулся и слабо вскрикнул, и, обернувшись, я увидел, что второй воспользовался возможностью подкрасться совсем близко и тянул его за ногу, пытаясь стащить с коня. В его глазах горел странный голод, как у зверя, давно не евшего и увидевшего пищу. Не задумываясь, я рубанул его по руке, и Ластвилл прянул в сторону от хлынувшей крови и воя раненого.
Избавившись от своих противников, я поехал на помощь Илиму. Но он успел справиться с одним из своих, и, заметив меня, крикнул:
– Не останавливайся, увози ее! Поезжай дальше!
Я не хотел уезжать: мне казалось трусостью оставить белоземца одного сражаться с двумя противниками, пусть даже он мог с ними справиться. Но Шут тяжело навалился мне на плечо, и, слегка повернув его голову, я увидел, что глаза у него закрыты: он потерял сознание. Я вряд ли стал бы большой подмогой с таким грузом на седле; и потому я послал Ластвилла вперед, надеясь сбить одного из нападавших на Илима, когда буду проезжать мимо. Но этот оказался хитрее и отскочил из-под копыт коня и моего топора, и я помчался вперед, слыша за спиной свист и лязг меча и гортанные вскрики белоземца.
Больше всего я боялся второй засады; я устал и в одиночку не выдержал бы нового сражения с несколькими противниками. Но больше никто не ждал нас в лесу, да и сам лес скоро кончился, и мы выехали в узкую долину. Ластвилл перешел на шаг и все больше замедлял ход, пока я не остановил его. Мне казалось опасным делать привал здесь, относительно недалеко от места, где на нас напали; но с другой стороны, опасно было и двигаться дальше, не зная дороги, в сгустившейся темноте, на измученном коне. Поэтому я отъехал с дороги под сомнительное прикрытие развесистого куста и спешился, а потом осторожно снял с седла Шута.
Я не решился разводить костер, чтобы не привлекать погоню, если она последует. Шатер и почти все наши припасы остались на Огоньке; Ластвилл вез мои одеяла, и я расстелил их и уложил Шута. Его кожа была по-прежнему теплой и липкой от пота. Мне ужасно хотелось лечь рядом с ним, но я боялся заснуть и потому сидел в неудобной позе, напряженно вслушиваясь в ночь ушами, Скиллом и Уитом.
Уит первым принес мне сообщение о чьем-то приближении; я замер, но вскоре узнал, благодаря тому же Уиту, кто именно едет. Огонек, напуганный и уставший. Один. Я поманил его к себе, и он мне обрадовался. Я снял с коня сундуки и похлопал его по шее, благодаря за службу. Потом я снова потянулся Уитом к оставленному месту сражения, теперь уже целенаправленно.
Я чувствовав множество существ, живущих, рождающихся и умирающих в это время повсюду между мной и тем местом на дороге, где на нас напали странные люди с изуродованным Скиллом. Мне не сразу удалось отодвинуть их хор настолько, чтобы расслышать шепот Уита Виара; он медленно двигался к нам, но его всадник был с ним. Я потянулся дальше, дальше, и нашел Топаза. Он не ушел далеко – просто пометался по лесу, перепуганный больше моим толчком, чем схваткой; в горячке я толкнул его слишком сильно. Теперь я постарался его успокоить, а потом позвал к себе – и не переставал звать, пока он не вышел на дорогу и не побежал сюда уверенной рысью.
К этому времени я уже слышал звук копыт и потому выглянул на дорогу, высматривая всадника. Виар шел медленно, поводья лежали на луке седла; Илим зажимал обеими руками бедро, и даже в темноте было видно, как побелело его лицо. Я торопливо вышел наружу, и оба шарахнулись от меня, но потом узнали – конь раньше, чем всадник. Я подхватил коня под уздцы.
Илим сумел спешиться сам, но едва отошел от коня на шаг, как практически рухнул на землю. Я вытащил жаровню Шута и разжег ее; при тусклом свете стала видна рассеченная плоть. Рана была неглубокой, но широкой, и обильно кровоточила. Я достал все наши фляжки с водой и вместе с Илимом, который стискивал зубы и был страшно бледен, но в остальном держался прекрасно, промыл и перевязал ее. Только после этого белоземец протяжно выдохнул сквозь зубы и обмяк, тяжело опершись на локоть. Я расстелил одеяла и помог ему лечь. Сам я до утра просидел, временами задремывая, но сразу же просыпаясь от тревоги и начиная озираться. Один раз меня до смерти перепугал Шут, разбудив от дремы криками начинающегося кошмара; Илим тоже подскочил и потянулся к мечу. Но в остальном ночь была тихой, и мои тревоги оказались напрасными.
Утром жар у Шута спал, и он выглядел бодрее, хотя едва смог выпить чай и отказался от еды. Рана Илима его почти не беспокоила; выспавшись, он казался почти здоровым и ел за двоих.
– Кто на нас напал? – спросил я его, когда завтрак был съеден.
– Разбойники, надо думать, – сказал он, но я видел, что он лжет.
– Разбойники увели бы Огонька с грузом и погнались бы за сбежавшим Топазом. Эти люди не обращали внимания на лошадей – им были нужны мы сами, – я внимательно посмотрел на белоземца, старательно отводившего глаза. – Ты знаешь, кто на нас напал – ты ожидал этого нападения. Рассказывай.
– Я не знаю, кто это! – сказал он хмуро. – Я знал, что в этих лесах пропадают люди, это правда. Но никому не известно, чьих рук это дело. Даже те двое, которым удалось сбежать, рассказывают только о разбойниках; но ты прав, они не трогают товары и коней, а забирают людей. Здесь никто не ездит с тех пор, как начались нападения. По крайней мере, после темноты. Но посольству ничего не грозит, – поспешил добавить он, – их много, и они вооружены.
Я продолжал смотреть на него, но он больше ничего не прибавил к рассказу. Я понял, что ему действительно больше ничего не известно.
После полудня Шуту стало намного лучше, и он утверждал, что назавтра будет совершенно здоров. Илим больше не торопил нас, но даже без спешки к вечеру мы увидели вдалеке огни замка.
– Королевский замок, – сказал Илим без выражения, указывая в ту сторону. – Сегодня мы будем ночевать уже там.
Мне показалось, что ему и хотелось, и не хотелось возвращаться туда.