Пираты Карибского моря: проклятие лунного света

[3961]

Автор: Saint-Olga ([e-mail])

Идея, сюжет, бета-ридинг: Sephiroth и Salome

Фандом: «Пираты Карибского моря»

Пара: Лейтенант Норрингтон/Капитан Джек ВоробейРейтинг: NC-17

Действие происходит за 10 лет до событий фильма

Некоторые детали еще будут уточняться, но в целом вещь закончена, так что я сочла себя вправе ее выложить. Просто мне фидбэка захотелось



Корабль выступил из тумана неожиданно и бесшумно, темно-серебряный в тусклом рассеянном сиянии, которым, казалось, было пропитано все вокруг; и у тех, кто видел это, разом всплыли в памяти легенды о Летучем Голландце. Но пока матросы «Св. Вероники» пришли в себя настолько, чтобы начать креститься, офицеры вспомнили, что легенды – чушь и суеверие, разглядели сквозь серое марево черный флаг и рьяно принялись отдавать приказы, пытаясь при этом избавиться от бегающих по спинам мурашек. Высокие мачты с подобранными парусами, изящные обводы корпуса, паутина такелажа при более внимательном рассмотрении выглядели абсолютно настоящими. Правда, на близкой – руку протяни - палубе было тихо и безлюдно, и безлюдье это пугало, напоминая о тех кораблях без команды, что попадались на просторах океана. Прозвучало пару раз слово «ловушка», но было отвергнуто – откуда бы пиратам знать, что они будут проплывать именно здесь и именно сейчас? В таком тумане их не увидеть… Жуть отгоняли руганью – резким, сквозь зубы, шепотом – и суетливой, не в меру активной работой.

Пушечный залп прозвучал глухо и гулко; одно ядро раскрошило голову статуи под бушпритом. На палубе замаячили люди. Раздались возгласы, растерянные и возмущенные, началась беготня и суета, как всегда перед внезапным сражением. Абордажные крючья свистнули, впились в доски; азарт рвущихся на приступ кружил голову; и, как в хмельном угаре, лейтенант Норрингтон оказался на борту «пирата», в гуще схватки, прежде чем успел понять, что делает. А там – блестели сквозь туман шпаги, выныривали и снова скрывались за серой пеленой лица, руки…

…Лезвие глубоко ушло в деревянную панель, и пират, который пытался скрыться от него в трюме, забулькал горлом, задергался и обмяк. Норрингтон вытянул шпагу, испятнанную кровью; глубоко вздохнул…

Лучше бы он этого не делал. Вонь, которую он до того не замечал, увлеченный схваткой, ударила в нос, потекла, густая и омерзительная, как помои, в легкие. Гниль; пот; разложение; моча; кажется, рвота; еще какая-то дрянь… Запахи вставали стеной, атаковали, заставляя его отступить к лестнице; скорее наверх, к спасительному воздуху, напоенному ароматом моря…

Только положив руку на перила, он понял, что пятна света и тени в углу складываются в очертания человеческой фигуры.

Ключи висели у лестницы. Отпереть клетку было делом секунды. Здесь пахло особенно сильно и особенно мерзко, и пол был скользким – Норрингтон не хотел даже думать, от чего. Глаза привыкали к темноте, человек в углу явственнее выступал из теней. Сидел, привалившись спиной к стене; колени согнуты, руки над головой, запястья пересечены темными полосами наручников.

«Пленник», - решил Норрингтон. «Пленник пиратов. До чего довели бедолагу… С-сволочи.»

Проглотив подступивший было к горлу комок тошноты, он шагнул к пленнику, нагнулся, стараясь не дышать, одной рукой перебирая ключи – торопливо, и оттого никак не находя нужный. Злой на себя за неловкость, взглянул искоса – выражения лица, заросшего, с прилипшими к щекам прядями длинных волос, было не разобрать, только поблескивали парные искорки, обозначая глаза. Стиснул зубы, попытался сосредоточиться на ключах.

Сначала он услышал пленника – не то возглас, не то шумный хрип, а может, просто остро втянутый воздух – и лишь потом заметил, что темнота вокруг стала еще темнее. Обернулся…

«Я же тебя убил!»

Пират, покачиваясь, стоял у входа в клетку; лица не было видно против света, но Норрингтон был уверен – тварь расплывается в гнусной ухмылке.

Он держал шпагу, которую так и не успел убрать в ножны – привычка не позволила вложить в них испачканное кровью оружие - в левой руке. И оглядывался – через левое плечо. И дуга, прочерченная свистящим клинком точно поперек шеи пирата, была слишком красива для грязного трюма.

А когда отзвучал стук, с которым ухмыляющаяся рожа впечаталась в склизкий пол, а следом за ним – шуршащий грохот падения тяжелого тела, с палубы донеслись вопли, изумленные, испуганные и торжествующие, и среди них – командное «Отступаем!», в котором, вслушайся он внимательнее, можно было разобрать еще не до конца самим скомандовавшим осознанный ужас.

Дальше все происходило очень быстро. Сам собой отыскался ключ; минутная брезгливость отправилась куда подальше, когда он помогал пленнику подняться на ноги, почти не морщась от запаха; лестница показалась длиннее, чем выглядела, но в конце концов они сумели на нее вскарабкаться, навстречу мутно просачивающемуся сквозь истончившееся полотно тумана свету – а прямо у двери удачно случились двое из команды, и под их прикрытием Норрингтон удалось дотащить пленника до борта. И даже перебраться с ним вместе на «Веронику» – хотя спроси его кто-нибудь, как он ухитрился это сделать с полубесчувственным человеком на руках, он бы не ответил.

Они вряд ли ушли бы от легкого и на вид очень быстрого «пирата»; но пираты отчего-то не стали гнаться за тяжело груженым королевским фрегатом, хотя туман рассеивался, и в свете тоненького, только сегодня родившегося месяца преследователям не составило бы особого труда его настичь. Случайная удача – наткнуться на дрейфующий в тумане сонный, беззащитный пиратский корабль – закончилась ничем. А пираты что-то бурно обсуждали, переругивались, сгрудившись у борта; и когда лунный свет проливался в очередную дыру в тумане, отмывая их на мгновение от ночной тьмы – Норрингтону казалось, будто вместо улыбок у них оскал черепов, и не пот на лбах блестит, а кости, и лишенные плоти руки скелетов складываются в неприличные жесты… Но это, конечно, просто казалось.

Сверкнувшие в ночи буквы на корме «пирата» складывались в слова «Черная Жемчужина».

… А капитана, как выяснилось, ранили. Тяжело, да еще и по голове крепко приложили. Это и послужило причиной отступления – и еще что-то, но что именно, Норрингтон не понял, а разбираться было некогда. За недееспособностью капитана старшим на судне оказывался он. И забот на него сваливалось…

Пленник – нет, уже спасенный – стоял, вцепившись в тросы, явно на пределе сил. Только теперь Норрингтон заметил, что одежды на нем было – одни штаны, низко висящие на узких бедрах. Ноги широко расставлены, по-моряцки. Лунный свет скатывается с округлых выступов крепких мышц…

Заметив, что как-то чересчур долго разглядывает тело спасенного, Норрингтон поспешил перевести взгляд на его лицо, освещенное ярким бледно-голубым. Тот смотрел в туман, туда, где скрылась «Черная Жемчужина»; веки то и дело медленно опускались, будто отяжелев, и снова поднимались, рывком.

Внезапно взгляд спасенного оторвался от серой стены тумана, и Норрингтон обнаружил, что на него смотрят – темный взгляд из тени глазных впадин, из-под растрепанных липнущих к лицу прядей, слишком короткий, чтобы быть понятым, а потом глаза спасенного закатились, сверкнув полосками белков, и он рухнул на палубу.

- Врача сюда, быстро! – Секунду спустя Норрингтон уже сидел возле спасенного на корточках, прижимая пальцы к его шее, сбоку. Жилка билась. – В лазарет. Да шевелитесь же вы, сонные тетери…

Он осекся. На правой руке спасенного, между кровавым следом от кандалов на запястье и наколкой в виде воробья, летящего на фоне восходящего солнца – у локтя, в кожу было впечатана отчетливая бледная Р. Днем она должна была быть светло-розовой. Сейчас казалась серой.

- В лазарет, сэр? – помощник штурмана, видно, тоже разглядел метку: в голосе его звучало удивление, долженствующее выражать мысль «да за борт эту падаль, и дело с концом!» Норрингтон не мог сказать, что категорически с ним не согласен. Но отменять свои же приказы…

- Да, - сквозь зубы процедил Норрингтон. Развернулся; зашагал к капитанскому мостику, едва удерживая на лице безразлично-строгую маску. Так оплошать… Черт побери, пират! Вытаскивал его… небось дружков обдурил, вот они его и заперли… че-ерт.

- Л-лейтенант … - окликнули сзади, уже от двери, за которой была лестница вниз. За боцманом, в желтом дерганом свете факелов, стояли еще двое, со скрученными за спиной руками, препротивнейшего вида – облезлые, грязные, в обносках… п-пираты. Еще. Мало одного…

- Кто такие? – рявкнул он, обращаясь не то к боцману, не то к этим двоим. Краем глаза он следил, как уносят спасенного… теперь уже – снова пленного. Боцман отозвался первым:

- М-мы их в т-трюме нашли, сэр. Н-наверное, перебрались п-под шумок к нам, хотели п-поживиться, а п-потом к себе оп-поздали…

- Да что с вами? С каких это пор вы заикаетесь? - раздражало это дурацкое заикание ужасно.

- С с-сегодняшнего дня, сэр…

- С чего бы это?

- Т-так ведь п-после т-т-такого, сэр… - чем сильнее боцман пытался сдержать заикание, тем сильнее заикался и тем отчетливее был ужас в его голосе.

- После чего «такого»? Вы что, первый раз в бою участвовали? – Не дав боцману ответить, Норрингтон презрительно уставился на пиратов. - В трюме? – это слово никогда не вызывало у него приятных ассоциаций, а теперь и подавно. – Отправьте их обратно. Только не забудьте снабдить крепкими цепями. Все для наших дорогих гостей… Придем в Порт-Рояль – повесим.

Почему-то последнее вызвало у парочки приступ истерического хихиканья.