Абрикосовый бренди распутает узел гортани (c) chtez
Вот так выглядела сцена в Визжащей Хижине до того, как я прочитала пятую книгу:



- Ты сделал ЧТО?!



Джеймс развернулся и вылетел в дыру, грубо отпихнув по дороге Полную Даму. Питер шмыгнул носом, укоризненно посмотрел на Сириуса и поспешил следом. Сириус пожал плечами, нарочито неторопливо налил и выпил стакан тыквенного сока и только тогда быстрой, но небрежной походкой направился к выходу. Уже отодвинув портрет, он сообразил, что плащ унес Джеймс. Хорошо, что Карта осталась у него. Он вытащил ее из кармана и перебежками заторопился к Иве, поминутно сверяясь с Картой, чтобы не наткнуться на кого-нибудь из преподов или сторожей.



Он успел к самой развязке. Вход в туннель был открыт, и Сириус готовился превратиться, когда из темного отверстия донеслось эхо крика, полного боли, ужаса и… этому чувству не было названия, но услышав его в отголосках далекого вопля, Сириус почувствовал себя предателем. Его пробрала мелкая дрожь. Опустившись на землю, он смотрел в черноту туннеля, пока в ней не заблестели первые искорки света. Свет источала палочка Питера. За ним шел Джеймс; на руках он нес залитого кровью Снейпа, тот был без сознания. Сириус поднялся было навстречу, но Джеймс ожег его взглядом и прошел мимо.



Они с Питером пошли к замку, а Сириус все стоял у Гремучей Ивы, глядя в землю, на темно-синюю в ночном полусвете жесткую траву, а видел почему-то только безвольно повисшую бледную руку в разорванном рукаве, пересеченную темными полосами – следами от когтей вервольфа… Как раз в том месте, где несколько лет спустя будет врезан в кожу черный череп со змеей вместо языка.

@темы: Гарри Поттер, обрывки

22:11

Абрикосовый бренди распутает узел гортани (c) chtez
"Двое", условно часть первая, хотя на самом деле деления на части не будет, с Хогвартс-экспресса по "худшее воспоминание Снейпа" - здесь.

@темы: Гарри Поттер, фики

Абрикосовый бренди распутает узел гортани (c) chtez
Я сдала культурологию, в очередной раз доказав себе и одногруппникам, что *можно* не ходит на лекции и практики, за полтора часа прочитать методичку и сдать на пятерку, не отвечая даже второй вопрос. Ура мне.



На радостях или с горя, а скорее всего, по обеим причинам, я нчала писать вот это. Предполагается, что это будет тот самый давно обещанный длинный (по моим меркам) фик про Северуса и Сириуса, но вот насчет концовки теперь ничего обещать не могу. Хотя очень постараюсь...

@темы: Гарри Поттер, фики

01:00

Абрикосовый бренди распутает узел гортани (c) chtez
Худшее воспоминание Снейпа.



1. Он поперся за Мародерами не специально. Он просто шел куда глаза глядят... вернее, даже не глядя, потому что был занят СОВами.

2. Он их не трогал. Он уже уходил, когда Сириус и Джеймс его окликнули. Видимо, он знал, что за этим последует, потому и выхватил палочку.

3. Школьники вокруг не пытались остановить Сириуса и Джеймса. Они просто подошли поближе посмотреть. "Некоторые выглядели заинтересованно, другие - увлеченно." И смеялись над шутками Сириуса.

4. А проехалась по его нижнему белью Лили...

5. Вот гады! А я в первый раз не заметила! "There was another flash of light, and Snape was once again hanging upside-down in the air.

'Who wants to see me take off Snivelly's pants?'"

(Кстати, а если они в итоге это и сделали?!)



Уже не про воспоминание: вот Гарри сволочь все-таки! Мало того, что в Омут залез и даже не подумал извиниться. Так еще потом, после гибели Сириуса, все на Снейпа валить пытался! (Он еще и тупица к тому же, видимо: думал, что ли, что Снейп перед Умбридж начнет его расспрашивать, где Сириус и что с ним?) И так его и не простил - хотя прощать его не за что!



И еще: люди, внимательно читавшие книгу - там объясняется где-нибудь, что это была за арка, в которую ввалился Сириус? Я знаю, что комната называется Комната Смерти, но что *это* за фиговина? Луна говрит, что слышала голоса за занавесом, и Гарри вроде бы тоже. Что, это такие ворота в мир мертвых? И вошедший туда умирает? (То заклинание, которым шарахнули Сириуса, было красного цвета, как стьюпефай. Скорее всего, это стьюпефай и было. То есть от заклинания Сириус умереть вряд ли мог.)

@темы: Гарри Поттер, заметки на полях

Абрикосовый бренди распутает узел гортани (c) chtez
(Сонные, потому что поспать мне так и не дали – представь себе, ночное мое солнце айсикьюшное, ко мне в 7:45 приперлась подружка, которой срочно-сейчас-немедленно нужно было решить алгебру! А потом пришлось окунаться в повседневную суету, мантикрабы ее заогнеплюй…)



(Note: я читала книгу наскоро, поэтому многое могла упустить. Но общее впечатление создалось.)



Алекс при упоминании слэша по ГП делает круглые глаза и говорит: «Но это же детская книжка!» Была когда-то. Теперь мы даже имеем полное, подтвержденное Дж.К. право говорить о гомосексуальности в мире ГП. Там есть гомосексуальность. «Who's Cedric - your boyfriend?» – помните?

Мне могут сказать: «Роулинг все описывает с точки зрения Гарри. Повзрослел Гарри – повзрослел и мир вокруг него». Да, но ведь Гарри не повзрослел! Он все так же ненавидит Снейпа, беспричинно, только за то, что ему не нравится его манера преподавания. Он по-прежнему не испытывает ни капли благодарности к человеку, который спас ему жизнь, и не раз! Он думает практически только о себе. «Ах, меня бросили одного на все лето!» «Ах, меня не сделали префектом!» «Ах, Дамблдор ко мне не заглянул поздороваться!» Тьфу. Детский сад. Он был взрослее в предыдущих книгах.

В чем заключается взросление? В том, чтобы вести себя, как старшие? С девушками целоваться под омелой… Кстати, Чоу отвратительна. Я понимаю, что ей был дорог Седрик, но начинать реветь в три ручья каждый раз, когда о нем вспоминаешь, да еще в жилетку парня, который тебе вроде бы нравится и с которым ты все время ищешь встреч, хотя он напоминает тебе о Седрике… не кажется ли вам, что это глупо и отдает истеричностью мелодраматических персонажей?

Между прочим, вы заметили, что в этой книге гораздо меньше описаний новых волшебных предметов? То, что придавало обаяние всему циклу – реальность волшебного мира – теперь отброшено в сторону, на смену ей пришел дешевый мыльно-боевиковый экшн. Непонятно зачем избыток новых персонажей, из которых для сюжета необходима только Умбридж. О, да, есть еще красотка-метаморф – тоже не слишком нужная. В третьей книге упомянутые в начале анимаги оказались центром всего сюжета – а здесь? Или метаморфы, как и часто обсуждаемый вредноскоп, выстрелят потом?

Книга производит мрачное впечатление. Потому что она убивает светлый, пусть немного детский и наивный, но все же милый мир, который был выстроен в предыдущих книгах. Да, мы сами не раз искажали его, добавляли черной краски – насилие, изнанка душ положительных героев, даркфики, ангст, смерть за смертью… Мы доказывали, что Дамблдор сволочь, а Волдеморт безвинный страдалец. Но мы создавали эти новые миры, зная, что всегда можем вернуться в тот, изначальный, где все солнечно и по-детски справедливо, где все разложено по полочкам и ясно, кто хороший, а кто плохой, где зло в конце концов будет наказано, бюрократы получат по носу, а положительные герои получат законное happily ever after. За это мы так и любим ГП, как и Толкиена, и ЛеГуин, и многих, многих других – эти книги, будучи сложнее, чем сказки братьев Гримм, тем не менее возвращают нас в детство, где все было просто. Это отдых от сложностей RL, это уверенность в том, что все будет хорошо. И даже когда мы, привыкшие к сложностям и черноте, врисовываем их в этот мир – мы знаем, что краску легко соскрести, вернув прежние цвета.

Пятая книга разбивает привычный нам, приветливый мир, как разбился в ней шар-пророчество, резким рывком выдергивая в реальность. Почти реальность.

Я читала статью, в ней говорилось, что Дж.К. начала придумывать историю мальчика по имени Гарри Поттер, когда ей было 18 и она ехала из школы домой, ухаживать за матерью, страдающей рассеянным склерозом. Мир, где мальчик-сирота, без прошлого и будущего, вдруг оказывается волшебником, где пестрит калейдоскоп чудесных вещей, где все не так и все лучше, интереснее, ярче… мир мечты.

Мечта убита. Видимо, она больше не нужна счастливой жене и матери, и она с легкостью расправляется с ней, щедро разбрызгивая черную краску. Тени создают глубину? Но тени не пишут черным, тени многоцветны. А если залить все черным, получится плоское пятно.

@темы: Гарри Поттер, заметки на полях

20:14

Абрикосовый бренди распутает узел гортани (c) chtez
Странное состояние, будто вязну в патоке. Мысли ленивые и тягучие, как карамель, веки слипаются, словно смазанные сахаром, опустившись, не торопятся подниматься - "я не сплю, я медленно моргаю"... Вокруг меня - кокон. Солнце светит в глаза, но не слепит, ветер бросает в лицо горсти пыли, но не попадает... внешние раздражители не раздражают. Кажется, я сегодня сдала экзамен? надо же, а я и не заметила... я думала, что вообще не выходила из дома... В коконе не тепло и не холодно, не светло и не темно, и под опущенными веками возникают неяеткие картины, облекаясь в текстообразы, соединяясь в лоскутное одеяло. Сонно, плавно, не спеша, течет-льется время, из ниоткуда в никуда.



"Профессору Северусу Снейпу"

@темы: Гарри Поттер, фики

Абрикосовый бренди распутает узел гортани (c) chtez
Шахматная доска

автор Tavalya Ra

перевод Saint-Olga



Авторские права: этот рассказ основан на персонажах и ситуациях, созданных и принадлежащих Дж. К. Роулинг, множеству издательств, включая Bloomsbury Books, Scholastic Books, Raincoast Books и др., а также Warner Bros., Inc. Законы об авторских правах и торговой марке соблюдены, денег я на этом не делаю. Роулинг - богиня; спасибо ей от всей души за то, что она написала.



Примечания автора: Единственное, чем я могу оправдаться за этот рассказ - уже 12:40, а у меня бессонница. Это, и еще то, что я слишком много времени провожу на Severus Snape Fuh-Q Fest. Роулинг, я умоляю о прощении. Не бейте меня, пожа-алуйста!



Если кто-либо хочет поместить эту историю на свой сайт, пожалуйста, свяжитесь со мной по адресу [email][email protected][/email]. Комментарии и критика приветствуются. Неаргументированная ругань будет проигнорирована.



От переводчика: Разрешение автора на публикацию перевода получено. Если вы хотите разместить перевод у себя на сайте, свяжитесь, пожалуйста, со мной.





* * *



- Ты пришел.



- А ты сомневался?



- Да! Из-за тебя я чуть не умер!



- Я тебя предупреждал, разве нет? Не трогать мальчика. Такая сильная защита...



- Гад! Ты знал, что я попробую. Ты знал, как соблазнительна эта мысль - восстать, переманив на свою сторону такого могучего волшебника, подчинить его своей воле...



- Да, я знал. Поэтому и предупредил. Не нужно было...



- Ты хоть представляешь, что я перенес? Дойти до того, что питаться жизненной силой крыс и прочих вредителей, и человечишек, которые недалеко от них ушли...



- Мне эти годы тоже нелегко дались. Я скучал...



- Не начинай даже! Я должен был бы тебя убить...



- Но не убьешь. Не сможешь.



- Да-а? Ты все еще считаешь, что сильнее меня?



- Нет. Я знаю, что я сильнее, но дело не в этом. Ты не заставишь себя убить меня. А я - тебя.



- Итак, игра продолжается. Я не сумел прикончить мальчика, и он остается твоей пешкой - против меня.



- Пешкой - да, но против тебя? Я когда-нибудь делал что-то против тебя?



- Иногда ты меня изумляешь. Так всех провести...



- Мир стал нашей шахматной доской, но никто не подозревает о взаимном расположении королей...



- Не подозревает, что наши цели - лишь иллюзия, что мы хотим лишь развлечься, получить удовольствие...



- Для удовольствия нам нужны только мы сами.



- Да.



- Моя прекрасная змейка. Ты воистину наследник Слизерина. Ты пируешь во тьме, и она становится тобой...



- Не льсти мне. Я восхищаюсь тобой. Ты стоишь во всем великолепии сияния Света, но он не может осветить твою истинную сущность...



- Ты один знаешь меня настоящего.



- Вот она, правда. Добра и зла нет. Есть только власть.



- Не только. Еще есть любовь.



- Любовь?



- А ты не догадался, мой Томас?



- Не называй меня так.



- Хорошо, Волдеморт. Великолепие этого имени тебе идет. Я люблю тебя, Волдеморт.



- А я - тебя, Альбус.







Current music: Saliva - AudioTrack 03

@темы: переводы, Гарри Поттер

Абрикосовый бренди распутает узел гортани (c) chtez
Стихотворению на самом деле уже месяц почти, нашла в черновиках...



Мы что-то ищем в полной темноте,

На ощупь, наугад, наудалую;

Строчим на смятом клетчатом листке

Или по клавишам стучим вслепую -



Из желтоватых тоненьких страниц,

Из электронных букв в окошке Word'а

Мы высекаем дрожь Ваших ресниц,

Как в мрамор, в слово врезанную твердо.



На Ваших веках нити бледных вен

Сплетаются в сакральные узоры,

В священный текст, дарованный взамен

Былых Корана, Библии и Торы.



В ладони Ваши так легко вложить

Хрустальный шар судьбы, став Вашей тенью;

Вам признаваться в трепетной любви

Застенчивой весеннею капелью...



Дробь клавиш - будто перестук воды,

Сердец, поющих нежно и неловко.

Вздыхая, ищем мы в Ваш мир пути.

Их заметает будних дней поземка...



Но мы отряхиваем серый прах

С плеч и с дороги - так, без заклинаний;

Преображаем мир - пусть на словах -

И к Вашему немножко приближаем...

@темы: Гарри Поттер, стихи

20:37

Абрикосовый бренди распутает узел гортани (c) chtez
Все... я разжилась сквиковыми фиками... Лилит прислала, и Тавалия - весь свой сиквел к ЛН ГП, полностью. Будем читать...

Жаль, нету у меня картиночки с беременным Снейпом, что-то очень хоцца.



Current music: Black-eyed.wma

@темы: переводы, Гарри Поттер

Абрикосовый бренди распутает узел гортани (c) chtez
Сначала, когда твои глаза встречались с моими, в них было скучающее безразличие. Твой взгляд проходил сквозь меня, как шпага сквозь привидение. Как будто я - пустое место. (Без тебя так оно и есть...)

Круцио.

Потом, однажды, твой взгляд чуть задержался, и в нем мелькнули искры интереса. Кому-то хотелось бы большего, но мне этого было достаточно. Мне хватало едва заметного тепла этих искорок, чтобы радостно покориться тебе.

Империо.

Теперь в глазах твоих вновь безразличие. Тогда оно было мучительным - теперь оно убийственно. Не зная тепла твоего взгляда, я думал, что могу жить в окружавшем меня холоде, но сейчас я замерзаю, и иней затягивает мой взор пеленой, через которую весь мир кажется ослепительно-зеленым...

Авада Кедавра.

@темы: драбблы, Гарри Поттер

09:08

Абрикосовый бренди распутает узел гортани (c) chtez
Кажется, я поняла, почему перестала читать паринг Гарри/Драко. Вначале это было свежо и интересно - как вообще любая идея слэша по ГП, тем более спаривания вроде как злейших врагов. Но. Почему-то люди, пишущие этот паринг, очень быстро разрешают внутренний конфликт персонажей по поводу "это же мой враг, слизеринец/гриффиндорец и т.п." (не говоря уж о тот, что оба мальчики - но принятие гомосексуальности как должное через самое большее пять минут сомнений вообще минус большинства фиков). Если уж так везет, что автор все-таки дает героям поконфликтовать, то это конфликт именно с самим собой и по поводу того, как ему самому смириться с новыми чувствами. А ведь пишем-то про детишек 15-17 лет, для которых в силу возрастной психологии крайне важно мнение группы - друзей и факультета. Но эта тема обычно затрагивается мимоходом, для Драко ее вообще объезжают стороной, сообщив, что он не стал ПС и теперь весь Слизерин с ним не разговаривает, а для Гарри - Рон вскипает, Герм дает ему по шее, далее с их стороны следует исключительно доброжелательность и поддержка, остальные вообще не обращают внимания.

Вранье.

Пойти, что ли, попросить кого-нибудь написать такой шип с долгим жеванием именно социального внутреннего конфликта? Хотя бы для разнообразия...

@темы: Гарри Поттер, заметки на полях

Абрикосовый бренди распутает узел гортани (c) chtez
Когда наконец разгребли развалины Хогвартса, разрушенного за пару дней до Последней битвы, оказалось, что подвалы Слизерина целы и невредимы. «Даже твои драгоценные склянки с зельями не разбились», - с горечью думал он, спускаясь по присыпанной щебнем лестнице.

Обойти ослабевшие без хозяина и поддержки магии замка охранные заклинания оказалось несложно. В комнатах на всем лежал толстый слой пыли. «Сейчас ты вздернул бы свой длиннющий нос и скорчил брезгливую гримасу. Ты всегда был аккуратистом, даже в детстве».

Взмахом палочки он убрал пыль. Поежился от каменного холода. Покачался на каблуках, вглядываясь в полумрак, едва рассеиваемый Люмосом. Зажигать свечи не хотелось.

Мантия, небрежно брошенная на кресло, нарушала строгий порядок, царящий в комнате. Он поднял ее, встряхнул, огляделся в поисках шкафа, но передумал. Ткань в его руках источала едва заметное тепло и знакомый легкий аромат, тающий в затхлом воздухе. Он поднес ее к лицу, прижался щекой к жестковатой шерсти. Материал был похож на тот, из которого шили ученические мантии. Он напоминал о детстве, юности, тех годах, из которых родом было воспоминание о тонком запахе, не похожем ни на какой другой. «Я чувствовал его даже сквозь пары зелий и мускусный угар страсти…»

Мантия пришлась ему точно по размеру. Он очень исхудал с тех пор, как был стройным широкоплечим юношей. «Стал совсем как ты…»

Годы сделали их, таких разных в прошлом – совпадали разве что рост да цвет волос - удивительно похожими. «Со спины нас, наверное, легко спутать… Та Авада Петтигрю наверняка предназначалась мне».

Кутаясь в теплые складки ткани, он невольно представлял, что это ласковые руки обнимают его, защищая от выдыхаемого стенами холода. Память осторожно подсовывала редкие картины, немногие дни и часы, которых могло бы быть гораздо больше, не будь они так глупо горды…

В ночь после проклятого Трехмагового Турнира он думал, что удастся начать все сначала. Не получилось. Он знал, из-за чего, но не знал, из-за кого. «Как будто это что-то меняет…»

Из-за спины раздался странный звук, не то вздох, не то всхлип:

- Сев…

«Ты не любил, когда тебя так называли» - успел подумать он, оборачиваясь.

Победитель Черного Лорда, герой войны, величайший волшебник современности, семнадцатилетний подросток и его крестник Гарри Поттер стоял в дверях, цепляясь за притолоку, и в его глазах гасла отчаянная надежда, подергиваясь пеплом горя утраты.

@темы: Гарри Поттер, обрывки

Абрикосовый бренди распутает узел гортани (c) chtez
Странное настроение, странное состояние, неопределенно-болезненное... теперь уже неизвестно откуда (хотя понятно, что от дедушки Фрейда) взявшаяся мысль, почему-то записанная на полях тетради, хотя обычно я этого не делаю... странный рассказ, который меня саму немного пугает. Верующие и люди, трепетно относящиеся к Библии - не читайте.





Комплекс Каина



- Где брат твой, Авель?



Что мне ответить Ему? Что мой брат – во ржи на другом краю поля, и красный ручеек течет с виска его на землю?..



* * *



… гремит гроза, молнии кромсают черное небо, и ветер врывается в пещеру, и воет, воет, воет…



- А-а-а!!!



Я выкатываюсь из-под толстой шкуры, мне страшно, страшно, страшно, мне пять весен и я боюсь грозы, я бегу от страха к единственной защите, которая есть у меня в этом мире, к отцу и матери, к матери, от которой пахнет молоком и медом и у которой мягкие руки, к отцу, у которого есть большая дубина, он прогнал ею волка, а волк выл так же, как ветер… я вбегаю в их пещеру…



Мама стонет. Отец стонет тоже, но мама – громче. Отец прижимает ее к ложу, к шкурам. У нее белые бедра, и глаза закатились, видны одни белки и лишь иногда – темные, огромные, дикие зрачки. Отец тяжело дышит и мнет ее полную грудь.



Мне становится еще страшнее, но теперь совсем по-другому. Ветер страшен, потому что он злой, и гроза – Его гнев, но то, что происходит сейчас… непонятно… страшно…



- Папа!



Я и сам не ожидал услышать свой голос, и он прозвучал так странно, тоненько и испуганно и странно…



- Папа, отпусти маму! Ей же больно!



Мать вздрогнула. Отец дернулся еще раз и обернулся.



- Иди к себе, Каин! – отрывисто, задыхаясь, очень зло сказал он. Я попятился. Я никогда не видел отца таким. Он никогда так со мной не говорил.



- Иди… иди к себе, сынок… - выдыхает мама. И от этого мне становится совсем страшно. Я разворачиваюсь и бегу к себе, и зарываюсь в одеяла, укрываясь от ветра и грома, но больше всего – от стонов и белых-белых полных бедер в темноте…



* * *



Горит полдень, испепеляющий жар гонит все и вся в тень, и я следую его велению и собственному желанию. В роще есть озеро, полузаросшее камышом, и туда я иду, к прохладе и чуть затхлому запаху воды, как всегда хожу в такие жаркие полуденные часы, вот уже тринадцать весен…



Мать уже там. Но я подхожу тихо, и она не замечает меня, не погружается, как обычно, в воду по шею, не машет мне, прося уйти или отвернуться, не спешит на берег, где лежит в траве бесформенной кучкой одежда. Она стоит недалеко от берега, черная вода едва прикрывает колени, и я застываю, глядя на белый-белый силуэт, округлый и гладкий, и встает перед глазами та картина из детства – полные бедра и низкие стоны, и страх перед непонятным, но отчего-то он так сладок, этот страх, и в животе вдруг начинает приятно тянуть, а между ног подрагивает…



Из-за спины вылетает с веселым визгом Авель, огибает меня и с разбега бухается в озеро. Мать оборачивается и, ахнув, садится в воду. Мне жарко, но вместо того, чтобы сбросить одежду и последовать за братом, я отворачиваюсь и убегаю в лес.



* * *



Их как будто стало двое. Есть мать, мама, она готовит мне обед и мимоходом треплет по голове, от нее пахнет молоком и медом. Но где-то рядом всегда есть Она, у нее белые бедра и дикие глаза, и от разметанных волос исходит пьянящий запах мускуса, но к нему почему-то примешивается такой неуместный аромат молока…



* * *



Она спит. В пещере желтоватый полумрак, и в нем ее кожа кажется темной, совсем не такой, какой она была тогда, ночью – сиренево-белой… Она спит, шкуры-покрывала сползли, обнажив полную грудь, и я подхожу ближе. Она ровно дышит, и грудь поднимается и опускается, поднимается и опускается… Я не помню, зачем пришел сюда, я не могу оторвать взгляда от размеренного ритма движений, и рука тянется, тянется, пока ладонь не касается мягкой податливой плоти, плотной светлой кожи и нежного темно-коричневого расплывшегося соска.



Я вздрагиваю, пальцы чуть сжимаются. Она поворачивает голову и смутно выговаривает:



- Адам…



И открывает глаза. В них сонный туман, потом узнавание, непонимание и легкий испуг.



- Каин?



* * *



Отец был очень зол. Я живу теперь в пещере на дальнем краю поля, далеко от матери и от Нее, но Она приходит ко мне по ночам, странные сны, где смешиваются белые бедра в темноте и темная мягкая грудь в желтом полумраке, и светлый силуэт по колено в черной прохладной воде. И я наполняю пещеру своими стонами, извиваясь на шкурах от томительного ощущения внизу живота, а потом вытираю о них липкие ладони.



* * *



Я заметил белую тень у озера, там, где всегда купалась Она, и прокрался к берегу, следил за светлым силуэтом, нарезанным на полоски стеблями камыша, так сладко ухало внизу живота, как ночью, когда мне снились полные бедра и стоны, а когда белая тень выбралась на берег в фонтане брызг – оказалось, что это Авель.



* * *



- …во славу Твою! – заканчиваем мы в один голос.



Нож вспарывает горло ягненка, и алая струя плещет в огонь. Руки Авеля в крови, но лицо его чисто и торжественно, и ярко горит пламя, поглощая жертву, кровь вскипает на сучьях, плывет густой смрад горящего мяса и шерсти.



Я щедрыми горстями сыплю в огонь своего костра золотые зерна, охапками бросаю колосья. «Во славу Твою!» - шепчу я, но огонь робко прячется, не желает прикасаться к моему приношению… почему? Почему? Почему Он не хочет принимать мою жертву?



«Потому что ты грешен» - раздается у меня в голове бесплотный голос, не похожий на Его глас, каким я его себе представлял. И когтистая лапа неведомого зверя сжимает сердце.



Отец и мать согрешили, возжелав плодов с Древа Познания. Не того же ли желаю и я, корчась на шкурах ночами?..



* * *



- Каин?



В уголках губ подрагивает боязливая улыбка, сомневаясь: стоит ли ей появляться на свет? Лучатся сочувствием глаза в обрамлении длинных и густых, как у телят, которых он пасет, ресниц. Я отворачиваюсь и молчу. Смотрю, как кивают под ветром колосья.



- Каин… не надо, не огорчайся…



Теплая ладошка легко ложится на плечо. Мягкая, как у матери… а у меня руки грубые, в черных трещинах, в мозолях, с толстыми кривыми ногтями. Я рассматриваю их, будто надеясь увидеть что-нибудь новое, но вижу все те же свои руки, с толстыми ребрами сухожилий и глубокой свежей царапиной на указательном пальце.



- Ну не надо…



Обходит, присаживается на корточки передо мной. Помедлив, все-таки улыбается. Авель, Авель… малыш…



От него пахнет молоком. И медом. И совсем немного – мускусом.



У него ладони, как у матери. У нее… у Нее. мягкие ладони и запах молока и меда, и совсем немного – мускуса…



Что со мной? Что…



- Каин? Что ты дела… Каин! КАИ-И… ммфф...



* * *



…у него узкие загорелые бедра, и моя ладонь шарит по его груди, но не наполняется мягкой податливой плотью, только упругие и, ах, какие слабенькие по сравнению с моими мышцы… но мне горячо и тесно, и так хорошо, хорошо, хорошо, что я даже не понимаю и не замечаю, что это кровь позволяет мне так легко скользить, его кровь…



* * *



… он уткнулся лицом в землю и не движется, даже не меняет позу, пока я не переворачиваю его на спину. От моего прикосновения он вздрагивает и сжимается. Из разбитой губы по подбородку течет кровь, к ней прилипла земля. Похоже на раздавленную ягоду черной смородины.



- Авель… - неизвестно зачем говорю я. Он не отвечает, только глаза выкатываются из-под припухших век. Белки исчерчены красными прожилками. Зрачки огромные, как у нее в ту ночь…



У отца тоже были такие зрачки, расширенные и пустые.



Авель смотрит на меня без всякого выражения. Он похож на отца.



У него такой же нос и такие же густые кустистые брови.



Темный пух над верхней губой.



У отца густая темная борода.



Иногда он соскребает ее острым камнем, и тогда становится видно, что у него твердый подбородок.



У Авеля такой же. Разве что немного круглее.



У него широкая грудь с четким рельефом мышц и плоский живот.



Он похож на отца.



Что сделает со мной отец, когда узнает?



Что?



Он убьет меня.



Если…



Если я не убью его раньше.



Авель смотрит на меня пустыми огромными зрачками. И мне становится страшно. Как в ту ночь. Но здесь не шкур, чтобы укрыться. Нигде на свете нет ничего, что могло бы укрыть меня от этого взгляда.



Моя рука, бесцельно шарящая по земле, натыкается на камень.



Он гладкий и теплый от солнца. Он касается моей ладони, как Ее грудь. Мои пальцы сжимаются вокруг него. Но он не поддается под ними, как поддавалась упругая плоть. Он твердый.



Он поднимается в воздух – моя рука поднимает его в воздух, высоко и легко, как горсть зерен – и опускается на висок Авеля, где хрупкая кость едва прикрыта тоненькой кожицей и голубой паутинкой вен. Камень разрывает кожицу и паутину, и проламывает кость. Авель даже не вздрагивает. Только огромные зрачки становятся еще больше – а потом медленно закатываются под тяжелые веки.



Я смотрю на камень. Он окрашен с одной стороны красным. Это похоже на целую горсть раздавленной черной смородины, только без шкурок и зерен. Просто сок.



Я убил отца.



Нет.



Я убил Авеля.



Авеля.



Авеля.



Моего брата Авеля.



Колосья уже долго хлещут меня и хрустят, сминаясь под ногами, прежде чем я понимаю, что бегу. Через поле. Прочь от Нее, и убитого мною отца, и Авеля… брата моего Авеля… брата…



- Где брат твой, Авель?

@темы: original, фики, Библия

07:45

Абрикосовый бренди распутает узел гортани (c) chtez
Как вы думаете, какое здесь ПОВ? В смысле, от чьего лица?



Акростих



Добро победило. Радуйтесь. Радуйтесь!..

Рассвет топит в себе луну.

Ave спасшим мир мажий и маггловский!

Комок в горле – крику, как пробка – вину.

Опаловый крест в круге черного пепла,

У края губ – алая черта.

Мальчик мой… Мир недостоин света,

Если в нем не будет тебя.

Раскинув руки, на жирных хлопьях,

Оставшихся от кровавых жертв,

Драко, в обуглившихся лохмотьях…

Умер? Мертв? В слове смысла нет.

В этой партии оба мы – пешки,

А la guerre comme a la guerre.

Над одною, разбитой в щепки,

Черной – время ли плакать теперь?

Измученная, память скачет, как мячик,

К прошлым дням из злого сейчас…

Светлый нимб волос… Одуванчик,

Драгоценный сиянием глаз.

Уходит ночь, унося с собою

Лунное жидкое серебро.

О тебе буду долго я помнить,

Вот только жаль – не о нас с тобой.

Если бы… Нет, на what if's не стоит,

Тратить время. Пора уже…

Раз! – взмах палочкой, и два слова…

О ком-то memento, а мне, как тебе -

Мori.

@темы: Гарри Поттер, стихи

17:51

Абрикосовый бренди распутает узел гортани (c) chtez
Гады проиграли. Опять. Злорадное ура.

Прочитала тот фик про гермафродитов. Он оказался на удивление хорошо написанным и в целом - весьма, весьма... хотя конец мне не понравился. Как-то зажеванно... и не в тему... Но сцена Гарри/Люциус просто великолепна.



Amanuensis

As Sharp As Sunlight

SUMMARY: A squicky fate awaits our heroes after their defeat. Can anything be salvaged?

NOTES: Part of the "Beloved Enemies" Harry/Lucius Fuh-Q Fest. Scenarios Number # 141.Voldi has won the war. Harry, Sirius, Remus (any other good guys you want) got captured. Instead of killing them Voldi turns them into hermaphrodites, binds their power (slave bracelets anyone?)and gives them to his loyal followers (Lucius, Severus) as sex slaves, concubines, what ever, to give birth to more wizards. (Edges)

WARNING: MPREG, non-con and character death.

PAIRINGS: Sirius/Remus, Sirius/Snape, Lucius/Harry, Draco/Hermione

RATING: NC-17

http://www.titti.co.uk/thinline/assharp.html



Current music: Avrel Lavigne - AudioTrack 10

@темы: ссылки

Абрикосовый бренди распутает узел гортани (c) chtez
Кладбище



Мы всегда приезжаем сюда в этот день, весной. За окном открывается живописнейший вид: озеро, в котором отражаются развалины замка. И между ними – кладбище. Я остаюсь в машине, а он пересекает шоссе и идет к ровным рядам надгробий – белых, серых, из красного или черного гранита. Останавливается перед первым из них; склоняет голову. Переходит к следующему. К следующему. И к следующему…



Он читает имена на могильных плитах. Одно за другим. Я знаю это, потому что когда мы приехали сюда в первый раз, я пошел вместе с ним. Потом я никогда этого не делал, но тогда я еще не знал… Я следовал за ним от надгробия к надгробию, отставая на два шага, и слышал, как он произносит имя за именем, и каждый раз добавляет: «Простите…»



Джон Велси. Простите. Амалия Адкопф. Простите. Джастин Финч-Флетчли. Прости. Арчи Закстер. Простите. Вероника Ташен-Флагг. Простите. Амос Диггори. Простите. Джереми МакЛоган. Простите. Ванесса МакЛоган. Простите. Блейз Забини. Прости. Таннета Форкенштайн. Простите. Маркус Флинт. Прости. Колин Криви. Прости. Деннис Криви. Прости. Джанет Варт. Простите…



Сотни имен. Может быть, даже тысячи. Это большое кладбище. Не знаю, как я их запомнил. Но я помню, все до единого.



Вариша Танн. Простите. Джулиан Будро. Простите. Агата Тиммс. Простите. Лаванда Браун. Прости. Симус Финнеган. Прости. Хассан Мустафа. Простите. Джек Порстон. Простите. Флер Делакур. Прости. Джоан Роулинг. Простите. Виктор Тратто. Простите…



Мы приезжаем рано утром, но солнце уже перекатывается через зенит, когда он добирается до последних могил. Высеченные на них имена, видимо, означают для него нечто особенное, потому что у этих камней он задерживается гораздо дольше.



Чарльз Уизли. Прости. Вильям Уизли. Прости. Джинни Уизли. Прости меня, малышка. Фред Уизли. Прости. Джордж Уизли. Прости. Персиваль Уизли. Прости. Молли Уизли. Простите. Артур Уизли. Простите. Рональд Уизли. Прости, Рон, старина Рон… Гермиона Грейнджер. Прости, Герм.



У него блестят глаза. Но он не плачет.



Рубеус Хагрид. Прости меня, Хагрид… Филиус Флитвик. Простите, профессор. Ремус Люпин. Простите. Сириус Блэк. Прости, крестный. Минерва МакГонагалл. Простите. Альбус Дамблдор. Простите.



Это последняя могила в последнем ряду. Но есть еще одна. Чуть в стороне, возле обгорелого остова огромной ивы, в траве лежит черный камень. В тот самый первый раз, произнеся последнее имя, он внезапно повернулся ко мне – я даже вздрогнул, мне казалось, что он давно забыл о моем присутствии – и бесцветным голосом произнес: «Не ходи туда. Не надо. Подожди меня в машине, ладно?»



Я послушался. И не стал задавать вопросов. Было в его глазах что-то такое… хотя нет. Не было. Ничего в них не было. Они были пустыми, как будто он умер много-много лет назад. И блестели.



Поэтому я не знаю, чье имя начертано на черном камне. Но он долго стоит перед ним, сырой и студеный ветер с озера треплет его непослушные волосы, прикладывает холодную ладонь ко лбу, туда, где на гладкой коже – темно-красный тонкий рубец в виде молнии. И солнце уже вовсю соскальзывает в закат, когда он возвращается в машину, забирается на заднее сиденье – после посещения этого места он предпочитает сидеть там. На щеках его видны белые змейки – следы слез.



В молчании мы возвращаемся домой. Он выглядит полностью погруженным в себя, мне иногда кажется, что я один сижу в пустом салоне, что он – лишь моя нелепая фантазия. Но один взгляд в зеркало заднего вида доказывает обратное: его лицо бледным пятном виднеется в сгущающемся полумраке. В таком освещении он выглядит до невозможности юным, совсем мальчишкой.



Мы вместе уже много лет, но я до сих пор удивляюсь, что он нашел во мне. Представляя нас рядом, я не могу придумать более неподходящую пару: он, зеленоглазый, хрупкий и сильный одновременно, дьявольски привлекательный – и я, высокий и худой, с длинным крючковатым носом и черными волосами, которые, сколько их не мой, выглядят противно-сальными. Но когда я спрашиваю его об этом, он только грустно улыбается, и его взгляд на минуту устремляется в неведомую мне даль.



Этим вечером мы не будем заниматься любовью. Он будет долго лежать, глядя в темноту, не позволяя обнять себя, пока не забудется сном. Во сне он будет бормотать странные бессвязные слова: «Умерли… все умерли… я выжил… Авада Кедав… умерли… Рон!.. Экспеллиармус… Мерлин, Малфой!.. Фините… все умерли… умерли…» А перед самым рассветом он проснется от собственного крика: «Северус!!!» И рухнет мне на руки, задыхаясь, всхлипывая, отчаянно комкая простыни, не видя и не понимая ничего, уставившись в никуда, шепча: «Мальчик-который-выжил… Я выжил… они нет… все, все!.. мальчик-который-выжил… один… мальчик и магглы… последняя битва… мальчик-который-выжил… а ты – нет… Северус, Сев… я выжил… почему…» Я буду гладить его по спине, по взъерошенным волосам, стирать слезы со щек. И буду стараться не думать о человеке, которого он так отчаянно зовет. Я догадываюсь, что это его имя выбито на черном могильном камне. Я догадываюсь, почему он всегда молчит, даже на самом пике страсти закусывая губу и не выпуская рвущееся на свободу имя. Я даже догадываюсь, почему иногда, обращаясь ко мне, он делает странную паузу, будто вспоминая, как меня зовут.



Я догадываюсь о многом. Но мне страшно узнать, что все мои догадки – правда. И потому я никогда его ни о чем не спрошу.

@темы: Гарри Поттер, фики

00:07

Абрикосовый бренди распутает узел гортани (c) chtez
Что ж, господа, вернее, дамы... меня ночью прошибло на писание. Я, как и Тавалия, боюсь того, что пишу заполночь, так что прошу вашего непредвзятого и строгого мнения...



Еиналеж



Все говорят, что мы похожи, как две капли воды.

А я скажу – как отражения в двух зеркалах, глядящихся друг в друга.

Я смотрю на тебя, и на ум приходят слова старой книги – мало кто мог бы предположить, что я ее читал: «Что яблоня между лесными деревьями, то возлюбленный мой между юношами».

Я произношу их вслух, и ты улыбаешься.

Не потому, что это звучит высокопарно.

Просто ты подумал о том же.

«Возлюбленный мой бел и румян, лучше десяти тысяч других…» - отвечаешь ты.

Я верю.

Я знаю, что красив – ведь я знаю, что красив ты, что прекраснее тебя нет никого под этим небом, а мы похожи, как две капли воды. Или как отражения в зеркалах…

«…Глаза его – как голуби при потоках вод, - продолжаешь ты, купающиеся в молоке, сидящие в довольстве…»

В твоем взгляде я читаю слова, бледное эхо которых слышу в строках древних гимнов. Их нельзя произносить вслух – нет ни в одном языке звуков, способных передать их. Эти слова слышны только сердцу.

Я их слышу.

Значит, и ты слышишь.

Ведь мы похожи, как отражения в зеркалах…

Даже мама нас бы спутала.

Но ее здесь нет.

Только ты и я.

Я подхватываю цитату, возвращаясь к началу: «Да лобзает он меня лобзаньем уст своих!»

«Ибо ласки твои лучше вина» -
печально усмехнувшись, вздыхаешь ты.

Я повторяю твою улыбку. Один в один.

Ведь мы похожи, как отражения в зеркалах…

И даже больше.

Твои волосы отражают призрачный лунный свет, струящийся ниоткуда. В его лучах пряди похожи на шелк и бархат одновременно. Я прикасаюсь к своим волосам, чтобы проверить. Действительно – шелк и бархат.

У меня твои волосы.

От глади зеркального стекла отскакивают серебряные блики, танцуют на твоих щеках, которые «цветник ароматный, гряды благовонных растений».

У меня твоя кожа.

Ты распрямляешь ладонь, будто показывая мне линии своей судьбы, и прижимаешь ее к прохладной поверхности. Я делаю то же.

У меня твои руки.

Наши пальцы разделены тонкой перегородкой, и иногда мне кажется, что я чувствую их тепло. Но я знаю, что это невозможно. И все же…

«Он ввел меня в дом пира, и знамя его надо мною – любовь».

Наши взгляды смыкаются, и там, где их скрещенье согревает поверхность зеркала, начинает рождаться марево, из которого выступает видение…

«О, ты прекрасен, возлюбленный мой,

и любезен!

И ложе у нас – зелень;

Кровли домов наших – кедры,

Потолки наши – кипарисы…»

Жар пронизывает тело. Оторви руку от стекла – останется влажный след…

Еиналеж еонте вазе овсеома саяб есень шидиву енмов.

Наконец – протяжный выдох, и…

«Левая рука его у меня под головою,

а правая обнимает меня.»

Видение тает. Я вновь вижу тебя. Ты устало улыбаешься. По твоему телу растекается приятное утомление… верное слово – истома. Я знаю, потому что чувствую то же самое. А мы с тобой похожи, как отражения в зеркалах…

И даже больше.

У меня твои волосы, твоя кожа и твои руки.

«Положи меня, как печать, на сердце твое…»

У нас различны лишь имена, цвет глаз и линии на ладонях.

«Как перстень, на руку твою…»

Ты во мне и неотделим от меня, как неотделим рисунок печати от сургуча, к которому ее приложили. И даже огню смерти их не разлучить – лишь уничтожить…

«Ибо крепка, как смерть, любовь.»

Внезапно поверхность зеркала подергивается рябью. Ты вздрагиваешь и отступаешь, помедлив, прежде чем оторвать руку от стекла. Я не двигаюсь.

Лишь когда ты исчезаешь в глубине зеркала, я опускаю руку и прижимаюсь разгоряченным лбом к приятно холодному стеклу. И долго смотрю в глаза собственному отражению. Оно похоже на тебя, как две капли воды, за исключением одного – у него зеленые глаза.

А у тебя серые.

Чувствуя, как прохлада Еиналеж ласкает рубец моего шрама-молнии, я шепчу – и тишина замирает, вслушиваясь в звучание имени:

- Джеймс…



* * *



Вот так... Хочу сообщить, что на этом тему инцеста в своем творчестве я открыла и закрыла раз и навсегда. Могу сказать в свое оправдание только одно: на мой взгляд, если не считать связей крови, Джеймса и Гарри трудно назвать настоящими сыном и отцом. Гарри никогда не видел отца, не знал его, и роль father figure в его жизни исполняет, видимо, на данный момент Сириус. А до него были, скорее всего, Дамблдор и Люпин.

Более того (это к нашим с Мурбеллой беседам), на этой торжественной ноте я закрыла для себя инцест вообще. Хватит. (Ну, разве что "Предсказание" дочитаю... там до инцеста далеко пока...) Для того у меня есть причина, которую я посчитала важной.

Сегодня, всего пару часов назад, я смотрела фильм "Овод". И поймала себя на том, что все сцены с Артуром и Монтанелли наводят меня на мысли о... нехорошие, в общем, мысли. Тем более что оператор как-то такие ракурсы подбирает, многозначительные... А ведь это "Овод", произведение, на мой взгляд, очень чистое и красивое именно благодаря отсутствию в нем и намека на сексуальность. (Не поймите меня превратно: я не против сексуальности и эротики. Просто всего везде должно быть в меру. И кое-где секс не нужен, как не везде нужны, скажем, мордобои в стиле Джеки Чана.) Обнаружив же у себя такие ассоциации, я мысленно содрогнулась и решила, что пора бы пересмотреть некоторые свои взгляды. Пересмотрела. Процесс пересмотра вылился в см. выше.

Результат: я больше не буду читать про инцест. Никаких Драко/Люц (тем более что не такая я уж и фанатка этого дела, и без "Цветов осени" вполне могу прожить.... "И ты покинул меня" жалко). Никаких твин- и уизлицестов (тоже, на самом деле, немногого лишилась... хотя стоп. Хельгино "После свидания" и Кей Тейлор... обидно, досадно. Ну ладно.)

Все. Пошла спать. Спокойной ночи...

@темы: драбблы, Гарри Поттер

Абрикосовый бренди распутает узел гортани (c) chtez
Глаза слипаются, и стрелочка мышки сонно ползет к «Пуску». Но на столе материализуется любимая моя чашка, распространяя аромат крепкого черного кофе, над ней вьется пар, как над котлом с зельем, и мышь покорно перебирается к синей W.

Мне не нужно оглядываться, чтобы узнать, кто загораживает неяркий свет люстры у меня за спиной. Но я оглядываюсь и, пока на экране разворачивается белый нетронутый лист, наблюдаю, как неторопливо опускается на диван высокий мужчина в застегнутых под горло черных одеждах. «Мой личный Черный Человек» - усмехаюсь я про себя. Он слегка наклоняет голову в церемонном поклоне. Я отвечаю тем же.

У гостя удивительно красиво вылепленные кисти рук, и мое неначатое художественное требует: «Карандаш и бумагу, немедленно!» У кофе божественный вкус, но мне некогда им наслаждаться.

Шелковый негромкий голос. Пальцы стучат по клавиатуре апрельской капелью, время от времени замирают в воздухе, дожидаясь рождения единственно верного слова, и с первым его младенческим криком вновь обрушиваются на клавиши. Я не вижу, но знаю, что мужчина за моей спиной откинул голову на спинку дивана и, прикрыв глаза, улыбается. На другом лице этот чуть видимый изгиб рта едва ли заметили бы, но ради того, чтобы эта улыбка чаще появлялась на его губах, я готова не спать из ночи в ночь.

До последней точки еще далеко, сюжет лишь карабкается к пику – но сферы пространства-времени сходятся, пересекаясь, и ночь за окном приникает к стеклу, как десятки и сотни пар глаз – к монитору. Мне приятно думать, что многих из тех, чьи взгляды чудятся в ночи, я знаю. И видится – тот, кто стоит у Хельги за правым плечом и кого она называет «своей синеглазой музой», перестав шутить и балагурить и отставив ее кружку, из которой только что нахально и без спроса отпивал зеленый чай, серьезнеет и наклоняется к располосованному черным и зеленым экрану. Мой гость видит то же самое – и я слышу насмешливое: «Любуешься цветами Слизерина, Блэк?»

Реальность вздрагивает и сворачивается серебряной змеей на зеленом поле, и на краю сознания возникает образ: сотканные из букв и электронных импульсов руки тянутся друг к другу сквозь мыльные пузыри миров, быстрее дробь клавиш, текст летит к концу, и кончики ищущих пальцев находят друг друга. Руки обретают плоть, пальцы сплетаются…

Я не успеваю ощутить мгновенный укол зависти. Шелковый голос роняет финальные слова, черной звездой в белом небе вспыхивает точка. Мир раскручивается обратно, пространство-время размыкается, возвращая сферы Вселенных на места.

Полуостывший кофе приятно бодрит. Шуршит ткань – мой ночной гость встает. Обернувшись, я встречаюсь взглядом с черными непроницаемыми глазами, вижу, как, бегло просмотрев строчки на экране, он одобрительно кивает и приподнимает уголок губ. Это означает благодарность. Немного, но мне хватает – остальное добавят другие, те, кто прочитает белые слова на черно-зеленых полосах.

Он выпрямляется, и я протягиваю руку – время прощаться. От меня он не уходит по-английски. К ладони прикасаются прохладный тонкие пальцы, к тыльной стороне – сухие узкие губы. И он исчезает. «Дисаппарируется» - подсказывает память непонятное многим слово.

Усталость возвращается из изгнания, и веки тяжелеют. Лечь… уснуть… Уснуть – и видеть сны, быть может?..

@темы: авторское

19:52

Ночью.

Абрикосовый бренди распутает узел гортани (c) chtez
На покрывалах, заботливо застеленных домовыми, ни морщинки. Холодок стекла пробирается в пальцы. Огневиски пряно жжет горло. Привычный маршрут от камина к двери: четыре широких шага туда, поворот, четыре обратно.



«Мерлин! Это черное пламя, его глаза – как я мог жить без них все эти годы? Это была не жизнь – так, жалкое существование, и не дементоры тому причиной… Если бы в Азкабане я лишь раз в день видел его, на миг, как призрака, скользнувшего мимо – я был бы счастливейшим человеком на Земле. Но как презрительно поджались его губы, когда он взглянул на меня… он даже не снизошел до того, чтобы меня ненавидеть. Даже за Хижину – только презрение, густое и липкое, как смола, не ототрешься… Хотя на одну секунду мне показалось… что в его взгляде… взошло солнце – в черноте ночи, так красиво! – и согрело меня… нет. Не может такого быть. Просто показалось. Просто я очень хотел этого, вот и… я всегда видел то, что хотел, своей выдумкой заменяя истину. Это стоило жизни Лили и Джеймсу… из-за этого я, гриффиндорец, влюбленный в слизеринца, послал его на верную смерть… потому что я должен был его ненавидеть, хотел его ненавидеть – и не захотел признаваться себе, что люблю! Потребовались годы в Азкабане, чтобы я признался себе. А сколько уйдет на то, чтобы решиться открыться ему? Месяцы? Годы? Десятилетия?



Минуты. Я пойду к нему и все расскажу. Иначе я никогда не решусь. Сейчас или никогда.»



«Я не могу. Я так больше не могу. Лучше сразу к Волдеморту. Сегодня он так посмотрел на меня, что я подумал… Не думай, не смей! Ты сам это выдумал, нафантазировал, ты врешь сам себе, ты всю жизнь врешь сам себе, хватит, хватит… Но в его синих глазах была улыбка утреннего неба, и мне показалось… Нет, невозможно. Он ненавидит меня, он всегда меня ненавидел, с самого детства, он рассмеется мне в лицо… Что ж, я прощу ему. Как простил все издевательства и насмешки, тычки и подножки, как простил даже Визжащую хижину… ему так легко прощать любые грехи, стоит только увидеть его улыбку. За одну такую улыбку, подаренную мне, именно мне, я отдам жизнь. Вручу ему и скажу: «Делай что хочешь, можешь убить меня сейчас, можешь даже засунуть в Азкабан – я буду счастлив..!» Азкабан… Он не простит мне. Не простит той ночи, не простит дементора – Мерлин, как я мог, как я мог, но я искренне считал его убийцей, тринадцать лет я думал, что люблю убийцу, предателя, и ненавидел себя за то, что не мог справиться с этим чувством, и ненавидел его за то, что не мог его разлюбить…



Я должен ему сказать. Простит он меня или нет – одной судьбе известно, но я должен ему сказать. Сейчас. Немедленно. И будь что будет…»



Хлопает дверь. Шаги спешат по коридорам, изменчивым лестницам, бесчисленным спутанным переходам замка. Охранные заклятья сняты, и дверь не заперта, но в комнатах пусто, и только едва тлеет камин, на котором стоит стакан с недопитым огневиски. Никого.



«Никого! Он ушел! Куда? Постель не тронута… К кому? Флитвик, Дамблдор, Хагрид… не то, не то… школьники? Малфой… Гарри говорил, что он прощает ему любой проступок… да нет, он не стал бы с учеником, у него всегда были какие-то дурацкие принципы… но Драко так смотрит на него… Мерлин, какой я идиот… какая разница, с кем он? Главное, что не со мной… и не будет со мной… кому нужен выжатый Азкабаном досуха обломок человека? Нет, прочь отсюда…»



«Никого… Где же он? Что, если с ним что-нибудь… здесь, в Хогвартсе? Опомнись! Скорее уж с ним кто-нибудь… Кто? Люпин, наверное… А ты думал, он будет дожидаться тебя? Тебя, сального болвана из детства, способного разве что морочить самому себе голову пустыми грезами и несбыточными мечтами, годному только для подначиваний и розыгрышей… Остынь! Возвращайся к себе, уползай в свою скорлупу, пугай детишек…»



Обратный отсчет поворотов и ступеней. Оглушительный стук захлопнутой двери. Прохлада стакана, выпитое залпом огневиски, покрывала безжалостно отброшены в сторону. Но руки еще долго измученно комкают подушку, прежде чем приходит утомительный сон.

@темы: Гарри Поттер, обрывки

20:00

Она

Абрикосовый бренди распутает узел гортани (c) chtez
… она касается Вашей щеки. Так легко, невесомо… Чуть ниже уха, там, где высокий воротничок приоткрывает кусочек белой кожи, над изгибом сильной челюсти. Вы говорите – слова минуют сознание, оставляя лишь плавную мелодию, низкие шелковые интонации, и под эту музыку она начинает движение. Медленно, так медленно… скользит вдоль щеки, неощутимое призрачное прикосновение… как я хочу повторить его… Я часто думаю, какой была бы Ваша кожа под моими пальцами – атласно-гладкой или бархатистой? А она знает эту тайну… как же я ей завидую…

Вы поворачиваете голову, и она смелеет. Одним быстрым движением преодолевает остаток пути – и замирает у самого уголка Вашего рта. Я закусываю губу, чтобы не выдать себя, вскипающую в сердце ревность. Она смеет касаться Ваших губ! Вы позволяете ей это! О, я отдам все за то, чтобы вот так же, как она сейчас, притронуться к ним, почувствовать чуть влажную теплоту, ощутить, где начинается четкий бледно-розовый контур, так изыскано очерчивающий Ваши губы.

Вы едва заметно хмуритесь. Вам не нравится, что она позволяет себе такие вольности. Но она не обращает внимания. Я смотрю на нее, умирая от ревности и зависти, и удивительно ясно понимаю, что люблю ее. Тонкую, гибкую, черную – я люблю ее так же, как и Вас. И так же мечтаю дотронуться до нее, как и до Вашей щеки, Ваших губ, Вашей руки, которой Вы, замолкнув на мгновенье, смахиваете ее эфирное прикосновение.

Я еле удерживаюсь, чтобы не застонать от разочарования. Мне был так мучительно сладок этот маленький спектакль… Вы продолжаете урок, а я, наблюдая за Вами и тщетно пытаясь вслушаться в слова, а не плыть по течению Вашего чарующего голоса, ловлю себя на том, что невольно пытаюсь угадать ее, счастливицу, предмет моей сегодняшней ревности и любви, среди других – таких же черных, гибких и невыразимо прекрасных черных прядей Ваших волос.

@темы: драбблы, Гарри Поттер